Реку нужно было очистить от наносов на два километра от устья. На этом отрезке она текла почти прямо — значит, буксировать смонтированную трубу будет сравнительно легко.
Землечерпалки работали день и ночь без перерыва. Натужно пыхтели паровые машины, отхаркивая черный дым и белый пар, бесконечной цепью бежали вверх и вниз черпаки, чавкая, поднимая обильно струящийся водой песок и выплевывая его на баржи. Однообразно, медлительно, ритмично бежали конвейеры с черпаками. Когда широкая плоскодонная баржа наполнялась, ее зачаливал буксирный пароходик и утаскивал вверх по реке с тяжелым, насыщенным влагой грузом.
Ночами ярко светили прожекторы.
Порой разражались бури, и грохот прибоя, доносясь сюда, заглушал пыхтение паровиков и чавканье черпаков.
А затем опять взялись за дело сварщики. Небольшая часть их работы была сделана уже раньше, в бухте. Сваренный кусок трубы с большим трудом выгрузили на берег.
Теперь нужно было сварить все секции, включая этот, уже готовый, доставленный на реку кусок, в две прямых трубы неодинаковой длины — тысячу триста и семьсот метров — и один небольшой коленчатый отрезок. Этим коленом водолазы уже в воде соединят вертикальную и горизонтальную трубы в одно целое.
Для удобства буксировки концы обеих готовых труб заделали широкими дисками, диаметром равными сечению труб. Крайние секции их имели на концах винтовые нарезы. Диски плотно ввинтили в трубы, которые оказались как бы закрытыми крышками. Пустые внутри, они приобрели огромную плавучесть. Три непропорционально маленьких буксирных парохода уже стояли впереди них наготове.
Однако приходилось ждать: в эти дни море опять бушевало, бухта кипела и пенилась. Рошфор запрашивал бюро погоды. Ответы были неутешительны: вряд ли на ближайшее время можно ожидать штиля.
Рисковать?
Чем дальше, чем глубже в осень, тем все меньше шансов на хорошую погоду.
В первый же день, когда волнение стало немного ослабевать, Рошфор, посоветовавшись с инженерами, распорядился приступить к буксировке.
Буксиры зачалили трубы. Несколько минут пароходики пыхтели, не сдвигаясь с места, а затем, натянув тросы, дымясь и звонко покрикивая, медленно-медленно поволокли трубы к морю.
Рошфор наблюдал с берега. Теперь обе трубы напоминали чудовищных змей, вытянувшихся на речной поверхности. Сходство довершалось буксирами, которые сбоку были похожи на маленькие змеиные головы. У большей змеи было две головы, у меньшей — одна.
Вот буксиры уже вышли в бухту, и высокие волны стали сильно подбрасывать и опускать их.
Затем очень медленно стали вытягиваться из устья на простор трубы.
Волны подхватили их и стали швырять из стороны в сторону, вверх и вниз. Их огромные полые тела представляли собой великолепные мишени для яростных ударов волн. Трубы глухо гудели, жалуясь и сопротивляясь.
А ветер усиливался. Громады валов росли, опрокидывались и вновь вставали, бесчисленные и неудержимые. Пушечным грохотом и ревом они старались заглушить металлический стон труб.
Буксиры по очереди скрывались за мощными грядами волн и попеременно возносились на их вершины.
Меньшая труба продолжала вытягиваться в бухту, и та часть ее, которая оставалась в реке, двигалась сначала спокойно. Потом и она начала раскачиваться медленно и плавно, а вышедшая в бухту часть трубы металась, словно ища спасения от крепнущих беспощадных ударов.
Большая труба выползала дольше.
И вот они уже обе в бухте.
Рошфор стоял, окруженный сотрудниками. Ветер орошал их дождем брызг и рвал плащи, унес шляпу Рошфора, но тот не заметил. Он пристально смотрел в бинокль на трубы. Еще недолго…
Кажется, волнение немного слабеет… Нет, наоборот, скорее усиливается.
Налетел бешеный порыв ветра, люди невольно пригнулись. Рошфор вскрикнул, но голос его утонул в реве прибоя: трубы несло на берег, и меньшая, более далекая от него, догоняла большую.
Буксиры отчаянно дымят, они напрягают все силы, танцуя на гребнях волн. Выдержат ли тросы?
Тросы держат.
Но трубы — слишком большая мишень для ветра и волн. Теперь трубы тянут за собой буксиры и все сильнее жмутся к берегу.
Рошфор невольно кричит, вытянув руки. Он слышит рядом с собой испуганные, взволнованные голоса. Но он смотрит, не отрываясь, туда, в море.
И вдруг страшный грохот потряс окрестность, пересилив даже вой ветра и орудийную пальбу волн: меньшая труба ударилась в большую, а та боком, во всю свою длину, грохнулась о берег. Трубы застонали, и берег ответил им чудовищным громом и стоном.
На палубах буксиров засуетились люди, скидывая тросы.
Теперь обе трубы метались по волнам, наклоняясь и стремительно уходя в воду.
Рошфор не мог оторваться от этого зрелища.
Он отчетливо видел огромные исковерканные тела труб. Страшный удар сломал их, смял, и сотни тонн морской воды хлынули в образовавшиеся огромные отверстия. Это уже были не трубы, а почти бесформенные груды металла. Они быстро потеряли плавучесть, ушли на дно, и на поверхности воды не оставалось ничего. Только кипели яростные волны и боролись с ними маленькие буксиры, пробираясь обратно в устье реки.
Вечером в номере Рошфора опять собрались основные работники строительства океанской станции.
Рошфор был молчалив. Плечи его опустились. Он не успел побриться. На щеках и подбородке вылезла неопрятная черная щетина, перебивавшаяся седыми и рыжими кустиками. Свет падал прямо на него. Он был некрасив: лысина, левая щека толще правой, в углах глаз мелкая сетка морщин.
Он случайно взглянул в большое стенное зеркало и пересел в тень.
Инженеры и Карл выглядели растерянными.
Долго никто не прерывал молчания. Все смотрели на Рошфора. Он, казалось, глубоко ушел в себя.
Наконец француз не выдержал.
— Я во всем виноват, мой план провалился, — глухо произнес он, и тик передернул его лицо.
Рошфор вскочил. Оцепенения как не бывало.
— Вы не виноваты, господин Карре, — громко сказал он, — не вы один, мы все не смогли предусмотреть того, что произошло.
— Господин Рошфор, — осторожно подбирая слова, сказал местный инженер, — вы понесли большие материальные потери. Думаете ли вы продолжать?..
— Обязательно! — воскликнул Рошфор, быстро поворачиваясь к нему. Игра только начинается!
Свет электрической лампочки блеснул в стеклах его пенсне, ослепительная улыбка осветила лицо. Он стал строен, молод, мешковатость исчезла, он был почти красив. Карл с восторгом смотрел на него.
— Прежде всего обсудим, стоит ли организовывать подъем затонувшей трубы.
