— Сомневаюсь, чтобы ровно в десять, — успокоил Стас. — А доедем за пятьдесят минут.
Тут подбежала раскрасневшаяся Игнатьева в красном же пальто. Она была вооружена хозяйственной сумкой красного цвета.
— Хуже нет быть начальником, — затараторила Инна Ивановна. — Там распишись, тут просят отгул, шихту со склада не завезли, а из вытрезвителя опять «телега» прикатила. Где Аркадий? Тогда я сбегаю в канцелярию…
— Ну уж нет, — твердо сказал Камилл. — Садись рядом со Стасом и отдыхай.
Выехали ровно в восемь тридцать семь.
Голубые глаза Стаса внимательно смотрели на дорогу из-под прищуренных век, большие руки уверенно лежали на баранке. Мотор гудел с солидной основательностью. «Пожалуй, успеем, — подумал Камилл. — Видимость хорошая, снега на дороге нет». Он на самом деле успокоился и уверовал в удачу.
— Внимание, — сказал Усманов, когда они миновали мост через речку и городское кладбище. — Командором пробега предлагаю выбрать Инну Ивановну. У нее большой опыт.
«Кубышка» заявила было самоотвод, но его игнорировали.
— Там человек двадцать — архитектор, художник, представители предприятий города, вузов, магазинов. Есть один старичок из комбината прикладного искусства. Председательствует работник облисполкома, женщина.
— В общем, в самоцветах никто не разбирается, — махнул рукой Степанов. — Надо им заморочить головы.
— Естественно. А кто высказался про сушеные грибы?
— Этот — из прикладного искусства.
— Как ты показывала бусы?
— Обыкновенно. Выложила на стол — они там сидят за длиннющим столом всю партию.
— Я уже говорил, что это была основная ошибка, — заметил Аркадий Борисович. — Ты девальвировала ожерелья.
— Согласен. Теперь мы покажем только одну нитку. Пусть тянут друг у друга из рук. Инна Ивановна, листовка готова?
Игнатьева вытащила из сумки бумажную пачку небольшого формата. Это была первая публикация стихотворения в прозе.
— Прекрасно! Гальку тоже захватила?
— Да, провела ее как шихту.
— Аркаша, твой вклад?
Степанов похлопал ладонью по пузатому портфелю, Некоторое время ехали молча, глядя в окна. Было довольно светло, хотя небо затянули белесые облака. Узкая полоса асфальтированного шоссе стремительно накатывалась па машину, охватывала с обеих сторон и также стремительно убегала назад, быстро сужаясь. По обе стороны дороги тянулись совхозные поля, на которых крупными мазками белел снег. Ровно гудел мотор, шуршали шипы, из-под колес пулями летели мелкие камешки. Когда «Нива» проскакивала лесные массивы, в салоне становилось сумрачно и прохладно. Встречные машины попадались редко.
— Как построим выступления? — спросил Степанов.
— Только не затягивать. Каждому по пять — семь минут.
Камилл кивнул:
— Работаем быстро и красиво, как в кино. Ни одной паузы.
— Ясно. — кивнул Степанов. — Я буду говорить…
— Погоди. Первое слово командору, которая непринужденно представляет свиту. Мол, Усманов, кандидат, автор многих технологий и прочая и прочая. Я встаю и кланяюсь. Затем — Степанов, участник выставок в Лейпциге, Белграде и Амстердаме!..
Аркадий Борисович надул щеки и поклонился в спину Стаса.
— Именно! Затем я описываю геологию алмазов, обхожу стол и раздаю худсовету алмазную гальку. Подарки действуют расслабляюще! Затем слово берет Игнатьева, лауреат премии Совета Министров СССР. Инна Ивановна, медальку приколола? Прекрасно.
— Я говорю о производстве ожерелий и раздаю…
— Нет, нет! Командор не должен суетиться. Листовки ты пускаешь по рукам — пусть разбирают сами. Здесь непременно возникнет шум, пойдут вопросы, разговоры, в общем — небольшой базарчик. И в игру вступает Ар-каша.
— Все понятно, — подхватил Степанов. — Я расписываю художественные достоинства ожерелий, раздаю институтские проспекты, они весьма эффектны. Базарчик усугубляется… Стас, смотри!
Стае все видел. Он газанул и тут же сел на тормоза. «Нива» чуть ли не с места прыгнула вперед и едва не прижала прямо к посту ГАИ регулировщика в кожаной куртке и желтом шлеме. Инну Ивановну бросило на ветровое стекло, Камилл застрял между передними сиденьями. Чертыхаясь, Стас отворил дверцу. Мимо него пронесся второй орудовец, пронзительно свистя. Немного погодя взревел мотор мотоцикла.
— Ты что? — крикнула «Кубышка».
Стас выжидающе смотрел па пост ГАИ, но оттуда никто не выходил. Справа накапливались машины. Тогда оп закрутил баранку, сдал назад и, с места взяв хорошую скорость, рванул по гладкому шоссе в гору.
— Догонят, хуже будет, — сказал Аркадий Борисович.
— Мы не нарушали. — Стае оскалился. — Они нас даже не заметили. Они гонятся за черной «Волгой».
— Что хоть произошло? — допытывалась Инна Ивановна.
— При повороте па горьковское шоссе в нас едва не воткнулась «Волга». Если бы не Стас…
— Какой-нибудь «бугор», — презрительно сказал бывший десантник. Начальничек. Думает, что ему все дозволено…
Камилл ничего не видел, даже испугаться не успел., Молча сидел и потирал правое плечо.
— Споткнулись па пороге, — вздохнула Инна Ивановна. — Плохая примета.
Марат Магжанович любил приезжать на собрания академиков. Это льстило его самолюбию. Он был причастен к постановке важнейших проблем, которые определяли стратегию развития науки. В кулуарах мог получить из первых рук высокопрофессиональную информацию. Вон, например, прогуливаются академики Приходько и Птушинский из Киева, специалисты по криокристаллам. Один из них доказал существование трех модификаций кристаллического кислорода, другой при сверхнизких температурах напылял пленки толщиной в один атом.
Усманов быстро, но отнюдь не торопливо обогнул колонну и едва не столкнулся с высоким худощавым человеком, который напоминал страуса: длинная жилистая шея, широкий нос и громадные очки.
— Ради бога, извините.
— Марат Магжанович? — с большим сомнением спросил «страус». Глаза его внезапно округлились, как при виде призрака. — Это вы?
— Естественно… А-а-а! — Усманов уже узнал Жемчужного — врача из академической поликлиники. — Николай Альбертович, какими судьбами?
— Да вот… Явился на сессию…
— Разве вы не в медицинской Академии?
— Туда не взяли… — Николай Альбертович еще не пришел в себя. — А сюда выбрали… На отделение биофизики.
— Очень рад. Будем встречаться. — Усманов сделал движение, чтобы уйти.
— Позвольте! Как у вас со здоровьем?
— Вроде все нормально… Ах, да! По-видимому, вы ошиблись в диагнозе. Боли прошли, опухоль быстро уменьшается. Я даже перестал ее ощущать.
