Джин Вулф - Пыточных дел мастер (Книги нового солнца, Книга 1)

Глава 6

Мастер Архивариус

- Кто здесь? - эхом раскатилось во тьме. - Я прислан с известием, - ответил я, стараясь не выказать страха. - Что ж, я тебя слушаю. Глаза постепенно привыкали к темноте, и я смог различить очень большую темную фигуру, движущуюся ко мне. - Это - письмо, сьер, - объяснил я. - Вы - мастер Ультан, архивариус? - Не кто иной, как. Он остановился передо мной. То, что я поначалу принял за какую-то светлую деталь одежды, оказалось седой бородой, доходившей ему до пояса. И, хоть я уже сравнялся ростом со многими из тех, кого считают взрослыми мужчинами, мастер Ультан был на целых полторы головы выше меня - настоящий экзультант! - Тогда примите письмо, сьер, - сказал я, протягивая конверт. Но он не взял письма. - Чей ты ученик? В голосе его вновь зазвучала колокольная бронза. Мне вдруг почудилось, что оба мы мертвы, тьма вокруг - кладбищенская земля, залепившая наши глаза, и колокол призывает нас в некий подземный храм. На светлом фоне бороды архивариуса будто бы появилось посиневшее лицо женщины, которую при мне вытаскивали из могилы... - Чей ученик? - снова спросил архивариус. - Ничей. То есть я - ученик гильдии, сьер. Письмо - от мастера Гурло, а обучает нас большей частью мастер Палаэмон. - И явно - не грамматике... Рука его медленно потянулась к конверту. - Отчего; и грамматике тоже. - Я вдруг почувствовал себя совсем маленьким - этот человек был стариком уже тогда, когда я родился... Мастер Палаэмон говорит, что мы должны уметь писать, читать и считать, потому что в свое время станем мастерами, и тогда нам придется вести переписку с канцеляриями судов, вести учет... - И посылать учеников с письмами наподобие этого, - перебил меня архивариус. - Да, сьер. Совершенно верно. - Что же в нем написано? - Не могу знать, сьер. Письмо запечатано. - Если я распечатаю письмо... - Послышался негромкий треск крошащегося воска. - Ты сможешь прочесть его мне? - Но здесь темно, сьер, - неуверенно сказал я. - Тогда придется звать Киби. Извини... Во мраке я едва мог разглядеть, как он, отвернувшись, приставил к губам сложенные раструбом ладони. - Киби! Киби!!! На этот раз голос архивариуса грохотал так, точно я оказался внутри колокола после того, как звонарь раскачал тяжелый язык. Откуда-то издали донесся ответный крик. Некоторое время мы стояли молча. Наконец в узком проходе меж двух (как мне тогда показалось) грубо отесанных каменных стен блеснул свет. К нам приближался плотно сбитый человек лет сорока, с плоским, бледным лицом и неестественно прямой осанкой. В руках он держал пятилапый подсвечник. - Наконец-то, Киби, - проворчал архивариус. - Ты принес свет? - Да, мастер. Кто это? - Гонец с письмом. А это - мой ученик, Киби, - церемонно сказал мастер Ультан. - Кураторы также объединены в гильдию, к которой принадлежат и архивариусы. Я здесь единственный мастер-архивариус, а согласно нашим обычаям, у каждого ученика есть наставник из старших членов гильдии. Последнее время при мне состоит Киби. Я сказал Киби, что считаю честью знакомство с ним, и - немного застенчиво - спросил, какой праздник гильдия кураторов считает своим. Подразумевалось, что Киби, без сомнения, видел великое множество этих празднеств, однако так и не был возвышен до подмастерья. - В этом году он уже прошел, - ответил мастер Ультан. Говоря, он повернулся ко мне, и в свете свечей я увидел его прозрачные, водянистые глаза. - Ранней весной.., Это прекрасный день. Именно в эту пору на деревьях обычно распускается новая листва... На Большом Дворе не было ни единого дерева, но я кивнул - и тут же, сообразив, что он не видит меня, сказал: - Да. И теплый весенний бриз... - Совершенно верно. Ты пришелся мне по сердцу, юноша... - Рука куратора легла на мое плечо - я не мог не заметить, что его пальцы темны от пыли. - Вот и Киби - еще один юноша, пришедшийся мне по сердцу... После меня он станет здесь главным библиотекарем. Знаешь, мы, кураторы, устраиваем шествие - по улице Юбар. Он шел рядом со мной, оба мы были одеты в серое... Кстати, каков цвет твоей гильдии? - Цвет сажи, - ответил я. - Тот, что чернее черного. - По обеим сторонам улицы Юбар и на эспланадах высятся тенистые дерева - дубы, сикоморы, каменные клены, утиные лапы... Говорят, это древнейшие деревья Урса. Лавочники выходят на порог посмотреть на мудрых кураторов, и, конечно же, книготорговцы с антикварами приветствуют нас. Наверное, мы в своем роде одна из весенних примет Нессуса. - Наверное, все это - очень впечатляюще, - заметил я. - В самом деле, в самом деле. И собор, к которому направляется наша процессия, тоже прекрасен. Частоколы свечей, сверкающих, словно отражение ночного солнца в глади морской. Шандалы из синего стекла, символизирующего Коготь. И мы, озаренные этим великолепием, свершаем ежегодный церемониал перед главным престолом... Скажи, ваша гильдия тоже устраивает шествие к собору? Я объяснил, что мы пользуемся часовней в Цитадели, и вслух удивился тому, что библиотекари с прочими кураторами покидают ее стены. - По праву положения, видишь ли. Подобно самой библиотеке - верно, Киби? - Воистину так, мастер. Лоб Киби был высок и угловат; седеющие волосы заметно отступали к затылку, отчего лицо его казалось совсем маленьким и чуточку младенческим. Понятно, почему Ультану, наверняка время от времени проводившему пальцами по его лицу, как мастер Палаэмон - по моему, он до сих пор кажется мальчишкой... - Значит, вы поддерживаете тесную связь со своими городскими коллегами, - сказал я. Старик огладил бороду. - Теснейшую, так как мы - и есть они. Эта библиотека является и городской библиотекой, и, кстати, библиотекой Обители Абсолюта. И заодно многими другими... - Выходит, всему этому городскому сброду разрешено приходить в Цитадель и пользоваться вашей библиотекой?! - Нет, - отвечал Ультан. - Просто сама библиотека простирается за стены Цитадели. И, думаю, не она одна. Дело в том, что содержимое нашей крепости гораздо обширнее, чем она может вместить. С этими словами он взял меня за плечо и повел вдоль одного из длинных, узких проходов меж уходящих вверх полок с книгами. Киби последовал за нами, подняв подсвечник повыше - наверное, не столько ради меня, сколько для собственного удобства, однако и я мог видеть достаточно хорошо, чтобы не натыкаться на стеллажи из потемневшего от времени дуба. - Глаза еще не подводят тебя, - сказал мастер Ультан через некоторое время. - Видишь ли ты что-нибудь впереди, в проходе? - Нет, сьер. Я и в самом деле не видел ничего. Колеблющееся пламя свечей выхватывало из темноты лишь бесчисленные шеренги книг - от пола до потолка. Кое-какие полки были разорены, другие - набиты до отказа; раз или два я замечал присутствие крыс, угнездившихся на полках, устроивших себе из книг жилища в два и даже три этажа и собственным пометом изобразивших на обложках буквы своего грубого языка. Книги были повсюду - ряды корешков из пергамента, сафьяна, холста, бумаги и сотни прочих, неизвестных мне материалов. Одни сверкали золотыми обрезами, на других просто чернели буквы печатного шрифта, а некоторые были снабжены бумажными ярлыками, пожелтевшими от времени, точно засохшие листья. - Несть конца из чернильницы начатому... - сказал мне мастер Ультан. - По крайней мере, так сказал один мудрец. Он жил очень давно - что он сказал бы, увидев нас сейчас? Другой же утверждал, что за возможность перерыть хорошую библиотеку не жаль и жизни. Хотел бы я посмотреть на человека, способного "перерыть" нашу - хотя бы один тематический раздел! - Я разглядываю переплеты, - сказал я, чувствуя себя крайне глупо. - Как повезло тебе! Хотя я рад. Я больше не могу видеть их, но хорошо помню наслаждение, с которым смотрел на них когда-то. Это было сразу после того, как я стал мастером-архивариусом. Мне было тогда около пятидесяти... Видишь, сколь долго длилось мое ученичество! - Неужели, сьер? - Да-да! Моим наставником был мастер Гербольд, и многие десятки лет мне казалось, что он не умрет