– Тридцать секунд до эфира! – объявил ассистент.
Я попытался освободить свои мысли, успокоиться, но градус упрямо подогревал мой гнев.
Вот же тварь!..
– Десять!
Нет, все. Нужно собраться. Нужно работать…
Тварь!..
– Три!
Тварь!..
Тварь!..
– Одна!
Ненави…
– Поехали!
Я зажмурился и начал трансляцию.
* * *
– Ты хоть понимаешь, что ты сделал? – спросил Гаскузи.
Он сидел в своем огромном кресле, больше похожем на трон властелина тьмы, и исподлобья смотрел на меня, этот хмурый и недружелюбный итальяшка.
– Что я сделал? – переспросил я. – Да ничего такого. Пара сисек на экране – это так ужасно?
– Пара сисек – это эротика, Марти, и это еще куда ни шло. Но когда позади обладательницы этих сисек появляется голый негр, это уже порнуха. А порнуха по телевидению – это очень плохо, Марти. И даже наказуемо.
– Но негр ведь так и не добрался до ее задницы, верно? – словно школьник, хихикнул я.
– Ты мне что, шутки шутить вздумал? – мигом вскипел Гаскузи. – Ты кем себя возомнил, а? Звездой невиданных масштабов? Ты – просто инструмент, способ избежать длительного съемочного процесса, способ сэкономить какие-то деньги. Мы жили без тебя раньше и проживем сейчас, если захотим. Пусть это обойдется мне дороже, но я хотя бы смогу контролировать процесс! А что происходит сейчас? Стоит тебе подумать, и на экране уже порнуха творится! Мне же остается стоять и смотреть. Оно мне надо?
– Простите, мистер Гаскузи. – Я наконец-то понял, что сейчас не лучшее время для приколов и смеха. – У меня просто было стрессовое состояние…
– Ах, у тебя было стрессовое состояние? Стрессовое… Знаешь, Марти, а ведь у камер и осветительных ламп не бывает стрессов. И у компьютеров, на которых монтируют сюжеты, – тоже. Так, может, к черту тебя, и вернем старые примочки? Операторов и режиссеров тьма, поэтому, если дать кому-то шанс, он будет работать не покладая рук, чтобы его не заменили другим. Понимаешь, куда я клоню?
– Мистер Гаскузи, прошу вас. Я ведь ничего больше не умею, только транслировать.
– Ну а мне-то что? Я нанимал тебя, чтобы ты экономил мои деньги, и щедро платил тебе за это. Но вместо благодарности ты меня под суд подводишь. Разве не подло?
– Я обещаю, это больше не повторится, – заверил я.
Некоторое время лощеный итальянец молчал, после чего нехотя сказал:
– Ладно, черт с тобой. Даю тебе последний шанс.
– Спасибо, сэр! – просиял я.
– Штраф за административное нарушение вычту у тебя из зарплаты, – предупредил он.
– Хорошо, сэр.
– Все. Свободен.
Он тут же потерял ко мне интерес, и я впервые за время нашего разговора смог вздохнуть свободно. Пройдя к выходу, я выскользнул наружу и осторожно закрыл за собой дверь. И только там, в коридоре, позволил себе глумливую ухмылку.
Ах, как жаль, что негр все-таки не успел добраться до Жанны!..
* * *
– Пять секунд до эфира, четыре, три…
Уже немного. Сосредоточься.
– Поехали! – воскликнул ассистент.
Я закрыл глаза.
Итак, что у нас сейчас? «Вкусно и просто»? Ладно… вот заставка. Объемные буквы. Музыка – двадцать третий трек из рабочей папки.
– Марти, – услышал я.
Кто-то коснулся моего плеча.
– Марти, в чем дело?
Кажется, голос принадлежал одному из операторов, Барри Грайпу.
– Я транслирую, – уголком рта ответил я. – Не отвлекай.
– Марти…
– Да что ты пристал?! – Я открыл глаза, резко повернулся и обжег его злобным взглядом.
– Реклама пошла! – крикнул ассистент.
– Что у тебя тут происходит? – В мою комнату забежал сначала Ворнер, за ним – два сценариста. Внутри нас было уже пятеро.
– В каком смысле? – спросил я осторожно.
Когда кто-то говорит тебе странные вещи, ты считаешь, что умом тронулся этот кто-то. Но когда все вокруг повторяют за ним, ты начинаешь подозревать, что чокнулся сам. Так было и в этот раз: Барри удалось вывести меня из себя, но режиссер и сценаристы заставили насторожиться.
– Ты завис, Марти, – сказал один из сценаристов.
Кажется, его звали Билл. Не помню…
– То есть?
– Ну… заставка началась… и застыла. Мы прождали полминуты, потом Барри побежал к тебе, но ничего не изменилось, и тогда Ворнер дал команду уходить на рекламу.
Я сидел, тупо глядя в одну точку.
– Ты вообще в порядке? – спросил Барри.
Он наклонился и заглянул мне в глаза.
– Выглядишь хреново.
– Знаю…
– Что ты делал вчера, Марти? – спросил Ворнер.
– Ничего… – пробормотал я.
Режиссер нахмурился.
– Врешь, – уверенно сказал он. – Не будь дураком, Марти. Через три минуты реклама кончится, и нам надо что-то показывать. Мы должны понять, что случилось, и принять решение – уходить на повтор или снова пускать тебя в эфир?
– Черт, да с чего вы вообще решили, что проблема во мне? – огрызнулся я. – Может, это «Ремо» сломался?
– Ну, так возьми запасной и попробуй снова, пока мы не вышли в эфир. Надо понять, сможешь ли ты транслировать дальше.
– О’кей, о’кей. – Я снял обруч, швырнул его в корзину и достал из верхнего ящика другой «Ремо». Он был совсем новый, блестящий и красивый.
Я подозревал, что дело все-таки не в поломке ретранслятора, но упрямо отказывался в это верить. Что ж, пусть с ним. Соберись…
– Нет.
– Как так «нет»? – Я открыл глаза и удивленно посмотрел на Ворнера.
– Да вот так. Снова то же самое – одна картинка появляется и зависает. Все, я запускаю повтор… а тебе я советую разобраться со всей этой хренью как можно скорей. Потому что «Вкусно и просто» кончится через сорок минут, а впереди у тебя еще пять программ, и если везде включить повторы, случится крах рейтингов… понимаешь? И-эх…
Он махнул рукой и буквально выбежал из комнаты. Следом за ним ушли сценаристы. Барри остался.
– Что? – спросил я, недобро косясь на него.
– Плохо дело, старик, – сказал он. – Такая трансляция – признак серьезного психологического расстройства.
– Знаю…
– Это ведь все из-за смерти отца, верно? Ты ведь до сих пор не пришел в себя…
– Черт, да заткнись ты! – вспылил я. – И без тебя тошно.
– Я просто хочу помочь…
Кровь вскипела, и я, вскочив с кресла, ухватил Барри за грудки. Наши глаза оказались так близко, что он смог бы в деталях рассмотреть каждую красную прожилку, если бы только захотел.
– Никогда, слышишь, никогда больше, – процедил я, – не говори о моем отце и его смерти, понял?
– На чем ты сидишь, Марти? – спросил он, с завидным хладнокровием терпя мой гневный взгляд. – Крэк? ЛСД? Что-то новое, более забористое?
Я закусил нижнюю губу так сильно, что пошла кровь. Одинокая алая капля побежала вниз по подбородку и, сорвавшись, полетела к полу – словно разочарованный в жизни слабак.
