— Вы могли бы выдать меня и получить щедрое вознаграждение, — гнул я свою линию.
— Неужели вы думаете, что я бы взял деньги тиранов, которые втоптали в грязь нашу свободу, — прошипел он. — Чтобы я содействовал планам шакалов, которые похитили у нас все, что делает жизнь осмысленной?
Я оглядел его радостный дом с солнечным садом и простирающимися до горизонта мирными полями, и удивился тому, что услышал.
— Облеченные властью думают, что находятся в безопасности, там, далеко наверху в своих креслах, — разглагольствовал он. — Но искра сопротивления еще не угасла. Они еще не вытравили дух неповиновения.
— Неповиновения чему? — задал я ему вопрос.
Он дернул головой, словно я его ударил. Большой рот Йото искривился.
— Вы умный человек, — сказал он. — Держите язык за зубами. Отличное качество. То, чего не знаешь, не выдашь и под пытками.
Казалось, что он говорит по-английски, но не на той длине волны. Я ничего не ответил и пошел спать.
* * *
Они подняли меня, когда стало совсем темно, провели вниз на кухню, дали чашку горячего кофе и комбинезон, который, как сказал мистер Йото, спасет меня от холода, сырости и паразитов. Комбинезон плохо сидел на мне, от него шел запах несвежих крекеров, но все же это было гораздо лучше того, во что превратился мой костюм после недели жизни под открытым небом. Миссис Макреди выдала мне фальшивое удостоверение на имя Джона Бона, на нем был проставлен номер счета и довольно кругленькая сумма.
Потом прибавила к этому аптечку, компас, перочинный нож, фонарик и моток шпагата. Она не сказала мне, для чего все это. Я торжественно разложил подарки по карманам комбинезона, словно космический скаут, готовящийся к первому полету. В сторонке стояли Фредди и Ба Вей. Они выглядели озабоченно и нервничали. В этих сборах чувствовалась непонятная таинственность: у меня было ощущение, что сейчас кто-нибудь достанет грязный перочинный нож и предложит дать клятву на крови.
Мы вышли из дома через заднюю дверь, миновали розарий, а потом по выложенной кирпичом дорожке прошли к гаражу. Человек, которого я уже видел раньше, разогревал машину. Мы забрались в нее и поехали по аккуратной, обсаженной деревьями дороге. Через полмили мы свернули и остановились у одного из стоявших в ряд ангаров под металлической крышей. Большие зеленые грузовики, сверкающие, как лимузины, выстроились у пандуса. В воздухе стоял сладковатый запах гниющих фруктов. Йото и его помощники спрыгнули на землю и начали грузить в трайлер большие анодированные ящики. Все это делалось, как нечто давно отрепетированное.
— Этот. Забирайтесь внутрь, — сказал мистер Йото и махнул рукой в сторону ящика, который ничем не отличался от других, разве что откидная панель с одной стороны была открыта. Я подошел и заглянул внутрь. Там в центре, среди ячеек для ананасов, было круглое углубление, достаточно просторное, чтобы лежать и поворачиваться, но не более того.
— Когда вам понадобится выйти — нажмите большим пальцем ноги на защелку, — говорил мистер Йото, показывая на небольшой рычаг внизу двери.
Больше никто ничего не сказал. Все молча стояли и смотрели на меня. Они потратили много времени и сил на свое изобретение и сейчас ждали, чтобы я попробовал сработает оно или нет.
Внезапно я осознал абсурдность ситуации. Я, офицер Флота, лейтенант Бенестр Тарлетон, мерзну от утреннего холода в вонючих обносках, готовый к тому, что меня заживо замурует банда недоделанных революционеров, горящих желанием свергнуть все то, во что я верил. Они помогали мне, считая меня убийцей!
А может быть, они все-таки перехитрили меня! Может, они собирались запечатать меня и вызвать полицию, которая вытащит меня, обесчестившего мундир и глупо мигающего, из ящика? Я открыл было рот, чтобы сказать им, что передумал, что попытаю счастья самостоятельно, что решил выйти на шоссе, сдаться и объяснить кому надо, что все это было ошибкой.
Но почему-то не смог сделать этого. Как нереально было происходящее со мной!
— Прощайте, мистер Бон, желаю вам удачи, — сказал Йото и протянул руку.
Я машинально пожал ее, потом руки Фредди и Ба Вея. Миссис Макреди всхлипывала и вытирала глаза, что было так же удивительно, как если бы зарычал каменный лев. Потом я вполз в одурманивающий запах ананасов и улегся на тоненькую подстилку. Сквозь щель в ящике пробивалась узкая полоска слабого дневного света. Последнее, что я увидел, когда закрывали дверь, — напряженное лицо Йото, который глядел на меня так, будто он первым прибыл на место аварии и смотрит на обломки, боясь того, что может увидеть.
* * *
Я лежал в темноте, лениво размышляя, работает ли вентиляция, и вспоминал все те вопросы, которые мне следовало бы задать и которые я так и не задал. Но теперь это казалось неважным. Началась сильная тряска и непрерывное бренчание, которые сопровождались качкой, сначала в одну сторону, потом — в, другую.
Я поймал себя на мысли, что вспоминаю происшедшее со мной за последние пять месяцев, с тех пор, как моя собственная жизнь покатилась независимо от меня. Как мяч по лестнице. Случайные события подталкивали друг друга, я пытался уловить в них закономерность: недели, проведенные в вонючей рубке лодки, кусок скалы, который я нашел у Пола; коммодор в приглушенном свете лампы, ехидная улыбка Краудера; Джерти, с неодобрением взирающая на мой прощальный подарок; нежные руки и губы Лэйси; холод в животе, когда я ждал, что мистер Йото выстрелит в меня. Но во всем этом не было смысла, не было закономерности. Это был не я, это происходило не со мной! Какой-то бесполезный, беспорядочный клубок, в который позволяют превратить свою бесцельную жизнь другие, менее значительные люди. А у меня есть почетное место в мире, наполненном смыслом четкого порядка, обозначающего, определяющего параметры жизни. То, что я здесь, — страшная ошибка, фантастический мезальянс неудачи и непонимания.
Но меня и слушать не хотели. Я слышал, как закрываются двери, одна за другой, слышал, как в замках клацают ключи, закрывая или открывая меня.
Голос председателя суда доходил до меня через отверстие, которое они просверлили в мою могилу:
— Виновен или невиновен?
Я попытался крикнуть:
— Не виновен!
Но крик застрял у меня в горле. Раздался лишь шепот. Никто не услышал меня.
— Виновен или невиновен?
Я глубоко вздохнул, чтобы крикнуть еще раз, но не смог — поперхнулся.
— Виновен или невиновен в заговоре с целью свержения Общественности?
Я должен был ответить, должен был что-нибудь сказать. Может быть, если бы я сознался…
