— Они никогда не будут доверять нам, — покачала головой Наох, но хотя бы прислушалась к моим словам.
— Единственное, что я понял, живя с людьми, это то, что никогда нельзя недооценивать силу их жадности. — Я указал на Ронина: — Покажи ему правду, как ты однажды показала ее мне. Дай ему увидеть в точности, в чем нуждается твой народ — наш народ. — Я вспомнил кошмарное путешествие по Фриктауну, его медицинский центр, притон наркоманов на задворках города, где я встретил Наву. — И затем дай ему помочь нам получить это.
— Наву, — сказала Мийа, переходя на гидранский язык, уловив эхо моих мыслей. — Мы можем оказать ему помощь. Мы можем убрать с улиц наркотики.
— Слишком поздно, — сказала Наох ровным голосом — Наву умер.
У Мийи вырвался звук, словно кто-то ударил ее в живот, и Джеби заплакал.
— О Боже, — выдохнула Мийа. Человеческие слова сорвались с ее губ в отчетливой тишине. — Как? Почему?
— Потому что пока Хэньен не выдал вас службистам, вместе с остальным перестали поступать и наркотики, — сказала с горечью Наох. — Он не смог жить без них, ему надо было чувствовать. Он… он остановил собственное сердце. И это из-за вас! Это твоя вина — твоя и этого получеловека мебтаку! — Слезы, потекли из ее глаз. — Если ты хотела быть человеком, Мийа, почему тогда ты просто не использовала наркотики? Тогда единственной сломанной жизнью была бы твоя собственная!
— И ты бы с радостью продавала их мне? — спросила Мийа с внезапным гневом. В ней вспыхнуло и погасло сострадание. Джеби пискнул, когда она прижала его к себе слишком сильно. — Я никогда не работала с землянами из-за того, что считала их лучше себя. Я делала это потому, что верила в нас. И в то, что и у нас, и у них есть свой дар, который нужен нам веем.
Наох замерла, Хэньен на другом конце комнаты тоже застыл на месте. Некоторое время Наох колебалась, словно эти слова сбросили пелену с ее глаз и заставили любоваться правдой. Она тряхнула головой, но этим стряхнула лишь стремление поверить нашим словам. Она не затруднила себя тем, чтобы оспаривать точку зрения Мийи или хотя бы оправдать себя. Она снова перевела взгляд на Хэньена.
— Я буду наблюдать за тем, что ты делаешь, — сказала она на стандарте. — И если этого будет недостаточно… — Она исчезла, оставив угрозу висеть в воздухе.
У людей и, возможно, гидранов в комнате вырвался вздох облегчения.
— Что она имела в виду? — спросил нахмурившись Ронин. — Она действительно опасна? — Он посмотрел на Хэньена.
— Наох… — Хэньен показал на свою голову, все еще ошеломленный тем, что Наох торговала наркотиками, словно забыл, как на стандарте назвать психическую болезнь. — Она не может причинить какого-либо серьезного вреда, не навредив этим себе.
Я снова подумал о том, что она наделала, взбаламутив толпу, что она сделала со мной. Но, взглянув на Мийю, я решил не говорить об этом.
Наконец Перримид повернулся к Ронину и сказал:
— Тут ты будешь в безопасности на этой планете. Мы должны оказаться на другом берегу реки до того, как кто-нибудь обнаружит наше отсутствие. — Он взглянул на Киссиндру и Воуно, перевел взгляд на растерянное лицо Ронина. — Хэньен с Мийей и Котом лучше всех помогут тебе разобраться в проблемах гидранской общины. Они смогут объяснить все то, чего я… чего я никогда не понимал.
Мийа опустила Джеби на пол, подтолкнула его к Перримиду, и мальчик медленно, шаг за шагом, дошел до него. Я чувствовал ее напряжение, когда она направляла его. Перримид опустился на колени и подхватил Джеби на руки.
— Дядя Дженас, — пробормотал Джеби шепеляво, но разборчиво. Он опустил голову на плечо Перримида, обнимая его.
Перримид поднял на Мийю глаза, его мозг был переполнен нежностью /извинениями /чувством потери/благодарностью, на его лицо больно было смотреть.
— Позаботьтесь о нем, — пробормотал он. — Я знаю, что вы можете. Пока вам нельзя вернуться на другой берег.
Мийа кивнула, ее глаза были полны сострадания.
Киссиндра нерешительно подошла к дяде и встала рядом с ним. Она ласковой рукой коснулась темных волос Джеби. Он поднял взгляд, и они оба улыбнулись. Она отступила, а Перримид отпустил племянника, пробормотав ему «пока», когда тот направился к Мийе.
Киссиндра и Перримид следили глазами за Джеби, а потом взглянули на Мийю и меня, стоящих рядом, касающихся друг друга.
Я встретился взглядом с чистыми голубыми глазами Киссиндры, изо всех сил желая опустить голову.
— Прости, Кисс… — пробормотал я, не в состоянии рассказать ей о своих чувствах, не в состоянии даже показать их. По крайней мере здесь.
Но она улыбнулась и подошла к Воуно. Он обнял ее и тоже улыбнулся, пожимая плечами.
— Все в порядке, — сказала она, взглянув на него и на меня. — В некоторых случаях действительно нужен испытательный срок.
Я почувствовал, как на моем лице расцветает улыбка, как расслабляется мое тело, снова допуская Мийю в мой мозг. Я почувствовал, как ее любопытство дотронулось до поверхности моих мыслей, но она лишь подняла Джеби и не стала задавать мне никаких вопросов.
Воуно повел уезжающих обратно к флайеру. Ронин наблюдал за тем, как они удаляются, как он остается с нами, куда с меньшим беспокойством, чем то, которое он чувствовал пять минут назад. Я подумал, неужели он наконец увидел, что у нас действительно есть что-то общее? Но когда комната опустела, оставляя нас пятерых в неловкой тишине, измождение пеленой накрыло его мысли.
Хэньен подошел к нему, разгоняя оставленную ушедшими пустоту. Казалось, он чувствует усталость Ронина, хотя, может быть, он был не менее уставшим. На нем и на Мийе были одинаковые длинные бесформенные рубашки — должно быть, ночная одежда. Я сообразил, что уже близок рассвет. День, который пережили мы с Ронином, был, возможно, самым длинным днем в его жизни. И быть может, самым худшим. Он обмяк на диване, обхватив голову руками.
Коснувшись плеча Ронина, Хэньен мягко посоветовал ему лечь и поспать, сказал, что еще будет достаточно времени, чтобы завтра подумать о несправедливости и погоревать о погибших, а сейчас нам всем нужно отдохнуть.
Он незаметно использовал свои пси-способности, успокаивая Ронина и словами, и мыслями, внушая ему мысли об исцелении, тишине, спокойствии. Мне были знакомы эти ласковые прикосновения, я знал, что они могут делать, как много могут значить. Мне стало интересно, как часто он использовал свой дар в таком русле, исполняя работу посредника. Насколько я знал, он не пользовался им никогда, общаясь с землянами, и подумал: может быть, он в первый раз встречает и входит в мозг человека, чьи чувства так разбиты.
В моих мыслях мелькнуло что-то тоскливое и почти безнадежное, и я взглянул на Мийю. Она смотрела, как Ронин улегся на диванчик, а Хэньен накрыл его одеялом. И вспоминала, как давным-давно, когда ее собственная потеря была такой свежей, Хэньен так же успокаивал ее касаниями и мыслями, которые были самой нежностью. Она сильнее прижала Джеби к себе, гладя его волосы, бормоча слова, которые я не мог разобрать, — они были похожи на песню или на молитву.
