Ознакомительная версия.
Арабеска сверилась с часами — на первую и самую трудную цель меньше полутора минут. Если так пойдет и дальше, то как бы не замерзнуть, срока ожидая!
Обутая лишь в двойной плотности носки из верблюжей шерсти, арабеска шмыгнула к следующему дозору. Там будет двое, к тому же один из числа послушников. Придется постараться…
Последний воин из внешней охраны оказался на удивление ловким. Или это Гиза расслабилась — сложно сказать. Но удача была на стороне арабески — пусть и раненой в ключицу, но все же не позволившей охраннику заорать или сделать еще какую глупость.
Пользуясь резервом времени, Гиза осмотрела рану. Противно — клинок прошел под костью почти навылет, но величайшим велением всех богов, истинных и ложных, не задел одну из основных ключичных артерий. Девушка оторвала кусок накидки и проложила рану. Кровь так не остановишь, но хоть не капать за собой багровым следом.
Время — три часа двадцать две минуты. То есть целых восемь минут на пятисекундное дело. Можно немного отдохнуть… Безымянный сказал, что тайный вход должен быть открыт ровно в половину четвертого…
* * *
− Отлично, принцесса, − бросил Безымянный и нежно, но решительно оттеснил арабеску в сторону.
За спиной буквально из тьмы и тумана возникла сначала одна фигура, потом вторая. Не задерживаясь у входа, одетые в безукоризненно подогнанные доспехи воины один за одним исчезали за дверью тайного входа. О том, скольких трудов стоило незаметно для хашшишинов нарисовать подробную карту прохода к цитадели, Гиза старалась не вспоминать. Собственно, только одно это и отсрочило взятие цитадели на целых полтора года. И сколько же заданий уже на счету арабески… И даже, шайтан забодай, сам Старец начал показывать явную расположенность к когда-то непутевой девке-шлюхе, а теперь одному из лучших послушников Храма.
…
− Гиза, пора. Червяк проглотил наживку — ты внутри!
Чей же это такой знакомый голос? Почему она улыбается, слыша эти слова, лишенные смысла?
− Ты внутри него, действуй! — бросил еще одну непонятную фразу незнакомый и одновременно такой знакомый голос, прежде чем затухнуть в уголках сознания.
Но Гиза вспомнила все.
Повернулась к Безымянному, который вскоре станет Вождем, обняла холодную, мокрую фигуру воина и заглянула прямо ему в глаза.
− Я прощаю тебя, мой безымянный друг. Я никогда больше тебя не полюблю, но простить могу. Простить и понять.
− Что за…
− Что это? Где крепость? Что за серая дрянь?
Вождь растерянно крутил головой, пытаясь проморгаться. Только что бойцы один за одним исчезали в утробе цитадели ибн Саббаха, а теперь никого вокруг, только грязно-серое мельтешение, куда не кинь взгляд.
Впрочем, теперь не только оно.
Он заметил арабеску и тут же выхватил короткий меч из ладно приделанных к поясу ножен.
− Предала, сучка арабская? — в голосе Вождя еще не прорезалось той стали, которая заставляла людей обмачиваться с одного лишь строгого вопроса. Это придет к нему намного позже.
— Это ведь какое-то ваше хашишшинское колдовство, да?
− Нет, − раздался голос позади Вождя. Мужской. Арабеска заглянула за плечо будущего главы ордена Воздаяния и губы сами собой расплылись в улыбке.
Флавий сидел на простом германском стуле с высокой спинкой. На нем была одежда трибуна, подпоясанная грубым кожаным поясом и с вышитым белым христианским крестом на груди, где сердце. Таким Флавий мог бы стать, оставшись на службе в армии и не пойдя на услужение Обсерватории.
− Ты и есть тот самый Старец? — спросил Вождь у Флавия.
Римлянин покачал головой. Сейчас он был в своем человеческом облике, еще до того как демоны превратили его в кусок железа с хрустальными глазами. Незачем пугать и без того обескураженного Вождя такими зрелищами.
− Нет, меня зовут Рэм Флавий Александр, − представился римлянин. — Я служил тебе и Престолу. Был убит, и воскрешен к жизни очень странными силами, которых ты привык называть богопротивными.
Будущий глава ордена Воздаяния осклабился:
− А, ну это в корне меняет дело, − он даже улыбнулся, но меч так и не убрал, лишь опустил лезвием вниз. — Я знал, что на защиту этой мерзости явятся слуги Диавола. А ты, принцесса, стало быть, тоже никакая не Гизада аль Саджах, а лишь ее оболочка, подчиненная черному колдовству?
Гиза покачала головой.
− Я обычный человек, который когда-то даже любил тебя, и провел с тобой немало времени. Потом ты струсил перед Престолом, который приказал убить твою любовницу. Ты не смог пойти против воли церковников и предал свои чувства. Я бежала от тебя, проклиная, но сейчас я не держу на тебя зла. Потом я вновь служила Престолу, потом тебе лично. За время служения была убита, один раз, и еще один раз. И все — во имя какой-то цели, которую ты, Вождь, не удосужился нам поведать. Или еще сам ее не ведал?
− Что за ерунда?
− Это правда, − подтвердил третий голос, снова за спиной Вождя. Тот рывком повернулся и столкнулся взглядом с Мариусом.
Вампир был одет в точности так же, как во время знакомства с Флавием и Гизой. То есть в безукоризненный костюм кроваво-алого цвета, и еще на нем была здоровенная широкополая шляпа, тоже насыщенно алого оттенка. Невероятных размеров шпага дополняла немного лубочный образ круда.
− Я Мариус Рыдой, потомок Федера Рыдого, главы общины крудов в Южной Трансильвании. Я за тебя не умирал. Пока. Но пережить пришлось немало очень неприятных моментов. Вспомни меня.
− Вспомни меня — эхом отозвалась арабеска.
− Вспомни меня, − произнес Флавий.
Вождь поочередно оглядел каждого. Гиза, Флавий, Мариус. Снова Флавий, и снова Гиза. Марус, Флавий, Гиза, Флавий, Гиза, Гиза, Мариус…
Глава ордена метал взоры налево и направо, и везде наталкивался на беззвучное «Вспомни меня». Наконец, мужчина выронил меч и упал на колени, сжав ладонями голову.
− Уберите это… убейте… уберите, я не могу больше терпеть ЭТО!!!
Вождь забился, замахал руками, словно отталкивая от себя какую-то дрянь. Никто из трех свидетелей помешательства не произнес ни слова, но все поняли — Вождь, наконец, осознал, что разум замкнут сам в себе, и ключи от темницы мысли в мерзких жвалах белесого червяка, словно коконом опутавшего его голову. Казалось, полупрозрачная фигура паразита даже проступила из ничего, настолько сильным было желание Вождя избавиться от мысленных оков.
− Вспомни себя, − крикнула Гиза, и только потом заметила, что ее ногти впились в ладони — настолько крепко сжаты кулаки. Где-то внутри ее потаенных, глубоко закопанных эмоций прорезался чистый голос и повторил «Вспомни себя…и меня с тобой рядом!». Арабеска до боли сжала челюсти, но предательские глаза снова разродились двумя каплями давным-давно забытых слез. Точь-в-точь так же, как и тогда, когда арабеска стояла у смотрового окна, выслушивая свой приговор. То, чего никак не ожидала услышать от близкого ей человека.
Ознакомительная версия.
