– “О весне”! – поддержал и пьяный блондин. Музыкант поднял руку, дождался, пока утихнет шум. Объявил:
– Хорошо! “Баллада о новой весне…” – Он сел на свое место, еще раз попробовал струны, пробежался по ним пальцами. Закрыл глаза, выдержал паузу. И запел. Негромко, но так, что услышали везде. И люди отодвинули ложки и тарелки, затаили дыхание, слушая, как набирает силу голос певца. И как, вторя голосу, все резче звенят струны.
– Это его песня, – шепнул Хурхас.
– Я знаю. – Назлух кивнул.
– И в ней нет ни единой строчки о нас с тобой.
– Ни единого слова.
– Словно и не было нас там.
– А может, так оно и есть? – Назлух усмехнулся. – Может, нас там действительно не было?
– Тихо, слушай…
На посерьезневшие лица слушателей легла тень, и невольно сжимались кулаки.
В стенах придорожной харчевни оживала старая легенда.
… И если стрелок, о вражде позабыв,
С мечником в общем строю,
Значит, черный катит прилив —
Об этом я песнь пою.
И сталь преградила дорогу волне,
И гром грохотал в руках.
На грани миров, на пути к весне
Доблесть сошлись и страх.
Но море живого кошмара и тьмы.
Сильнее, чем сталь и огонь.
Рты вместо свежести близкой весны.
Глотали жгучую вонь…
Голос окреп.
Окреп настолько, что дребезжали оконные стекла и звенела стеклянная посуда в шкафу. Но вдруг певец опустил голову, ссутулился, и песнь зазвучала по-иному. В музыке, в голосе слышалась скорбь.
Он вышел из строя, и с ним его друг,
И тридцать друзей в строю.
И черное море отхлынуло вдруг —
Об этом я песнь пою.
И яркое солнце слепило глаза,
И синее небо вокруг.
На каждое “против” свое было “за”,
И единственный рядом друг…
Музыка затихала. Слова были едва слышны, и посетители таверны, хоть и знали текст наизусть, невольно тянули шеи, вслушиваясь в тихий речитатив. Глаза людей смотрели куда-то далеко-далеко. Сейчас они видели несуществующее и не замечали реальности.
Песня споткнулась там, где споткнулся стрелок. И сердца слушателей споткнулись тоже. Музыка задыхалась, глохла. И людям стало тяжело дышать.
А потом струны отрывисто лязгнули, и голос взорвался:
И вырос вдруг огненный столб к небесам,
Земля ушла из-под ног.
Один не хотел оставаться живым,
Другой уже просто не мог…
Слова оборвались, но музыка звучала – из хаотического биения струн рождался мягкий мелодичный перебор. Мелодия-капель. И тяжело упали последние горькие слова:
Ни денег, ни славу в мир иной не возьмешь.
Как рано вышел ваш срок!
Старый стрелок по имени Джош
И Пол – молодой стрелок…
Певец склонил голову, руки его остановились. Растаяла музыка.
Никто не шевелился. Только пьяный блондин, шмыгая носом, утирал слезы.
Назлух и Хурхас избегали смотреть друг на друга.
– “Баллада о новой весне”, – объявил певец. – Надеюсь, вам понравилось.
Люди постепенно приходили в себя. Их глаза приобретали осмысленное выражение. Кто-то захлопал в ладоши. По столам пошла пустая миска, зазвенели монеты – плата музыканту. Хозяин в углу довольно щурился – половина гонорара пойдет ему.
– Это магия, – сказал насупившийся Хурхас. – Это его магия. Она живет до сих пор. В его музыке, в его словах. Она никуда не делась. Она по-прежнему где-то здесь… – Он положил ладонь на левую сторону груди. – Его магия продолжает жить А наша уже нет.
Назлух молчат.
Больше они не разговаривали. Сидели, смотрели на людей. Грезили наяву, вспоминали прошлое и совсем не думали о грядущем.
Посетителей все прибывало. Музыкант исполнил что-то веселое, плясовое, и публика постепенно расшевелилась. Было душно, несмотря на распахнутые двери и окна. Пахло кислым пивом и потом.
Полдень – самое жаркое время.
– Вы, кажется, засиделись.
– Что? – Назлух поднял глаза.
– Освобождайте место. – Хозяин заведения хмуро взирал на нищих странников. – Платите за пиво и убирайтесь
– Сейчас самый солнцепек, – сказал Хурхас. – Нам бы здесь еще немного переждать.
– Хватит, и так засиделись. – Хозяин зло выругался. – Давайте-давайте. Не задерживайте. И не заставляйте меня выгонять вас пинками.
– Ладно. – Назлух стал подниматься. – Я ухожу. Хозяин положил тяжелую руку ему на плечо, придержат, заставил опуститься на место:
– Сперва заплати за выпитое.
– Я же платил!
– Это ты про булавку? Да я взял ее только из жалости к тебе. Плати за вторую кружку.
– Я заплачу за него. – Хурхас достал из кармана медную монетку.
– И за себя не забудь.
– Конечно.
Хозяин взял деньги. Сказал чуть мягче:
– Ладно. А теперь уходите. Освобождайте место другим.
Старики переглянулись, одинаково усмехнулись в бороды. Хозяин не понял, что их позабавило, и на всякий случай пригрозил:
– Поторапливайтесь! А то у меня с такими, как вы, разговор короткий – за шкирку и на пороге пинок под зад для ускорения!
Они в этом не сомневались…
Оказавшись на улице, старики осмотрелись. Четыре пыльные дороги разбегались в разные стороны. Серая трава вяла под солнцем. Струился маревом горячий воздух.
– Ты куда? – спросил Хурхас.
– На восход, – махнул рукой Назлух.
– Тогда я на закат.
Старики разошлись, не прощаясь и не оглядываясь. У каждого была своя дорога.
Они уже не были врагами, но и товарищами им никогда не стать, сколько бы времени ни прошло.
Они навсегда остались соперниками.
И только благодаря этому они жили еще много веков…