никогда. Год за годом, год за годом, и все это время я читал. Пожалуй, немногим удалось прочесть столько! Я начал, как все юноши, с книг, доставлявших удовольствие. Со временем выяснилось, что большую часть моего времени отнимает поиск таковых. Тогда я разработал для себя план и, в соответствии с ним, принялся прослеживать развитие абстрактных наук - от начала знания до настоящего времени. В конце концов я исчерпал даже это и принялся за огромный эбеновый шкаф, стоящий посреди зала, который триста лет собирали к возвращению автарха Сульпиция (и который, как следствие, так и не дождался посетителей). Я прочел собранное там от начала до конца за пятнадцать лет. Успевал закончить по две книги в день! Поразительно, сьер! пробормотал за моей спиной Киби, явно слышавший эту историю далеко не в первый раз. А потом нежданно-негаданно, как снег на голову - умер мастер Гербольд. Тридцатью годами раньше я в силу природной склонности, образования, опыта, молодости, семейных связей и личных амбиций - был идеальным кандидатом на его место. Когда же я и в самом деле занял его, нельзя было найти никого, менее подходящего! Я ждал так долго, что не знал ничего, кроме ожидания, и тяжкий груз никчемных фактов задушил мой разум. Но я заставил себя принять назначение и провел невероятное количество времени, вспоминая планы и максимы, разработанные мной к вступлению в эту должность много лет назад... Он замолчал, вновь углубившись в себя. Сознание старика показалось мне еще более темным и обширным, чем хранимая им библиотека. - Но старая привычка к чтению по-прежнему не давала мне покоя. Я проводил за книгами дни и даже недели, вместо того чтобы управлять тем, что возглавил. А затем - внезапно, словно бой часов - ко мне, оттеснив старую, пришла новая страсть. Ты уже догадываешься, о чем я говорю? Я сознался, что - нет. - Я читал - или, по крайней мере, полагал, будто читаю - сидя у того стрельчатого окна на сорок девятом этаже, что выходит на... Надо же, забыл. Киби, куда выходит это окно? - В сад обойщиков, сьер. - Да, припоминаю: такой маленький, зеленый садик - по-моему, они сушат там розмарин, которым набивают подушки... Словом, я просидел у этого окна несколько страж, и вдруг обнаружил, что вовсе не читаю. Некоторое время я просто не мог понять, что делал до этого. Пытаясь облечь это в слова, я вспоминал лишь определенные запахи, ощущения и цвета, не имевшие, казалось бы, никакого отношения к обсуждавшимся в моей книге вопросам. Наконец я осознал, что не читал книгу - я наблюдал ее, как обычный физический объект. Воспоминания о красном шли от красной ленты, пришитой к корешку для того, чтобы закладывать нужную страницу. Шероховатость, ощущаемая пальцами, - от шероховатой бумаги, на которой был напечатан том. А запах был запахом старой кожи вкупе с почти выветрившимся переплетным клеем. Вот тогда-то я, впервые увидев книгу саму по себе, понял, что есть забота о книге. Рука его сильнее сжала мое плечо. - У нас здесь имеются книги, переплетенные в кожу ехидн, кракенов и животных, вымерших так давно, что следы их существования дошли до ученых нашего времени лишь в виде окаменелостей. Есть книги в переплетах из совершенно неизвестных нам металлических сплавов и книги, переплеты которых сплошь усыпаны драгоценными камнями. Есть книги в футлярах из ароматической древесины, попавшей к нам сквозь неизмеримые пространства, разделяющие миры, - и книги эти драгоценны вдвойне, ибо никто на всем Урсе не может прочесть их. У нас есть книги, отпечатанные на бумаге, изготовленной из растений, выделяющих необычные алкалоиды, отчего читателем, переворачивающим страницы, вдруг овладевают причудливые фантазии и видения. Есть книги, отпечатанные не на бумаге, но на тончайших пластинах белого нефрита, слоновой кости и перламутра, или же на листьях неизвестных растений. Есть и книги, с виду вовсе не похожие на книги - свитки, таблички и прочие записи на сотнях разнообразных материалов. Здесь есть - хотя я уже не вспомню, где именно