Тарберт же, всецело поглощенный уничтожением нопалов, ставшим для него чем-то наподобие захватывающей игры, выглядел свежим, будто только-только прекрасно выспался. Отвратительное же занятие нашел он себе, подумалось Беку. Сейчас он был очень похож на противного мальчишку, получающего удовольствие от ловли мух... Тарберт бросил взгляд в его сторону, нахмурился, и Бек выпрямился в своем кресле, чувствуя, как снова все в нем напряглось. Мало-помалу он все больше выходил из состояния безучастного неодобрения и стал проявлять непрерывно растущий все больший и больший интерес к игре, пока наконец не обнаружил, что мобилизовал всю свою силу воли для того, чтобы противодействовать манипуляциям Тарберта с нопалоном. Он сделал свой выбор — враждебность, которую двое мужчин испытывали друг по отношению к другу, стала очевидной. На лбу у Бека выступили бусинки пота, готовы были выскочить из орбит глаза. Тарберт тоже сидел в крайне напряженной позе, лицо его вытянулось и стало мертвенно-бледным, похожим на осклабившийся череп. Кусок нопалома трепетал в воздухе, вокруг него беспорядочно метались клочья и обрывки исходной субстанции.
И тут Беку пришло в голову, что это уже вовсе не праздное состояние двух умов, а нечто куда большее! Эта первоначальная догадка затем переросла в убеждение, что счастье, мир, сама возможность жить дальше, все это, абсолютно все, зависело от исхода этой борьбы. Просто удерживать нопалон в неподвижном состоянии было уже недостаточно, он должен полностью овладеть им, хлестать им по Тарберту, перерубить им ту незримую пуповину, что пока что еще связывала их... Нопалон струился и метался из стороны в сторону под напором воли Бека, но тем не менее неумолимо приближался к Тарберту. Но тут случилось нечто совершенно новое, нечто непредвиденное и страшное. Тарберт весь как бы взорвался ментальной энергией. Нопалон вырвался из мысленной хватки Бека и больше уже ему не подчинялся. Игра подошла к завершению. То же можно было сказать и о состязании двух умов. Бек и Тарберт смущенно переглянулись, они оба были в равной степени ошеломлены.
— Что случилось? — устало спросил Бек.
— Не знаю. — Тарберт стал растирать лоб. — Что-то нашло на меня... Я почувствовал себя несокрушимым великаном. — Он невесело рассмеялся. — Ощущение было такое...
На какое-то время воцарилось молчание. Затем Бек произнес с дрожью в голосе:
— Ральф, я больше не могу доверять самому себе. Мне нужно освободиться от нопала. Прежде чем он сделает со мной что-нибудь совершенно непотребное.
Тарберт надолго задумался.
— По всей вероятности, вы правы, — сказал он в конце концов. — Если мы и дальше будем пикироваться, то ничего не достигнем. — Он медленно выпрямился. — Ладно, денопализирую вас. Если Маргарет сможет стерпеть два воплощения дьявола вместо одного, — закончил он, слегка хихикнув.
— Я сумею это выдержать. Если это так необходимо. — Она понизила голос до шепота. — Наверное, это именно так... Надеюсь, что это так. По сути, я знаю, что нельзя иначе.
— Вот и не будем больше мешкать. — Бек встал, заставил себя направиться к денопализатору. Его всего сковывало отчаянное противодействие нопала, лишало сил его мышцы.
Тарберт скосил взгляд в сторону Маргарет.
— Вам лучше бы выйти.
Она отрицательно мотнула головой.
— Позвольте мне, пожалуйста, остаться.
Тарберт только пожал плечами, Бек же был слишком взволнован сам, чтобы настаивать. Шаг к денопализатору, еще один, третий шаг — как будто он брел через трясину. С каждым шагом неистовство нопала все возрастало, перед глазами Бека в бешеной пляске поплыли огни и краски, поначалу негромкий скрежет где-то на периферии сознания стал гулким набатом греметь в голове: «Ггер — ггер — ггер...»
