Прошло пять дней. На шестой день утром слуга пригласил Андрея Лаптева в операционную.
Кроме знакомой хирургической сестры и Сатнапала доцент увидел здесь Майю, одетую, как и отец, в белый халат. Она поздоровалась с Андреем и снова склонилась над каким-то прибором.
— Добрый день, — кивнул профессор. — Сегодня вы будете приживлять глаз человеку.
Лаптев ответил молчаливым жестом согласия. Он решил ничему не удивляться. Да, конечно, ему не приходилось делать таких операций. Вообще, немногие хирурги мира брались приживлять глаз — один из сложнейших органов человеческого тела, и то лишь как живой протез. Но если Сатиапал берется — значит, это дело возможное.
— Я буду ассистировать?
— Нет, вы будете оперировать! — многозначительно подчеркивая последние слова, ответил профессор. — Знакомьтесь с инструментами. Слева — для сшивания нервов. Этот, уже известный вам, для кровеносных сосудов.
Сшивание нервов и сосудов — самое сложное в операции. Удалить какой-то орган и пришить вместо него новый, в конце концов, не очень трудно. Успех операции зависит от того, насколько совершенно будет восстановлена связь оперируемой части тела с мозгом и снабжение ее кровью.
Аппараты Сатиапала безупречны. Впервые за время пребывания в имении доцент Лаптев позавидовал профессору: с такими приспособлениями, действительно, можно творить чудеса.
— Изучили? — спросил Сатиапал.
Лаптев пожал плечами: изучить новую аппаратуру — это не значит поверхностно оглядеть ее и понять принцип действия. Нужна многочасовая практика, навыки в обращении с инструментом.
— Признаю, — сказал Сатиапал, — конструкция очень неуклюжая; ее нужно усовершенствовать, чтобы сложнейшую операцию мог провести любой хирург. Не беспокойтесь: я буду вам помогать. Готовьтесь.
Пятнадцать минут моет руки хирург перед операцией. Щетки, мыло, дезинфицирующие вещества призваны удалить из пор кожи мельчайшие частички грязи и абсолютно всех микробов. Для молодых хирургов — это время священнодействия, нечто схожее с омовением рук жрецом перед ритуальным обрядом. Но за четыре года войны доцент Лаптев повторил эту процедуру столько раз, что его движения стали машинальными.
Ловко орудуя щеткой, он заинтересованно поглядывал на Майю. Неужели это она скорбной тенью двигалась по сумеречным комнатам дворца, — какая-то по-особому безжизненная, непонятная и далекая. Сейчас на спрятанном за марлевой маской лице бархатно-черные глаза стали решительными и сосредоточенными. Снова Андрей Лаптев вспомнил Зою: точно такое выражение появлялось в глазах его бывшей невесты, когда она сердилась или решала свои хитроумные задачи по математической физике. Он досадливо отмахнулся от этого воспоминания.
— Папа, — сказала девушка, — я принесу препарат.
— Не нужно, — отозвался Сатнапал. — Я уже приготовил.
— Я знаю, папа, но… у больного были серые глаза.
— А теперь будет один глаз серый, а другой — черный. Англичанину полезно убедиться, что глаз индийского нищего, погибшего от голода, может видеть не хуже, чем чистокровный английский.
— Бертон не из таких, папа!.. К тому же он молод, а разноцветные глаза — это очень некрасиво…
В голосе девушки звучали странные интонации — выдававшие гораздо большее, чем обычную заботу врача о своем пациенте.
"Влюблена! — сразу же догадался Лаптев. — Бертон… Англичанин. Молодой…"
Не все ли равно Андрею, в кого влюблена дочь индийского раджи? Но почему так неприятно сжалось сердце?..
"Англичанин… Один из тех, кто угнетает Индию на протяжении двухсот лет… Почему бы ей не избрать молодого красивого индийца?"
Нечто подобное почувствовал и Сатиапал. Он выпрямился и укоризненно покачал головой.
— Папа! — вспыхнула девушка. — Разве ты не замечаешь, что Бертон очень напоминает Андр…
— Молчи! — крикнул Сатиапал. — Поэтому я и верну ему зрение. Отступлю от собственного принципа, совершу предательство… Но англичанин будет иметь разноцветные глаза!.. Все! Готовьте больного!
Майя и хирургическая сестра вышли в операционную. Сатиапал хмуро посмотрел им вслед и сказал раздраженно:
— Женщины не умеют держать язык за зубами!.. Андреи, вернее Райяшанкар, о котором вспоминала дочь, — мой сын. Его расстреляли англичане в первый день Азарха двенадцать лет назад.
Он как-то странно, точно хотел отогнать неприятные мысли, тряхнул головой и молча — локтем поднятой руки в стерильной перчатке — показал на дверь.
— Господин Сатиапал, подождите, — попросил Лаптев. — Скажите, почему вы уехали из России?
Профессор нахмурился:
— Разве это имеет значение? А впрочем!.. Есть такой романс: "Как желтый лист, гонимый ветром, летит, не ведая куда, так…". Меня изгнала из России революция, господин большевик!.. Вас это устраивает?
— Вполне! — с шутливой серьезностью ответил Лаптев. — Я против эксплуататоров. А у вас, очевидно, были в России заводы и имения?
— У меня была квартира из пяти комнат и неисчерпаемый запас энергии… Но хватит об этом. Если вы не хотите лишиться моего уважения — никогда ни о чем не спрашивайте.
— Согласен, — сказал Лаптев.
Нажимом ноги профессор открыл дверь операционной. Майя и хирургическая сестра давали больному наркоз. Операция предстояла длительная и тяжелая.
Пациент досчитал до трехсот. Эфир не действовал.
— Больной, — спросила девушка, — вы много употребляли виски?
— Много, Майя! — ответил тот с веселой беззаботностью.
— В вену! — сказал тихо Сатиапал. — Две дозы.
Майя приготовила шприц, оголила левую руку больного… и, вздрогнув, отвела иглу. В ее глазах мелькнуло удивление и даже испуг.
Сатиапал подошел ближе:
— В чем дело?.. Продолжай!.. — он проследил глазами за взглядом дочери и повторил изменившимся голосом: — Продолжай.
Лаптев заметил: профессор, как и Майя, смотрит на красное пятно выше локтя больного. Оно имело четко очерченные границы, величиной и формой с куриное яйцо.
— Больной, — спросил Сатиапал, — как вас зовут?
— Чарльз Бертон, — ответил тот охотно.
— Где вы родились?
— В Кембридже.
— Кто ваш отец?
— Профессор биологии Рудольф-Эммануил Бертон.
— А мать? — Андрей Лаптев видел, что Сатиапал волнуется, хотя и старается это скрыть.
— Мария-Луиза Бертон, певица.
— Так… Хорошо…
Профессор больше не спрашивал. А минутой позже Майя сказала:
— Прошу, господин доцент. Он спит.
Андрей сделал шаг вперед. Сейчас должна начаться операция — очень интересная, очень тяжелая.
