— Слышь, старшой, пока ты бродников стрелял, будто косачей, я наказал коней оседлать…
Серик оглянулся, три десятка коней, которые постоянно находились в круге телег, были уже оседланы. Он выдохнул:
— То-очно… Эти ж мелкие пакостники основной табун угнать могут… — и заорал: — Все на конь!
Дружинники попрыгали с телег, и вскоре дружина на рысях потянулась из круга. Серик проорал:
— В лаву! В три ряда!
Дружинники привычно разобрались в лаву, задние держали копья, уперев в стремя. Серик скакал в первом ряду. Накинув кожаную петлю копья на луку седла, он приготовил лук. Остальные в первом ряду последовали его примеру. Бродники и не собирались уходить; не слезая с коней, собравшись в тесную кучку, о чем-то шушукались.
Серик проорал:
— В галоп! — и пустил первую стрелу.
До сшибки и успел-то всего выстрелить три раза, но не промахнулся, как всегда. Кинув лук в саадак, уставил копье. Судьба выдала ему вовсе легкого противника; против него оказался бродник с хворостяным щитом, обтянутым кожей с нашитыми конскими копытами. Копье вошло в щит, как и положено входить булату в хворостяную корзину. Оставив копье, с нанизанным на него телом бродника, Серик успел еще выхватить меч и рубануть по зазевавшемуся бродинку, топтавшемуся уже в задних рядах, и проскочил толпу насквозь. Передний ряд Серикова воинства лишился копий, два задних — наполовину. Уже без команды, лава поворотила коней и развернулась в однорядный строй, снова кинулась на бродников. Серик остался на месте, и принялся рассыпать веером стрелы. Бродники кинулись врассыпную. Осталось их едва ли половина.
Пожилой дружинник, старшина купеческих стражников, подъехал к Серику, обтирая меч льняной тряпочкой, проговорил уважительно:
— Где постигал воинскую науку? Усы едва пробились, а войско водишь, будто заправский воевода…
Серик пожал плечами, обронил равнодушно:
— Лишь один раз был в сурьезной сече с князем Романом…
Воин недоверчиво покачал головой и поехал искать свое копье.
Купец скрупулезно пересчитал аж два раза всех павших бродников; их оказалось ровным счетом сорок восемь человек. Отсчитывая серебро из кошеля, спросил:
— Добычу-то собирать будете?
Серик окинул взором побоище, проворчал пренебрежительно:
— Чего тут собирать? Мечи дрянные, кольчуги посечены… Пускай касоги забирают себе, — подбрасывая кошель на ладони, Серик обвел взором дружину, сказал: — По рублю на нос, а остальное пропьем в Киеве. Идет?
Дружинники весело загудели:
— Конечно, идет!..
Старик-касог, тоже явившийся поглядеть на побоище, сказал озабоченно:
— Однако завтра уходите, и нам пора на полдень откочевывать. Тарпан много людей имеет, только не успел всех собрать… А коли вам такая добыча не нужна, то я заберу — нам и такие кольчуги сгодятся…
Серик ухмыльнулся, обронил:
— У нас уговор с купцом: рубль — голова. Глядишь, и обогатимся, если Тарпан, и вправду, много людей имеет…
Старик осуждающе покачал головой, и отправился к табору, надо полагать седлать коня.
Наутро снялись. Шли теперь невпример быстрее, чем до торга, на четверть опустевшие телеги теперь позволяли больше проходить за день, кони меньше уставали. Но Серику казалось, что все равно идут слишком медленно; он то и дело отрывался в галоп, потом долго стоял на каком-нибудь бугре или кургане, поджидая обоз.
Хитрый купчина решил еще нажиться; взял немного правее, на полночь, в вовсе уж дикие места. Перелески загустели, кое-где уже сливались в нешуточные леса. Кому принадлежали эти земли, никто не ведал, даже всезнающий купчина. Скорее всего — никому. Вскоре повстречалось приличных размеров селение, обнесенное высоким тыном, окруженное обширными полями. Смерды на полях пахали озими. Завидя обоз, вмиг выпрягли лошадей, откуда ни возьмись в руках их явились мечи, топоры и мощные луки, и вскоре уже навстречу обозу скакала слитная лава довольно умелых воинов.