он лежит, - хрустальный куб размером с твой ноготь, содержащий книг больше, чем собрано во всей библиотеке. Какая-нибудь шлюха могла бы украсить им ухо, как серьгой, - но во всем мире недостало бы томов, чтобы адекватно украсить и другое! И вот, осознав все это, я посвятил жизнь заботе о книгах. Семь лет я занимался этим, и тут, стоило нам решить явные и косвенные проблемы, связанные с хранением, и вплотную подойти к началу первой со времен основания библиотеки генеральной ревизии фондов, глаза мои истаяли, точно свеча. Тот, кто вверил моему попечению все эти книги, ослепил меня, чтобы я понимал, кто печется о самих попечителях... - Если вы не можете прочесть письма, сьер, - сказал я, - я буду рад прочесть его вам вслух. - Верно, - пробормотал мастер Ультан, - я и забыл... Киби прочтет он хорошо читает. Возьми, Киби. Я вызвался держать канделябр, а Киби развернул хрустящий пергамент, торжественно, точно воззвание, поднял его и начал читать для нас троих, стоявших в крохотном круге света среди огромного скопища книг: - От Гурло, мастера Ордена Взыскующих Истины и Покаяния... - Что? - удивился мастер Ультан. - Так ты - палач, юноша? Я ответил, что - да. Воцарилась тишина, затянувшаяся настолько, что Киби принялся было читать снова: - От Гурло, мастера Ордена Взыскующих... - Подожди, - велел мастер Ультан. Киби снова умолк, а я продолжал стоять с канделябром в руках и чувствовал, как к щекам моим приливает кровь. Наконец мастер Ультан заговорил, и голос его звучал так же ровно и обыденно, как в тот раз, когда он сообщал мне, что Киби хорошо читает. - Не припоминаю, чтобы я имел какое-либо отношение к вашей гильдии. Впрочем... Ты, безусловно, знаком с нашим методом пополнения рядов? Я признался, что незнаком. - В каждой библиотеке, согласно древним заповедям, имеется особый зал для детей. В нем собраны книги с яркими картинками, какие нравятся детям, и некоторые простенькие повествования о чудесах и приключениях. Дети посещают эти залы во множестве, но ни для кого не представляют интереса, пока не выходят за их пределы. Он запнулся и, хоть лицо его не выражало ничего особенного, у меня появилось впечатление, будто он опасается, что его слова могут причинить боль Киби. - Однако порой библиотекари замечают ребенка, все еще в нежном возрасте, который мало-помалу выбирается за пределы детского зала и вскоре забрасывает его совсем. Такое дитя в конце концов обнаруживает на одной низкой, но неприметной полке "Золотую Книгу". Ты никогда не видел этой книги и уже не увидишь, так как вышел из возраста, коему она соответствует. - Прекрасная, должно быть, книга, - заметил я. - Воистину так. Если меня не подводит память, переплет ее - из черного клееного холста, должным образом поблекшего на сгибах. Несколько тетрадок вываливаются из блока, несколько гравюр вырвано, но это удивительно красивая книга. Если б я мог найти ее снова... хотя теперь книги для меня закрыты. Одним словом, этот ребенок в свою пору находит "Золотую Книгу". Тогда являются библиотекари - точно вампиры, по словам одних, или же, по мнению прочих, словно добрые крестные. Они заговаривают с ребенком, и тот присоединяется к ним. С этих пор он - в библиотеке, где бы ни находился, и вскоре родители больше не знают его... Я полагаю, примерно так же ведется и среди палачей? - Мы, - объяснил я, - берем детей из тех, что попадают в наши руки еще совсем маленькими. - Мы делаем то же, - пробормотал Ультан, - и потому вряд ли имеем право осуждать вас... Читай, Киби. - От Гурло, мастера Ордена Взыскующих Истины и Покаяния - Архивариусу Цитадели. Приветствую тебя, брат! Волею суда на нашем попечении состоит персона возвышенного положения, именуемая шатленой Теклой; его же волею заключение означенной персоны должно быть комфортабельным настолько, насколько это не выходит за рамки здравого смысла и благоразумия. Дабы могла она коротать время до завершения своего пребывания у нас - или же, как мне было указано передать: пока сердце Автарха, чья снисходительность не знает ни стен, ни глубин моря, не смилуется над к ней - просит она, чтобы ты, согласно должности своей, снабдил ее определенными книгами, а именно... - Названия можешь пропустить, - сказал мастер Ультан. - Сколько их, Киби? - Четыре, сьер. - Значит, никаких препятствий... Продолжай. - ...