Полицейский стоял около Трассена и внимательно за ним наблюдал. Но теперь Лео потрясло новое обстоятельство. Он увидел в рамке нормального окна остановившегося автомобиля прелестное женское лицо и понял, что перед ним - "девушка его мечты". Голубоглазая девушка его мечты, с разлетающимися светлыми волосами и открытой мальчишеской улыбкой. Девушка помахала из окна тоненькой рукой, парень в комбинедоне свернул шланг, и машина отъехала от бензоколонки. Трассен смотрел ей вслед. Машина снова сократилась. В этом не могло быть никакого сомнения. Но самое ужасное, что красотка исчезла! В машине снова появилась уродина с длинной шеей и переливчатым цветом волос. Сменив всевозможные оттенки волос от синего до дрко-оранжевого, она уехала.
- Кто это? - вымолвил Трассен и только тут заметил, что рядом стоит полицейский и держит его за рукав.
- Кто это? - настойчиво повторил Трассен.
- Это фрейлейн Айкельсон, - ответил полицейский. - А вам-то знать зачем?
- А почему она то сокращается, то расширяется?
- Ладно, ладно! Грамотные небось. Еще в школе учили: то, что движется, сокращается, то, что останавливается, расширяется. А напиваться - не надо...
Трассен вырвал руку и с изумлением посмотрел на полицейского.
- Это в какой же школе так учат? - спросил он.
Но тут полицейский увидел на противоположной стороне сквера пуделя, резвившегося на клумбе.
- Пошел! - крикнул он. Это относилось и к Трассену тоже.
Ошеломленный ассистент Берлинского университета быстро зашагал прочь и свернул в первую попавшуюся улицу. Здесь стояли странные, ультрасовременные дома. Фасады их были облицованы листовым металлом, блестевшим на солнце до рези в глазах. На крышах высились очень длинные трубы, а в палисадниках лежали огромные колеса, заросшие маргаритками и анютиными глазками. У подъездов этих домов висели какието расчетные таблицы, а вместо входных калиток были подвешены скользящие двери от железнодорожных вагонов. Все стремилось почему-то к железнодорожному модерну, приноравливаясь к странному машиностроительному стилю. По-видимому, это был богатый центр города, потому что, как только улица кончилась и Трассен свернул в переулок, снова начались обыкновенные дома с черепичными крышами. Металлическую облицовку Лео Трассен увидел еще на здании большого универмага. "Десять лет в вагоне" - назывался этот магазин. Жалюзи на витринах были опущены, магазин закрыт.
Трассен взглянул на свои часы. Ему показалось, что они стоят. Они ушли вперед лишь на две минуты, с тех пор как он отошел от бензоколонки, хотя прошел он большое расстояние. Трассен стал следить за стрелкой. Резво перескочив через мииуту" она как ни в чем не бывало полезла дальше. Что же это значит? Время изменяет свой ход? Трассен стоял и не отрывал глаз от циферблата. Минута... Две... Три... Время снова потекло "нормально". Итак... Трассен нацарапал на земле спичкой формулу для "уменьшившегося" времени:
t'= t
V3
C2'
"Уменьшившееся" время он обозначил буквой V. "Если мои часы показали всего лишь две минуты вместо тех десяти, пока я шел мимо никелированных домов, значит ход моих часов зависит от скорости моего движения v, и вместо десяти минут, которые показали бы часы, если бы я не двигался (время t), часы показали меньшее время t'. А это может произойти или в том случае, если я двигаюсь с огромной скоростью v, близкой к скорости света (например, двести тысяч километров в секунду!) или... или... если сама скорость света С здесь очень мала. Мала сама скорссть света? Та самая постоянная величина, которую в любой формуле обозначают всегда одной и той же буквой "С"?
- Эй ты, иногородний! Убирайся, пока не позвали полицейского!
Кричали сверху. Трассен поднял голову и увидел в окне второго этажа почтового служащего с форменными петлицами и блестящими пуговицами.
