— В обезьяннике, — сказал Пан Сатирус.
— Вечером состоится обед, который даст в вашу честь диетолог Центрального зоопарка и…
Пан Сатирус протянул длинную руку. Записная книжка легко перешла в его сильные пальцы; они скрутили ее, и порванные листки подхватил ночной ветерок.
— Юридическая процедура? Подписание контракта? Вы плохой актер, мистер Макмагон. Вы уж лучше придерживайтесь своего метода — допроса с пристрастием.
— Я надеялся, что вы об этом забыли, сэр, — сказал мистер Макмагон. — Ведь мы не сделали вам ничего дурного.
— Вы заперли меня в камере, грозили заморить голодом.
— Я надеялся, что вы забудете это, сэр… Я действовал согласно приказу.
Пан Сатирус скалил свои страшные зубы.
— Юридическая процедура? Подписание контракта?
— Суд города Нью-Йорка собирается сделать вас полноправным человеком, — сказал мистер Макмагон.
— Этот малый дошел до ручки, — сказал Горилла, поглядывая на мистера Макмагона.
— Что правда, то правда, мичман, — сказал Макмагон.
Пан Сатирус уперся в дорогу руками и раскачивал свое короткое мощное тело; он явно над чем-то размышлял.
— Полноправным человеком, — произнес он. — Как мило.
— Да, сэр.
— А сколько лет будет этому полноправному человеку?
Мистер Макмагон попятился.
Но далеко уйти он не мог: кругом были прожектора, агенты и осветители, направляющие свет прожекторов.
— Все это не я придумал, — сказал он. — Юрист из меня так и не вышел, но я не могу представить себе, как судья может изменить ваш возраст, мистер Сатирус.
— Полноправный человек, таким образом, будет в возрасте семи с половиной лет, верно? Дитя. Счастливчик, в Нью-Йорке есть обязательное школьное обучение?
— В Бруклине есть, Пан. Там я научился читать и писать.
— Значит, я буду сидеть в классе с малыми ребятишками, а какая-нибудь женщина будет рассказывать, как делать бумажные куклы? Я видел школу Динг-Донг по телевизору, мистер Макмагон.
Наверно, агент тоже видел эту передачу, во всяком случае, голос у него стал ломаться, как у подростка.
— Может быть, вы сдадите экзамен экстерном и получите аттестат зрелости, сэр… Я, право, не знаю…
Пан Сатирус присел на пятки и стал медленно расчесывать ногтями шерсть на груди. Он обернулся к своим друзьям.
— У этой рыжей были ужасно крепкие духи. Я, наверно, никогда не избавлюсь от этого запаха… — И он снова обратился к агенту: — Мистер Макмагон, какой контракт я должен подписать?
Покрасневший мистер Макмагон опустил голову и взглянул на дорогу.
— Контракт с радиовещательной компанией, сэр. Будете выступать по телевидению.
Пан Сатирус ожесточенно поскреб голову.
— Как и вы, я никогда не занимался юриспруденцией, мистер Макмагон.
— Я изучал ее.
— Ах, вот как. Тогда, пожалуйста, скажите мне, каким образом полноправный человек семи с половиной лет может подписать контракт, имеющий юридическую силу?
— Этого он набрался не из телевизионных передач, — сказал Счастливчик.
Пан бросил через плечо:
— Некоторое время служителем у моей матери был студент-юрист из Фордхэма. Он скорее был сторожем, так как просто сидел всю ночь перед клеткой и занимался.
— Видите ли, ваш опекун… — начал было мистер Макмагон.
— Продолжайте.
— Это ваш друг, Билл Данхэм, — выпалил Макмагон.
Пан Сатирус повернулся спиной к мистеру Макмагону и обратился к Счастливчику и Горилле:
— У меня есть друг по имени Билл Данхэм?
— Знакомое имя, — сказал Счастливчик. — Погоди-ка… Это та обезьяна… прости, тот малый, который интервьюировал тебя утром на пристани.
— Это не друг, — сказал Пан.
— О, я понимаю, — сказал мистер Макмагон. Затем его лицо вдруг обмякло и на мгновение стало почти беспомощным. — Послушайте, я выполняю приказ. Доставить Пана Сатируса в Нью-Йорк… иначе мне несдобровать.
— Иначе вас перестанут кормить? — спросил Пан.
Мистер Макмагон промолчал.
Пан поежился.
— Становится прохладно. Шимпанзе легко простужаются, хотя и не так легко, как другие приматы… Когда вы пытались заморить меня голодом, то это делалось для того, чтобы узнать, как заставить корабль лететь со сверхсветовой скоростью? Ваше правительство все еще интересуется этим?
Мистер Макмагон ничего не ответил.
Неожиданно правильный ответ поступил от Гориллы.
— Сколько эта телевизионная компания собирается платить Пану?
— Десять тысяч в неделю.
Горилла поправил на голове свою мичманку.
— Все понятно. С парнем, который зашибает десять кусков в неделю, никому не сладить. Кишка тонка.
— И что же я должен делать за такие деньги? — вдруг загремел Пан. — Ловить земляные орешки, которые будет бросать мне очаровательная блондинка? Притворяться, что влюблен в актрису с чрезмерно развитыми грудными железами? Или быть любящим отцом семейства маленьких шимпанзе, которых будут играть бесхвостые макаки?
— Я вижу, вы смотрели телевизионные передачи, — сказал мистер Макмагон.
— Если тебя заставляют делать то, чего ты не хочешь, сказал Счастливчик, — притворись дурачком.
Опершись кулаком о дорогу, Пан резко повернулся к Счастливчику.
— Ты хочешь, чтобы я согласился, Счастливчик? Ты?
— Пан, мне бы хотелось хоть раз иметь возможность похвалиться, что у меня есть приятель, который зарабатывает десять кусков в неделю… Впрочем, сказать, что мой приятель отказался получать десять тысяч в неделю, тоже неплохо, я считаю. Но дело в том, что выбора-то у нас нет. Вот мы стоим на дороге, и идти нам некуда. А там собираются повесить бронзовую доску в обезьяннике, где ты рос вместе с этими резусами.
Горилла сказал:
— Моя старушка мать… — она называла себя моей теткой, потому что никогда не была замужем, но я — то знаю… — так вот она рассказывала, что случилось с одной чересчур любопытной кошкой, Счастливчик.
Пан сказал:
— Минута молчания у клетки, где я родился… Стоим только я и два моих друга. Приходят в голову счастливые воспоминания детства… Ладно, я согласен.
— Ну и голос у вас… только по телевидению выступать, живо заметил мистер Макмагон. — Пошли.
Они поднимают сильный шум… особенно когда их раздражают другие обезьяны.
Энциклопедия Нельсона, 1943
Говорит Билл Данхэм, друзья. Через минуту я передам микрофон моему другу и коллеге Игги Наполи… вы здесь, Игги?.. и стану участником этих великих волнующих событий.