Держа лук наготове, Серик уважительно проговорил:
— Суровый народ…
Купчина откликнулся:
— Станешь тут суровым… С одной стороны броднки щиплют, с другой — касоги, а с третьей — половцы.
Завидя, что в обозе сплошь русичи, смерды опустили оружие и придержали коней. Скакавший впереди вожак, осадил лошадь перед Сериком, оглядел обоз. Между дремучей бородой и не менее дремучими лохмами на голове, блестели хитрющие глаза. Он, видать, нарочно медлил, хотел, чтоб путники поздоровались первыми. Но Серик равнодушно глядел поверх его головы и купчина тоже помалкивал. Наконец мужик проговорил:
— Здоровы будьте, путники. Куда путь держите?
— Купцы мы… — нехотя перевалил через губу купчина.
— Экое диво! — восхитился мужик. — Сроду в наших местах купцов не видали. Тут за товары не платят — так берут.
— Попробуй, возьми… — снова лениво перевалил через губу купчина. — Тут один пытался взять…
— А што за товары-то? — наконец поинтересовался мужик.
— Соль… — кратко обронил купец.
Мужик чуть с коня не упал. Тут же отскакал прочь, на пару десяток шагов, позвал своих. Не слезая с коней, они о чем-то недолго шушукались, наконец, вожак вернулся к обозу, сказал:
— Если сговоримся, мы у вас оптом возьмем десять возов…
— Об чем уговор? — равнодушно спросил купец.
— Очень простой: вы сразу свернете на полдень, в касожские земли…
— Ага… А ты, значит, тут нашей солью втридорога торговать будешь…
— Да нет… Сам пять… А чего ты хочешь? Коли такой фарт в руки прет…
— Ладно, по рукам. А то скоро снег выпадет — некогда в розницу торговать…
Серик помалкивал и мотал на ус. Вот оно как ловко можно наживу добывать…
Вскоре смерды подогнали десять телег, перегрузили мешки с солью. Серик было, заикнулся, что неплохо бы переночевать под крышей, но купец свирепо шикнул на него, помолчал, потом все же обронил коротко:
— Наутро можно не проснуться…
Еще не отъехали телеги с проданной солью, когда появилось несколько парней на хороших лошадях, в добротных доспехах, с мечами рязанской работы. Один подъехал к Серику, сказал степенно:
— Старшой повелел проводить вас; кабы не обидел кто…
Серик ухмыльнулся, и промолчал. Парни указали неприметную колею, уклоняющуюся круто на полдень и обоз потянулся по ней. Парни не отставали четыре дня, бдительно следя, чтоб обоз снова не свернул на полуночь.
С первыми белыми мухами выехали на берег Днепра. Купец проговорил устало:
— Хорошо подгадали; паром еще не успели вытащить на берег, а то бы пришлось тут ледостава дожидаться…
У Серика сердце кровью обливалось; даже с расстояния в две версты хорошо видны были проломы в стенах, разваленные стрельницы, целиком выгоревший посад, где все еще никто не строился. Дорога вилась по самому берегу. Был он необычайно пустынен, безлюден и уныл, из-за головешек посада. Серик погнал коня галопом в пролом, в который обратилась Боричева стрельница. Он мчался по пустынным улицам, сердце заходилось от беспокойства. Вот, наконец, и кузнецкий ряд. В ряду тынов тут и там зияли бреши; соседи растащили и тыны, и покинутые избы. На месте подворья поднялся густейший бурьян. Серик осадил коня, бурьян качался вровень с коленями. В отупении Серик водил взглядом по обширному подворью. Даже каменной подклети терема не было и следа. Серик не сразу сообразил, что причитает в голос:
