Можно не верить в такую перспективу. Но, извините за очередной историко-партийный пример, в год своего Второго съезда РСДРП была куда меньше, чем наша Вселенная Фэндом.
И наконец, люди — мы сами. Люди слабы, и надо ли накладывать на них ярмо неудобоносимое? Соблазн велик, ибо даже в пионерском отряде можно интриговать, создавая фракцию второго заместителя первого помощника санитарки. Так и вижу, к примеру, славного парня писателя Н., восседающего в отдельном кабинете и беседующего по душам с писателем М. о том, что на очередном историческом съезде Союза Фантастов хорошо бы прокатить на выборах в правление или секретариат писателя Ж., а за помощь в этом писатель Н. поспособствует командировке писателя М., скажем, на Еврокон, как полномочного представителя Союза за казенный кошт. А вот и вечный оппозиционер писатель В. входит в буфет Союза, дабы тяпнуть пивка, но отворачиваются собратья, не здороваются, ибо не люб оный В. очередному вождю, в кресле восседающему…
Увы, вижу и худшее! Не быть нашему Союзу богатым, а значит, все равно придется искать и просить презренный металл на конвенты и журналы, как просим сейчас. Но ежели сегодня от Златого Тельца с конкретным именем, фамилией и чековой книжкой зависит отдельный человек кии, что хуже, отдельный конвент или журнал, то, построившись в нерушимые фаланги Союза мы станем зависеть от очередного или внеочередного благодетеля скопом. И хорошо, если сей благодетель будет подобен вечному винопийце фэну А., что ныне стал спонсором Интерпресскона, ибо желает сей А. малого — на фантастов перегаром подышать да в фонтане искупаться. Но иные и умнее, и ненасытнее, и вот уже становится наша демократия направляемой, зеленой смазкой подмазанной, и вот уже сидит жюри будущей главной нашей премии и рассуждает, как ловчее исхитриться и спонсорско-барскую душеньку потешить, и вот уже воротит рыло наш самый главный журнал, ибо не желает благодетель, чтобы некий писатель на журнальные страницы попадал. И вновь — не говорите мне, что такого не будет, ибо есть уже оно, но нет предела совершенству, а несовершенству — того пуще.
Не буду продолжать, ибо мерзко становится на душе, и не лучше ли оставить все как есть и отправиться в упомянутый буфет, не будучи ни секретарями правления, ни председателями, ни оппозиционерами, ни гонимыми, ни гонителями, — и вместе выпить пива, без всякого Союза Фантастов?
Что и говорить, лучше, конечно! Но проблема не исчезнет после третьей бутылки «Балтики № 6», и скоро в очередном городе придется организовывать новый конвент, и еще один толковый парень с дискетой зайдет в издательство, и снова будет цедить сквозь зубы хулу на «низкий жанр» все тот же, помянутый мною когда-то поэт-матерщинник К. И вновь скажу — довлеет злоба дня сего, а злоба дня грядущего довлеет сугубо. И не решить такое одному, и вдвоем не решить тоже, потому обращаюсь я к коллегам и собратьям: если неправ, если вопрос, мною потревоженный, не стоит и пустой скорлупы, то и лежать ему рядом со скорлупой за порогом буфета, где мы пьем пиво. Но если прав я, то отворачиваться поздно, и на вызов Прекрасного Нового Мира надлежит дать ответ.
Дмитрий Байкалов. Андрей Синицын
ИСТИНА ГДЕ-ТО РЯДОМ?[4]
(Опыт экзистенциального анализа российских Фантастических премий)
Человек должен обращаться к цели, когда он ставит вопрос об истине.
Мартин Хайдеггер
Собрались мы как-то с целью почитать Хайдеггера, что с успехом и осуществили, причем не без удовольствия, хотя и с некоторым скепсисом, памятуя о нацистском эпизоде в прошлом Херра Мартина. Хайдеггер, надо сказать, оказался очень даже правильным, качественным и добротным, так что в пограничное состояние мы вошли довольно быстро и стремительно начали приближаться к конечному пункту онтологической триады — трансценденции. Необходимо отметить, что нас было всего двое, что, вообще говоря, не совсем соответствует национальной традиции прочтения Хайдеггера, поэтому, обнаружив на месте «зияющей пустоты ничто» некоего третьего, мы даже обрадовались, чем заведомо нарушили процесс и немедленно вывалились в мир — арену обезличенного, неподлинного существования.
Между тем некий третий, окинув нас горящим взором, протянул два ярко-оранжевых прямоугольника. «Московский Кремль — Твин Пикс. Маршрут № 88» значилось на билетах. В ответ на напрашивающийся немой вопрос наш новый знакомец, неестественно жестикулируя, прошептал: «Нас ждет агент Купер (не путать с агентом Малдером) для изучения феномена сов». Мы переглянулись. «Там карлик гадко танцует перед алыми гардинами», — менее уверенно произнес он. Тут уж мы не сдержались. Оранжевые клочки полетели по закоулочкам. «Дорогой коллега (мы назвали его так), да будет Вам известно, что у каждого уважающего себя субъекта есть свое представление о том, что Вы хотите нам навязать. Так, один из нас навсегда принадлежит Полдню, он вот уже несколько десятков лет лежит там, на травке, рядом с Леонидом Андреевичем и соответственно недалеко от речки. Другой же живет во Внутренней Монголии с женщиной по имени Анна, и каждое утро они поливают желтую розу, стоящую в бутылке с золотой этикеткой, сделанной из квадратика фольги. Understand?»
Некий третий отнесся к этой тираде с пониманием, пожевал губами, закатил глаза и изрек: «Так в этом и есть ваша экзистенция?» Мы мгновенно успокоились, прочитали еще по паре страниц и подробно изложили свои соображения по этому поводу на бумаге.
Соображение первое: Мир
Любая эпоха становления Мира есть время человеческих ошибок.
Мартин Хайдеггер
Для лучшего понимания нашей позиции начнем с нескольких обобщающих тезисов. Во-первых, мир несовершенен (взять хотя бы моногамию брака или персональный состав российской Государственной думы). Во-вторых, мы в этом несовершенном мире осознаем себя в качестве настоящих «НФ-парней»: «Мы бы занимались фантастикой даже «за спасибо», задаром… Наши мысли — это научная фантастика, наша вера — это научная фантастика, Наши сны и мечты — это тоже научная фантастика» (Брюс Стерлинг).
Для грезящих фантастикой несовершенство мира представляется еще более вопиющим, ведь в повседневной жизни им приходится играть роли, навязанные обществом (семьей, работой, политикой и т. п.). Отсюда со всей неизбежностью следует необходимость возникновения такой среды, в которой происходило бы духовное общение «немногих», в противоположность массовому общению, в процессе которого человек превращается из субъекта общения в объект информационного воздействия. У любителей фантастики такая среда получила название Конвент. Конвент, таким образом, является полем битвы с всемирным абсурдом, бунтом против рутины, мятежом против судьбы. Подавляющее большинство участников конвентов действительно свободны. Каждый из них раскрывает себя в качестве актера, который самостоятельно исполняет все роли. Казалось бы, чего проще — выбрать путем дискуссии объективно лучшего из лучших и провозгласить его своим королем. Ан нет. Короли-то, конечно, провозглашались, и не всегда они были голыми. Но вот насчет объективности выбора вопрос остается открытым.