за что мы были бы тебе весьма обязаны. Подписано: "Гурло, мастер Ордена Взыскующих Истины и Покаяния, в просторечии именуемого Гильдией Палачей". - Известны ли тебе книги, перечисленные мастером Гурло, Киби? - Три из них, сьер. - Очень хорошо. Найди и принеси. А четвертая? - "Книга Чудес Урса и Неба", сьер. - Прекрасно - экземпляр имеется меньше чем в двух чейнах отсюда. Найдя остальные тома, ты можешь встретить нас у двери, через которую этот юноша - боюсь, мы уже слишком долго его задерживаем - вошел в хранилище. Я хотел было вернуть Киби подсвечник, но он показал жестом, чтобы я оставил его себе, и удалился рысцой по узкому проходу меж книжных полок. Ультан, ступая уверенно, точно зрячий, направился в противоположную сторону. - Я хорошо помню ее, - сказал он. - Переплет коричневой дубленой кожи, золотой обрез, раскрашенные вручную гравюры Гвинока; стоит на третьей снизу полке, прислоненная к фолианту в переплете из зеленой ткани - по-моему, это "Жизнь Семнадцати Мегатериан" Блайтмека. Большее частью для того, чтобы показать, что я не отстал (хотя его острый слух, несомненно, улавливал мои шаги позади), я спросил: - А про что она, сьер? Я хочу сказать - книга об Урсе и небе. - Ну и ну! Ты задаешь такой вопрос не кому иному, как библиотекарю? Наша забота, юноша, есть сами книги, а не их содержание. Судя по тону, он посмеивался надо мной. - Я думал, вы, сьер, знаете содержание всех этих книг... - Навряд ли. Но "Чудеса Урса и Неба" - стандартная работа трех-четырехсотлетней давности. Сборник общеизвестных древних легенд. Из них, на мой взгляд, наиболее интересна легенда об Историках, повествующая о временах, когда любая легенда могла быть прослежена до полузабытого факта, ее породившего. Я полагаю, ты сам видишь противоречие. Существовала ли в те времена и эта легенда? Если нет, как она могла возникнуть? - А про каких-нибудь гигантских змеев или крылатых женщин там нет, сьер? - О да, - ответил мастер Ультан. - Но не в легенде об Историках.... Он наклонился, тут же выпрямился и триумфально показал мне небольшую книгу в растрескавшемся кожаном переплете. - Взгляни-ка, юноша. Посмотрим, не ошибся ли я. Пришлось поставить канделябр на пол и присесть возле него. Книга в моих руках была такой старой и заплесневелой, словно ее ни разу не раскрывали за последние сто лет, но название на титульном листе подтверждало правоту старика. Подзаголовок же гласил: "Почерпнуто из печатных источников эпохи столь давней, что суть их навеки скрыта от нас во мраке времен". - Итак, - спросил мастер Ультан, - не ошибся ли я? Раскрыв книгу наугад, я прочел: "...при помощи каковых изображение могло быть выгравировано столь искусно, что все оно, будучи уничтожено, могло быть воссоздано заново из малого кусочка, каковой мог быть любой частью оного изображения". Наверное, именно эти повторяющиеся "могло" вдруг живо напомнили мне ту ночь, когда я получил свой хризос, и схватку у вскрытой могилы. - Феноменально, мастер! - ответил я. - Вовсе нет. Но ошибаюсь я редко. - Наверное, кому, как не тебе простить меня за то, что я замешкался с ответом, чтобы прочесть несколько строк... Мастер, ты, конечно, знаешь о пожирателях трупов. Я слышал, будто они, поедая плоть мертвецов вкупе с определенным снадобьем, обретают способность прожить заново жизнь своих жертв. - Излишек сведений о практиках такого рода не доведет до добра, пробормотал архивариус. - Хотя, если проникнуть в сознание историков наподобие Ломана или Гермаса... За долгие годы слепоты он, должно быть, забыл, сколь очевидно лицо может выражать наши сокровеннейшие чувства. Его лицо так исказилось в гримасе мучительного вожделения, что я - из соображений благопристойности - отвернулся. Но голос мастера оставался ровным и безмятежным, точно размеренный колокольный звон: - Да, исходя из того, что мне однажды довелось прочесть, ты прав. Хотя не припоминаю, чтобы в книге, которую ты держишь в руках, что-либо говорилось об этом. - Мастер, - заговорил я, - даю слово, что и в мыслях не имел подозревать тебя в подобных вещах... Но скажи: допустим, могилу вскрывают двое, одному достанется правая рука мертвеца, другому - левая. Выходит, тот, кто съест правую руку, получит только половину жизни покойника, а остальное достанется съевшему левую? И, если так, что достанется тому, кто придет третьим и возьмет себе ногу? - Как жаль, что ты - палач, - заметил мастер Ультан. - Ты мог бы стать философом... Нет, насколько я понимаю в этих злодеяниях, каждому из троих достанется целая жизнь. - Значит, вся жизнь человека, целиком, заключена и в правой руке и в левой. Быть может, и в каждом пальце? - По-моему, чтобы добиться эффекта, каждый из участников должен съесть не менее пригоршни. Но - по крайней мере, в теории - ты прав. Вся жизнь - в каждом пальце. Мы уже возвращались туда, откуда пришли. Проход был слишком узок, чтобы разминуться двоим, поэтому теперь я шел впереди с канделябром, и кто-нибудь, увидев нас со стороны, наверняка решил бы, что я освещаю старику путь. - Мастер, - спросил я, - но как же это может быть? В силу того же аргумента жизнь должна содержаться и в каждой фаланге каждого пальца, а уж это-то никак невозможно. - А сколь велика человеческая жизнь? - Не могу сказать. Но разве она не больше, чем... - Ты отсчитываешь жизнь сначала, у тебя еще многое впереди. Я же веду ей счет до конца, который наступит вскоре. Наверное, поэтому и те извращенные твари, что пожирают трупы, ищут ее продления. Позволь спросить: известно ли тебе, что сын зачастую разительно похож на своего отца? - Да, так говорят. И я верю в это. В голову помимо воли пришла мысль: похож ли я на своих родителей, о которых так никогда ничего и не узнаю? - Тогда ты, безусловно, согласишься и с тем, что каждый сын может быть похожим на своего отца, и потому одно и то же лицо может воплотиться во многих поколениях. Таким образом, если сын похож на отца, а его сын похож на своего отца, а сын этого сына - на своего, то можно утверждать, что представитель четвертого поколения будет похожим на своего прадеда. - Да, - согласился я. - Однако же семя всех четверых заключено всего лишь в драхме клейкой жидкости. В самом деле, откуда же они взялись, если не из этого семени? Не зная, что на это ответить, я промолчал. Вскоре мы добрались до двери, сквозь которую я вошел в нижний ярус хранилища. Здесь нас ждал Киби с остальными книгами, значившимися в письме мастера Гурло. Я забрал их у него, поклонился на прощание мастеру Ультану и с превеликой радостью покинул затхлое хранилище. Впоследствии мне еще несколько раз доводилось бывать в верхних ярусах библиотеки, но никогда больше не попадал я в этот огромный склеп. Даже желания вернуться туда снова не возникало. Один из трех принесенных Киби томов превосходил размерами столешницу небольшого столика - кубит в ширину и почти эль в длину. Судя по гербу, вытисненному на сафьяновом переплете, это была история какого-то древнего и знатного рода. Остальные были гораздо меньше. Зеленая книжица - вряд ли больше моей ладони и не толще среднего пальца - оказалась собранием историй о праведниках, со множеством эмалевых изображений аскетических пантократоров и гипостазов в сверкающих ризах, с черными нимбами над головами. Я остановился на время в маленьком заброшенном садике с чашей фонтана, залитой ярким зимним солнцем, чтобы посмотреть. Но прежде чем раскрыть одну из оставшихся книг, я почувствовал давление времени возможно, главный признак того, что детство оставлено позади. Я уже затратил самое меньшее две стражи на выполнение простого поручения, и скоро должно было стемнеть. Взяв книги поудобнее, я, хоть еще и не знал этого, поспешил навстречу своей судьбе в лице шатлены Теклы.