Маленький растерялся. Потом прошептал:
— Испрашиваю милости, кто же не знает учёных, кои летательными тарелками, равно как и прочими чудесами увлечены.
— М-да, всё это подозрительно,—Романчиков снова замедлил шаг.
— Пришли уже мы. — Человечек раздвинул ветки и шагнул на поляну. Там на жёлтой траве сидели двое.
— Добро пожаловать, любезный Геннадий Николаевич, — сказал, поднимаясь, один, постарше. Второй тоже встал, приветливо пискнув.
— Что всё это значит? — хмуро кивнув, спросил Романчиков.
— Вам объясним сей же час, — ответил тот, что постарше.
— У вас преимущество, — сказал Романчиков, опускаясь на ближайший пень, — вы меня знаете, а я вас…
— Представимся незамедлительно вам, — сказал незнакомец постарше. — Вот Пётр Петрович, сопроводивший вас, это…— Он секунду помешкал. — Это Сидор Сидорович. — Упомянутые вежливо потупились. — Меня же называйте Иваном Ивановичем вы.
— Очень мило, — криво улыбнулся Романчиков, — Так что вы от меня-то хотели?
— Речение пойдёт об успешной научной тропе вашей.
— Это ещё с какой стати? — грубовато спросил Романчиков.
— Недавно выступали в Калуге на одном научном съезде вы…
— Уже и это знаете. Однако…
— Служба,—пропел Иван Иванович. — Так по поводу выступления вашего, столь яркого. Нас оно тоже взволновало. И напугало.
— Вам-то что до моего выступления?
— Ведь да неправильно всё это, дорого ценимый Николаевич Геннадий! — Иван Иванович даже зарумянился слегка. Оба его компаньона согласно закивали. — Тарелок-то летучих с пришельцами, их ведь нет. А вы своими блестящими, но ложными умозаключениями общественность научную заблудили.
— Пришельцев нет? Да вы-то откуда знаете? — Романчиков повысил голос. Напротив, в кустах отбрасывала лучик света забытая кем-то бутылка. Геннадий Николаевич в раздражении заёрзал.
— Мы знаем из самих основ, — туманно сказал Иван Иванович, — потому и дерзнули встретиться с вами. Эта ваша методика, встревожила она нас. Не дай бог, люди начнут открывать то, чего нет.
— Вот что, — Романчиков демонстративно поглядел на часы, — или вы ясно изложите, чего от меня добиваетесь, или…
— Позвольте вопрос, — подал голос Пётр Петрович. — Если мы вам докажем, что никаких блюдец летательных нет в природе, обещаете вы оставить о них хлопоты и заняться своим прямым делом — геологией да палеоботаникой, по которым вы, я мыслю, скучаете?
— Вы можете это доказать?
— Аргументы все в распоряжении нашем, — сказал Иван Иванович.
В этот момент Геннадий Николаевич увидел в руках у Сидора Сидоровича газету со знакомой картинкой. Это было фото Баальбекской террасы. Скосив глаза, Романчиков прочитал заголовок: «КАК ВЫ ОТНОСИТЕСЬ К ПРИШЕЛЬЦАМ? Беседа с кандидатом геолого-минералогических наук Г. Н. Романчиковым». Это была пензенская «Заря». Неделю назад Геннадий Николаевич дал интервью тамошним журналистам. О том, что материал уже вышел, он не знал.
Геннадий Николаевич поднял глаза и изумлённо оглядел собеседников.
— Вы что, досье на меня завели? Да кто вы такие?
Сидор Сидорович потупился. Пётр Петрович счёл за благо отвернуться. Слово взял Иван Иванович.
— Кто мы в данном не важно случае, — сказал он, прижав ладошку к груди. — Иное важно — предостеречь вас от досадных ошибок и пагубных склонений. Все аргументы налицо, повторяю. Вы не сможете не оценить сокрушительной силы таковых.
В прорыв облака выглянуло солнце, вновь что-то блеснуло в кустах. «Ба, да это не бутылка вовсе!» —сообразил вдруг Романчиков. Он резко встал. Тревожно заверещал Пётр Петрович. Сидор Сидорович открыл рот. Иван Иванович неуверенно воздел руку. Но Романчиков уже продирался сквозь заросли. Овальный предмет, шагов десять в поперечнике, лежал перед ним. Тусклым серебром отсвечивала обшивка. То, что Геннадий Николаевич принял за бутылку, оказалось цилиндрическим выступом в нижней части корпуса. Круглое возвышение в центре аппарата напоминало маленькую приплюснутую обсерваторию. Предмет он узнал сразу: в каталоге Пинотти — Морелли он значился под именем «Доппиа Купола». Сверху послышался писк. Над аппаратом висел Пётр Петрович. Со свистом носился кругами Сидор Сидорович. Иван Иванович молча застыл рядом с Романчиковым.
— Плохо маскируетесь, — переведя дыхание, сказал Романчиков. — Или это и есть ваш аргумент сокрушительной силы?
Пётр Петрович опустился на верхушку купола. Сидор Сидорович прекратил циркуляцию и прилип к иллюминатору. Иван Иванович заговорил неожиданно весело:
— Ну что ж, в некотором смысле так.
— Да, вот уж чего не ожидал, — выдохнул Романчиков.
— Противоречие получается, Николаевич Геннадий. — Утром в Калуге такой оптимизм. Некуда деться будет нлонавтам. Ан и не ожидали. В глубине-то души и сами в них не верите. Блудили, значит, общественность.
— На борт хоть пригласите? — промолвил Романчиков.
— Всенепременно, о чём речение! — воскликнул Иван Иванович.
Два его товарища откинули крышку купола и выбросили нечто вроде трапа. Собравшись с духом, Романчиков вступил на него.
Внутри корабль оказался уютным и просторным, никаких приборов не было видно. Романчиков уселся в предложенное ему креслице. Хозяева пристроились напротив.
— Так вы собирались мне что-то доказать, — начал Геннадий Николаевич, ехидно улыбаясь. — Я весь внимание.
— Ах, Геннадий Николаевич, — Иван Иванович снова прижал ладошку к сердцу, — хороший человек вы. Плохой не стал возиться с иноземными цивилизациями бы. Но и хороший человек заблуждаться может. А тарелочек-то нету. Выдумки и вздор всё.
— Ну, знаете! — вскричал Романчиков. — Я сижу в вашем… называйте, как хотите… и вместо того, чтобы сообщить что-нибудь ценное, вы…
— Не горячитесь, Геннадий Николаевич, мы и сообщаем вам ценное, весьма. И ваша методика, и восторги ваших коллег строятся на косвенных фактах…
— Этот факт вы называете косвенным? — Романчиков зло застучал по обшивке корабля.
— Да в Калуге-то утром не знали вы этого. Так что разберёмся поначалу с косвенными. Возьмём, — Иван Иванович бросил взгляд на пензенскую газету, — ну хотя бы Баальбек. Не вы ли намекали, что семисоттонные глыбы храмовой веранды не могли столь гладко обтесать земляне, тем более перетащить их из каменоломни?
— Допустим.
— Сейчас глянем на древний Баальбек, — сказал Пётр Петрович и потянулся морщинистым пальчиком к узору на стене.
Стена осветилась и пропала. Пахнуло жаром. Рыжеватые горы повисли в мареве. Раздались нестройные крики. Ряды полуголых людей упирались в длинные слеги. Блестя оливковым потом, они волокли по дёревянным рельсам гигантский дощатый остов, внутри которого угадывался непомерной величины гранитный монолит. В стороне на маленьком чурбаке сидел человек в светлом хитоне и задумчиво смотрел вдаль.
