Все перегорело и зов умолк.
Сзади послышались быстрые шаги, и рука Киры легла на его вздрогнувшее плечо.
— Я проснулась, а тебя нет… Что случилось?
Горюнов потерся щекой о ее пальцы.
— Ничего не случилось. Подышать вышел, — начал он, но в тот же миг понял, что это не так. Мир менялся. Расчлененные, существующие сами по себе предметы, звуки, запахи ночи с появлением Киры начали сливаться в неразрывное, полное гармонии единство. И душой его, его сутью были звезды. Словно по мановению волшебной палочки, они утратили свою отрешенность, придавая иной, чудесный смысл и темнеющему у горизонта лесу, и невидимой реке, и шороху трав, и одинокому пению птицы.
А потом умолкнувший за минуту до этого зов, возник снова, и Горюнов ощутил, как все страхи, ненависть, боль уходят, смытые теплой волной сочувствия.
Он повернулся к Кире. В ее глазах светились звезды…
Лицо Брюгге было хмурым. Под глазами залегли тени.
— Обратно на Форпост? — угрюмо спросил он, отводя взгляд.
— Не угадал, — Горюнов улыбнулся. — Так далеко не хочу. Но на внутренних линиях поработал бы.
— Что так?
— Есть к кому возвращаться.
— Поздравляю, — все так же не глядя, Брюгге покивал головой.
— Не злись, Карл, — сказал Горюнов. — В прошлый раз я не хотел тебя обидеть. Так вышло…
— О чем это ты? — Брюгге поднял на него совершенно больной взгляд.
— Ну, тогда, на Форпосте, — начал Горюнов, но понял, что его просто не слушают. — Что случилось, Карл?
Начальник Космоцентра потер лоб.
— Три дня назад со мной связался Юджин Грановски, из Квебека…
— Институт звездного вещества?
— Он самый. Его вундеркинды наконец-то смоделировали процессы зоны Таунинца. Помнишь гипотезу Шенненброка и Визе? Над ней долгое время потешались…
— Конечно, помню. Идиотская гипотеза.
— Идиотская? — Брюгге дернул губами. — Она полностью подтвердилась. Гравитация нарастает скачком. Несколько порядков за считанные доли секунды. Это смерть. А в семьдесят пятой сто сорок человек… Вот так. И связь прервана. Они войдут в зону через пятьдесят четыре часа… А насчет работы — я все устрою. Свяжись со мной через неделю.
Экран видеофона погас.
Повернувшись, он увидел застывшее лицо Киры. Она стояла в дверях.
— Я все слышала… Это ужасно. Неужели ничего нельзя сделать?
— Нет, — бросил Горюнов. — Они погибнут… Вы, вот что, вы ужинайте без меня… А я пойду, поброжу немного…
… Назад он вернулся глубокой ночью. Поднялся на крыльцо. Встал и запрокинул голову к небу.
Только что прошел слабый дождь. Маленькая туча, подсвеченная луной, торопилась к горизонту, и на омытом небе сияли августовские звезды.
В эти минуты Горюнов почувствовал, как недавно обретенная гармония стремительно распадается дробясь и надо что-то делать, иначе случится непоправимое.
Он отыскал на небе слабую звездочку в созвездии Малого Пса. Туда, в том направлении мчалась семьдесят пятая. Мчалась навстречу гибели.
Сто сорок человек. Сто сорок жизней. Это было главным. Самым главным. Все остальное отступало, уносилось точно щепки в речной стремнине.
Оставались только жизнь и смерть.
Только жизнь и смерть…
Горюнов почувствовал, как могучая сила зарождается в теле, стремительно нарастает, вбирая в себя и любовь к Кире, и надежды на счастье, и ночь, и жизни тех, обреченных слепым роком на смерть.
А потом настал миг и он рванулся вверх…
Под утро Кира проснулась и увидела его нетронутую половину кровати. Набросив халат, она обошла все комнаты, а затем выбежала на крыльцо.
Горюнов сидел привалясь к балясинам перил и смотрел на нее.
Что-то новое появилось в его лице.
— Ты всю ночь просидел здесь?
— Нет. Я был далеко, — он дернул головой вверх, туда где в предутреннем свете бледнели звезды. — Там.
— Там? — голос Киры дрогнул.
Он улыбнулся.
— Они возвращаются, — он встал и обнял ее за плечи. — Понимаешь, они возвращаются.
— Завтракать будешь? — спросила она.