- Пошел! - крикнул он опять Трассену.
Этого Лео не мог стерпеть. С бешенством стиснув кулаки, он уставился на чиновника. Почтовый служащий увидел давно не бритое лицо в больших очках.
- Видно по тебе, откуда ты пришел, бродяга пригородный! сказал он.
Трассен бросился в подъезд почты. Своего врага он застал уже сидящим за полукруглым окошком с надписью: "Продажа конвертов и марок".
- Два конверта! - отрывисто сказал Трассен.
- Деньги!
Трассен порылся в карманах и выложил на окошко пять пфеннигов.
- Это не наши деньги, - медленно сказал чиновник, пристально глядя на Трассена.
- Как так не наши деньги?
Но тут чиновник, высунувшись из окошка, неожиданно вцепился в монету.
- Фальшивая! - заорал он.
- Отдай, скотина! - Трассен схватил руку чиновника.
Пальцы разжались, и на окошке осталась лежать алюминиевая монета Третьего рейха с вытисненной свастикой.
- Какие тебе еще нужны деньги, почтовая крыса?
- Вот сейчас позову начальника! - чиновник вскочил.
Но Трассен уже быстро спускался по лестнице. По дороге он успел все же прочесть табличку: "Наш почтовый адрес - город Гаммельн".
Так вот как назывался город, в котором происходят такие странные физические явления! Город со старинным немецким названием, по улицам которого носятся искаженные автомобили, девушки, двигаясь, изменяют внешность, а часы замедляют свой ход в зависимости от скорости движения. Можно ли поверить родившемуся предположению, будто в этом загадочном мирке скорость света так мала, что все обычные передвижения происходят с околосветовыми скоростями, обнаруживая при этом эффекты; предсказанные теорией относительности? А если это так, что же происходят в этом замедленном мире, где ни одна скорость не может быть больше скорости света, равной, наверно, пятнадцати-двадцати километрам в час?
ДОЧЬ ГАММЕЛЬНСКОГО ФИЗИКА
Девушка, с которой происходили удивительные превращения на глазах у Трассена, была бывшей студенткой Гаммельнского физического училища, где преподавал ее отец, профессор Айкельсон. Собственно говоря, она бросила науку только вчера. А сегодня утром состоялся ее разговор с отцом, которому она высказала все, что думала о бесполезности физики. С сегодняшнего дня она свободный человек. Правда, если говорить честно, не надо было бы просить у отца машину. Он пользуется машиной Железнодорожного управления именно за то, что работает там физиком-консультантом. Впрочем, машину эту скоро у них отберут. Профессору уже не раз намекали, что железной дороге физики больше не нужны. Расчет расписания давно проверен и действует безотказно. Скорости поездов установлены раз и навсегда, и возрастание их массы при ускорении точно подсчитано и известно всем машинистам. Остается только расчет топлива, пожираемого экспрессами. Но ради решения этой задачи нет смысла держать физика-консультанта. Железнодорожные экспрессы больше не выходят из Гаммельна, потому что наступил тяжелый топливный кризис. За бензин Анна-Мари заплатила только что такую неслыханную цену, что теперь ей придется отказаться от туфель, которые она присмотрела в универмаге "Десять лет в вагоне". Туфли бронзового цвета, на каблуке, загнутом вперед крючком. Ходить в них неудобно, зато последний крик моды. У Анны-Мари еще никогда не было модных туфель. Она сама не знает, имеет ли она право одеваться, как взрослая девица, потому что, если считать ее возраст по отсчету поездов, в которых она часто ездила с отцом, когда он работал при Железной дороге, то ей еще нет шестнадцати, а если полагаться на календари ее тетушек, живших безвыездно в Гаммельне, то Анне-Мари все двадцать, и она может позволить себе не только туфли с загнутым каблуком, но и модное платье, которое висит в витрине того же универмага.
