Еще раз извини за то, что втянул тебя в эти дрязги. С моей стороны неэтично. Я с тебя слишком много спрашивал как с друга — но всегда гордился правом называть тебя своим другом.
Может, И-Ди прав в одном: наше поколение тридцать лет боролось за то, что «Спин» украл у нас той октябрьской ночью. А стоило ли? Не за что цепляться в этой развивающейся Вселенной, и ничего не приобретешь в тщетных потугах. Этому прозрению я, можно сказать, обязан своей «четвертости». Мы эфемерны, как капли дождя. Мы все падаем, и все куда-то попадаем. Все где-то приземлимся.
Падай свободно, Тайлер. Используй прилагаемые документы, если посчитаешь нужным, каким угодно способом. Они весьма дороги и весьма надежны. Хорошо иметь друзей в высших сферах.
«Прилагаемые документы» все удостоверяли мою — выразимся так условно — личность. Набор подлинных удостоверений, водительских прав, свидетельств о рождении, страховых свидетельств, даже медицинские дипломы. Все с моими данными, но с именами, даже отдаленно не напоминающими мое подлинное.
* * *
Диана уверенно выздоравливала. Пульс ее наполнялся, легкие очистились, хотя температура все еще не спадала. Марсианское средство выполняло свою задачу, перестраивало ее изнутри, корректировало и редактировало ее ДНК.
По мере выздоровления она осторожно начала задавать вопросы. О солнце, о пасторе Дэне, о путешествии из Аризоны в «большой дом». Ответы я модифицировал, учитывая ее состояние. Она неоднократно интересовалась Саймоном. В минуты просветления я рассказывал ей о рыжей телице и возвращении звезд, когда же сознание ее помутнялось, я ссылался на то, что Саймон «где-то» в другом месте и что я пока позабочусь о ее благосостоянии. Ни истинные, ни ложные ответы ее, казалось, не удовлетворяли.
Часто она часами лежала, подперши щеку кулаком, уныло уставившись в окно, наблюдая, как ветер треплет вывешенное для просушки выстиранное, белье. Иногда ею овладевало беспокойство. Однажды ближе к вечеру она потребовала бумагу и перо. Получив принадлежности, она исписала не один лист повторяющейся фразой «Разве я сторож брату моему?» — трудилась, пока ручка не выпала из скрюченных судорогой пальцев.
— Я сказала ей о Джейсоне, — призналась Кэрол, когда я показал ей этот последний автограф Дианы.
— Вы уверены, что не преждевременно?
— Рано или поздно… Она это одолеет, Тайлер. Не беспокойся. С Дианой все будет в порядке. Она всегда все осиливала.
* * *
Утром в день похорон Джейсона я приготовил к отправке оставленные им конверты, добавив в каждый запись последней моей с ним беседы. Опустил я их в случайный почтовый ящик по дороге к местной церкви, в которой предстояла заупокойная служба. Возможно, их не вынут в этот же день, думал я, потому что почтовая служба еще не полностью оправилась от шока, но все же там, в почтовом ящике, они лучше сохранятся, чем в «большом доме». Такими вот мотивами я руководствовался.
«Церковь» оказалась залом для погребальных церемоний без выраженной религиозной направленности на оживленной пригородной магистрали. Автомобильное движение уже восстановилось в полном объеме, все ограничения по типам машин и местам их проезда сняли. Джейс всегда питал отвращение к религиозным обрядам и службам любого рода, в том числе и к погребальным, но Кэрол настояла, чтобы все прошло «как положено», пусть даже формально и бездуховно. Она согнала заметного размера толпу, состоявшую, по большей части, из соседей, наблюдавших за карьерой Джейсона по телевизионным новостям и газетам. Можно сказать, что присутствующих привлек его статус увядшей знаменитости.
Я произнес несколько прощальных слов. Диана, конечно, смотрелась бы на трибуне лучше, но состояние не позволяло ей покинуть постель. Я сказал, что Джейс посвятил свою жизнь научным исследованиям не ради славы, а ради знаний, что он понимал, что знания не создаются, а открываются, что на них не распространяется право собственности, что ими нужно делиться с соседями, с потомками. Джейсон умел делиться и остался частью системы знаний, он вплелся в его универсальную галактическую сеть.
И-Ди вошел в церковь, когда я стоял на трибуне, и весьма внимательно вслушивался в мои слова. Узнал он меня, пройдя уже половину прохода между рядами, тут же остановился и опустился на ближайшее свободное место.
И-Ди похудел, сбрил остатки жидких седин, и теперь на плеши его серебрилась короткая щетина. Выглядел он, однако, все еще импозантно. Костюм скроен как на манекен, нигде ни миллиметра слабины. Величественно сложив руки на груди, он обозрел помещение, проинспектировал присутствующих и остановил орлиный взор на Кэрол, как будто примеривался, как лучше просверлить в ней дырку.
Служба подошла к концу, Кэрол поднялась и с достоинством кивала подходившим цепочкой соболезнующим. Она много плакала в последние дни, но сейчас сохраняла присутствие духа, глядела даже с каким-то оттенком цинизма. И-Ди подошел к ней, когда все остальные уже разошлись. Она напряглась, как кошка, почуявшая присутствие более крупного хищника.
— Кэрол, — бесстрастно проронил И-Ди и кислым тоном добавил в мою сторону: — Тайлер…
— Умер наш сын, — сказала Кэрол. — Нет больше Джейсона.
— Потому я и здесь.
— Надеюсь, ты здесь, чтобы выразить скорбь…
— Разумеется.
— …а не по какой-либо иной причине. Потому что он прибыл домой, спасаясь от тебя. Полагаю, тебе это известно.
— Мне известно все и еще немного. Джейсон сбился с пути.
— Его можно во многом обвинить, но не в том, что он заблудился. Я была с ним до самой его смерти.
— Да что ты? Это интересно. А я, в отличие от тебя, был с ним при жизни.
Кэрол вздрогнула, как будто он ее ударил.
— Ты прекрасно знаешь, Кэрол, что я поднял Джейсона. Я сделал его. Тебе может не нравиться его жизнь, но я дал ему именно такую, я дал ему цель в жизни.
— Я родила его.
— Это физиологический акт, а не моральный. Все, что было в Джейсоне, заложено мной. Все, что он знал, он узнал от меня.
— Больше плохого, чем хорошего.
— И ты хочешь меня обвинить в том, что у меня существуют определенные заботы практического плана…
— О-о, твои заботы всегда весьма практического плана.
— В этот раз весьма. Я забираю его для вскрытия.
— Не глухая, можешь не повторять. Ты уже сообщил мне это по телефону. Но это недостойно, и к тому же невозможно.
— Я полагал, что ты отнесешься к моим заботам серьезнее. Очевидно, я ошибся. Но мне твое разрешение без надобности. Со мной люди, у которых предписание агентства по чрезвычайным ситуациям.