Бек остановился, чтобы отдышаться. Цветные узоры перед глазами начали принимать причудливые формы. Если б он только мог разглядеть их. Если б только мог разобраться...
Тарберт, наблюдая за ним, нахмурился.
— Что-то стряслось?
— Нопал пытается показать мне что-то — или хотя бы дать возможность разглядеть... У меня все смешалось в глазах. — Он прикрыл веки, пытаясь успокоить беспорядочное движение темных бесформенных пятен, золотистых колец, мотков синей и зеленой пряжи.
Откуда-то из темноты донесся унылый голос Тарберта. Он оказался раздраженным.
— Давайте, Пол, смелее. Давайте разделаемся с этим.
— Погодите, — произнес Бек. — Я сейчас сам приноравливаюсь к этому. Весь фокус в том, чтобы научиться видеть с помощью своего мысленного зрения — глазами своего разума. Глазами своего аналога в паравселенной. Тогда становится видно... — Голос его звучал все тише и тише, перейдя постепенно в размеренное дыхание. Пляска пятен перед глазами прекратилась, и на какое-то мгновенье его мысленному взору представилась упорядоченная картина. Перед ним развернулась совершенно необычная панорама из налагающихся друг на друга черных и золотистых пейзажей, и подобно картине, просматриваемой в стереоскоп, она была одновременно отчетливой и двоящейся, привычной и фантастической. Он увидел звезды и космическое пространство, черные горы, зеленые и синие сполохи, кометы, бесцветное дно каких-то морей, движущиеся молекулы, переплетение нервных волокон. Если бы он вдруг решил прибегнуть к руке своего аналога, он мог бы дотянуться к каждой точке этого многоступенчатого пространства, и тем не менее, оно простиралось в некоем более высокого порядка космосе, более сложно организованном космосе, чем вся знакомая вселенная.
Он увидел нопалов, здесь вещественная суть их проявлялась гораздо отчетливее, здесь они не были созданиями из эфирной пены, как казалось ему раньше. Но здесь, в этом пара-космосе они были чем-то несущественным, вторичным в сравнении с чем-то поистине огромным и бесформенным, занимающим добрую половину обозреваемого им пара-космоса и в толще которого плавали наполовину невидимые золотистые ядра, подобно луне за слоем облаков. Из этой темной бесформенной массы произрастало неисчислимое количество длинных и тонких ресничек, напоминающих ости початка недозрелой кукурузы, эти реснички, струясь и колеблясь, протягивались во все уголки этого замысловатого космоса. На кончиках некоторых из этих усиков Бек различил какие-то предметы, свободно болтающиеся, как куклы на шнурках, как перезревшие подгнившие плоды, как повешенные на виселице. Тончайшие волоконца проникали во все самые удаленные места. Одно из них прошло внутрь заводского корпуса «Электродии Инжиниринг», где прикреплялось к голове Тарберта с помощью чувствительного щупальца, как резиновая присоска. Вдоль всей этой нити гроздьями теснились нопалы. Все они, казалось, пытались перегрызть эту нить. Бек понял, что как только это им удастся, волоконце вынуждено будет отдернуться, оставив череп беззащитным. Непосредственно над его собственной головой раскачивалось еще одно такое же волоконце, заканчивавшееся пустым колпачком-присоской. Беку удалось проследить взглядом вдоль всей длины этого волоконца, которое пронизывало все пространство, и увидеть место, откуда оно исходило, место, которое было столь же удаленным, как самый край вселенной, и столь же близким, как стена мастерской. Вот здесь-то он и заглянул в самое средоточие ггера. Стекловидное желтое ядро изучающе разглядывало его с такой алчной, с такой исполненной решимости и коварства злобностью, что Бек стал что-то невнятно лепетать и запинаться.