Камея и герцог переглянулись.
— Хорошо, — сказала Камея.
Король поклонился.
— Благодарю, вас, принцесса. Не обижайтесь! Личные вещи пришлют вам при первой возможности.
Монарх посторонился, давая возможность гостям выйти первыми. Выглядел он не лучшим образом — постарел, осунулся, глаза запали.
Видимо, положение было и в самом деле неважным, поскольку в коридоре толпились вооруженные гвардейцы личной охраны Альфонса Четвертого. А леди Бельтрамоно со своим эскортом куда-то исчезла.
Камея не могла не ощутить тревогу. Уже то, что для вывода из замка померанской делегации потребовалось вмешательство самого повелителя Альбаниса, говорило о многом. Да и сам исход чрезвычайно напоминал бегство — сразу за королем, в пространстве между двумя шеренгами солдат гуськом следовали юные дамы в придворных нарядах, за ними шел герцог в шлафроке. Процессию замыкал камердинер в одной рубашке, но с парой чемоданов, куда он наспех побросал самые необходимые из вещей своего господина.
Они спустились в нижнюю галерею. Здесь пришлось немного задержаться, пропуская группу солдат, которые куда-то катили небольшую армейскую пушку. Потом мимо них провели человека в ручных кандалах и с завязанными глазами.
Пользуясь возникшей задержкой, Камея поравнялась с королем и тихо спросила:
— Можем ли мы чем-то помочь, ваше величество?
— Что? — спросил тот, очнувшись от своих мыслей. — Помочь? Да, дитя мое. Могли бы. Спасибо! Но давайте поговорим об этом чуть позже.
Все так же сопровождаемые гвардейцами, они спустились этажом ниже, потом миновали анфиладу полутемных и совершенно пустых залов. Затем свернули в еще менее освещенный поворот, после чего уткнулись в глухую стену.
Камея не сразу разглядела, что слева есть узкая, почти совсем неосвещенная лестница. На нижних ступенях этой лестницы стояли какие-то женщины с наброшенными на головы платками.
Перед ними Альфонс Четвертый остановился.
— Хочу попросить вас вот о чем, ваше высочество. Не согласитесь ли вы на некоторое время приютить королеву?
— Приютить? — ошеломленно переспросила Камея.
— Да. На «Поларштерне». Или на любом другом из кораблей вашей славной эскадры. Надеюсь, вы понимаете, почему я вас об этом прошу?
Камея ощутила странную сухость в горле.
— Думаю, что да, ваше величество. А как же вы?
— Обо мне речи быть не может, — твердо сказал король. — Я остаюсь в Карлеизе. Согласно своему положению, долгу и желанию. Не думаю, что опасность чрезмерно велика. Но лучше ее переоценить, чем недооценить.
— Альф, — дрогнувшим голосом сказала королева. — Помни свои обещания.
— Да, дорогая, — сказал Альфонс. — Я все помню, не волнуйся.
И он поцеловал руку жене. Потом несколько мгновений царственные супруги простояли молча, глядя друг другу в глаза. И Камея поняла, что за эти мгновения два пожилых человека успели вспомнить если не все, что их связывало, то очень многое. Они прощались.
* * *
Камея первой выпрыгнула из кареты и без промедления побежала к высившемуся над пирсом борту «Поларштерна». Серому, непарадному, но столь родному.
Часовые вскинули штуцеры «на караул».
— Ваше высочество?! — ахнул вахтенный офицер. — Вы?!
— Я, я.
— О, а кто это с вами?
— Пропустить немедля, вопросов не задавать! — отчеканила Камея невесть откуда взявшимся командирским голосом.
— Великолепно, — шепнул герцог.
— Что, и этих альбанских солдат тоже? — недоуменно спросил мичман Петроу.
— Да, и этих солдат — тоже.
— Яволь, — отозвался Петроу.
— Виталий, прошу вас срочно вызвать герра шаутбенахта на палубу, — несколько мягче сказала Камея.
— Слушаюсь.
На борт поднялась Лилония и сопровождавшие ее дамы. Все они шли под густой вуалью. Трое альбанских гвардейцев несли небольшой багаж королевы.
— Мадам, — сказала Камея. — Герцогиня проводит вас в мои покои. Теперь они — ваши. Располагайтесь и чувствуйте себя как дома.
Королева молча кивнула.
Последовав за Инджин, она вместе со своей небольшой свитой скрылась в кормовой надстройке. Но перед тем, как перешагнуть коммингс, Лилония повернулась в сторону Карлеиза, возвышающемуся над бухтой, и дважды взмахнула платком.
— Неужели ее можно оттуда видеть? — удивилась Изольда.
— Почему же нет? — ответил герцог. — Еще не совсем стемнело, достаточно иметь обычную подзорную трубу.
— Но это значит, что из замка кто угодно может рассматривать нашу палубу?
— Безусловно. Мы здесь — как на ладони.
От этого диалога ощущение безопасности, испытываемое Камеей с момента возвращения на яхту, исчезло. Напротив, опять вспыхнула тревога, чувство надвигающихся невзгод, бороться с которыми было неизвестно как. «Поларштерн» в этой чужой, готовой сойти с ума стране, оказался одиноким и беззащитным островком благополучия. Ведь можно было так легко ворваться на него с берега…
— Кхэм… Принцесса? Ваше высочество?
Камея с облегчением обернулась.
* * *
Свант оставался все таким же, каким был всегда — белоснежным, отутюженным, пахнущим цветочным мылом, пышущим здоровьем, излучающим спокойствие и уверенность. Камея совершенно некстати подумала о том, что, наверное, хорошо быть женой такого человека. Тут же смутилась, подозвала герцога и попросила рассказать белоснежному Сванту о том, что в действительности творилось в Карлеизе и в Кингстауне.
Свант думал недолго. Взглянул на кормовой флаг и сказал:
— Ну что ж, ветерок есть. Разрешите выйти в бухту? Видите ли, ваше высочество, так оно, пожалуй, надежнее будет. Чем у берега.
От его рассудительности и невозмутимости Камее стало легче. В конце концов, эскадре пока ничто не угрожало. Ну, если не считать притаившегося у выхода из Большого Эльта покаянского флота.
— А как же мой отец? — встревожилась Изольда. — Он ведь остался в городе!
— Ничего страшного, — сказал Свант. — Его подождут. У пирса будет дежурить шлюпка с несколькими матросами.
— С вооруженными матросами, — вдруг вставила Камея.
Шаутбенахт и герцог переглянулись.
— Рады служить, — серьезно сказал Свант.
— Вы все больше походите на отца, ваше высочество, — сказал дон Алонсо.
Для Камеи это было высшей похвалой.
* * *
Надо было бы пойти к королеве, как-то ее приободрить, утешить. Но не хотелось. Камея не представляла, что в такой ситуации может сказать втрое старшей женщине, поэтому осталась там, где была — на капитанском мостике, у правого борта, между двумя легкими пушками.