— Здравствуйте, принц.
— Здравствуй, — отвечал Айрик, уже успевший привыкнуть к этому слову. Они с Эйриком все время держались вместе, они звали друг друга „брат“ удивительно ли, что у гостей эарлова двора не оставалось сомнения в их родстве?..
— Вы, я вижу, тоже держите путь к замку?
— Да, я иду спасать брата.
— Понимаю, понимаю. И что вы думаете об этой части пути? Не правда ли, это испытание хуже любого страха?..
— Какое? — спросил Айрик с легким замиранием сердца. Вот чего-чего, а испытания здесь он пока не заметил, — разве что желание прилечь в траву и отдохнуть можно счесть таковым…
Но глаза барда переполняла столь глубокая боль, что не поверить ему было невозможно.
— Здесь каждый должен отказаться от своих творений. Забыть все, что он когда-либо создавал, и дальше идти пустым.
…За всю свою жизнь Айрик создал не так уж много. Пару стихотворений — одно он написал с отчаяния, после смерти отца, и помнил его весьма смутно. Кажется, там „меч“ рифмовался с „днем новых встреч“, и еще что-то было про „отважно погиб ты в неравном бою“. Вот уж с чем не жаль было расставаться! Второе было дразнилкой для Эйрика, и единственная ценность его заключалась в том, что оно напоминало о брате. Но отдать этот пустяк ради спасения Эйрика — да что на свете может быть проще?.. Еще из своих творений Айрик смог бы назвать самостоятельно сшитые ножны для кинжала да несколько картинок — замок на горе, портрет Халльгера Великого (неудачный), некий вид страны, которая Айрику как-то раз приснилась и которую он решил наскоро запечатлеть, чтоб не забыть… Обо всех этих мелочах мальчик помнил весьма смутно, и утратить их не счел бы не то что испытанием — причиной хоть слегка огорчиться! Но у Талайсина, видно, дела обстояли иначе.
Айрик обернулся к нему, чтобы его как-то утешить, сказать, что главное, чтобы его песни были, а кто их написал — это уже мелочи; а кроме того, он может потом сложить еще много новых песен, лучше прежних… Но барда уже не было рядом, только высокая трава колыхалась там, где он стоял, и Айрик явственно понял, где тот сейчас — едва сделав шаг обратно, оказался в самом начале пути, там, у черного леса…
Мальчик вздохнул. Посмотрел в бледное небо. Зябко передернул плечами.
И — пошел дальше, а идти было легко, будто тело потеряло свой обычный вес и могло бы летать, если бы Айрик попробовал. Время не ждало, и Айрик переступил границу с Третьей Землей — белую полосу, слабо виднеющуюся среди изумрудной травы.
* * *
… В Третьей Земле стоял день. Небо было голубым и облачным, но яркое солнце светило и в разрывы быстрых перистых облаков. На поле со скошенной, высохшей под лучами травой. На маленький домик из некрашеного дерева, одинокий домик посреди поля. К крыльцу подводила белая тропа.
Мальчик взошел по белым невысоким ступенькам и толкнул дверь. Дверь была заперта.
Только тогда Айрик заметил золотой колокольчик над головой, колокольчик, ярко блестящий в солнечных лучах. Нужно позвонить.
Айрик протянул было руку, но коснуться колокольчика не посмел. Пальцы его замерли в сантиметре от блестящей золотом вещицы.
А что, если он не зазвонит?
Эта мысль так сильно испугала Айрика, что он отдернул руку, как от огня, и даже спрятал ее за спину. Несколько минут он стоял, собираясь с силами, потом присел на крыльцо, чтобы успокоиться и поразмыслить.
Собственно говоря, почему бы ему не зазвонить? На вид это самый настоящий колокольчик, блестящий, с длинным язычком внутри. Нет никаких причин сомневаться. Колокольчики, они всегда звонят, верно ведь, дуралей? Ну, а даже если он заколдованный или просто специально такой, то нужно просто очень сильно поверить в то, что он зазвонит. Так бывает во снах, которыми ты можешь управлять по своей воле. Представь как следует, как он качается и говорить свое „динь-дон!“ — вот и все.
Айрик встал, с колотящимся сердцем поднес руку к колокольчику. Рука заметно дрожала.
— Эйрик! — крикнул он громко, как боевой клич, и изо всех сил качнул колокольчик.
Он не зазвонил.
Айрик зажмурился, у него внутри словно все ооборвалось. Когда он открыл глаза, то увидел перед собою черный лес, черные небеса. И — белую светящуюся дорожку самого начала пути.
Второй раз Землю Страха он проскочил стремительно. Мысль о потерянном времени, об умирающем брате подстегивала его, когда он, не замедляя хода, пробежал через высокие травы Второй Земли и выскочил под яркий свет дня, взбежал по скрипучим ступенькам.
…Сначала им овладело такое отчаяние при виде ночных земель, что он просто опустился на землю и закрыл лицо руками. Но потом что-то задело его по локтю, он дернулся — и увидел длинную фигуру в развевающемся плаще, неразличимо-темном в ночи, и это был Талайсин, спешивший в темноту. Он скрылся за поворотом, и Айрика словно подбросила вверх некая скрытая внутри него пружина. Поэт-то смог! Смог начать заново! Да и по второму разу это уже легче…
…Запыхавшийся, откидывая со лба левой рукой мокрые от пота волосы, правой он толкнул золотой колокольчик, насмешливо блестевший над дверью. В голове его не было мыслей, совсем никаких, — кроме лишь одной: нужно продолжать путь.
„Динь-дон!“ — звякнул колокольчик.
Дверь медленно открылась внутрь.
Айрик вошел.
Не было в домике ничего, только неширокий деревянный коридор меж двумя дверями, с каждой стороны — по окошку. На дощатом полу лежал солнечный квадрат. Мальчик прошел по нему, мягко ступая кожаными сапогами, и толкнул дверь — такую же, как первая, только она и вовсе не была заперта. Там, за ней, была Четвертая Земля.»
— Прошел он Земли Надежды, и Земли Страдания одолел, хотя там мучила его жажда, потому что это была пустыня, а тако же то и дело там начинал идти град или дуть ужасный песчаный ветер. Там Айрик одновременно обгорел на солнце и обморозился, в горле у него жутко пересохло, и все тело болело… В общем, несладко ему пришлось в Четвертой Земле! Кроме того, она была самой большой из пяти, и Айрику казалось, что он по ней идет никак не меньше года. Но, когда казалось ему, что все безнадежно и его близнец, наверное, уже десять раз успел умереть, сжимал принц в руке каштановый лист и спрашивал: «Эйрик, Эйрик, цветет ли каштан?»
И брат каждый раз отвечал ему, словно бы издалека:
«Айрик, Айрик, каштан наш в цвету».
И принц понимал, что брат еще жив, и надежда есть, и продолжал свой путь… Так по вечерней Земле Страданий дошел он наконец до последней части своего пути…
«… Айрик, шатаясь, прошел несколько шагов и окликнул этих людей. Никто не обернулся. Их шатры пестрели повсюду на этом широком лугу, называемом Пятой Землей, и все люди казались занятыми своим делом. Это были разные пилигримы — Айрик различал воинов во всеоружии, просто каких-то бродяг, женщин — те были в основном с детьми… Было здесь и несколько пар, одна прошла совсем близко от мальчика, занятая разговором — юноша и девушка, державшиеся за руки так крепко, словно их могли разъединить…
