Я сказал:
– Ты со своей рукой, и я, крошечный человек… Мы – славные герои, что ищут счастья на Туманном острове.
Он засмеялся, коротко и невесело.
– Славные герои! – и больше ничего не сказал.
Снова пошел дождь и уже не переставал. Эту ночь мы провели в маленьком домишке. Из трубы поднималась струйка дыма, и мы позвали хозяина, но нам никто не ответил.
Я открыл дверь и снова крикнул. Было темно, но я учуял запах свечного жира, словно тут горела свеча, которую недавно затушили.
– Никого нет дома, – сказал Калум, но я покачал головой и наклонился, чтобы заглянуть под кровать.
– Может, вылезете? – спросил я. – Мы просто путники, ищем тепла, крова и приюта. Готовы поделиться овсом, солью и виски. И мы не причиним вам вреда.
Сначала женщина, спрятавшаяся под кроватью, молчала. Потом сказала:
– Муж ушел в горы и велел мне спрятаться, если придут чужие, чтобы со мной ничего не сотворили.
– Я всего лишь маленький человек, добрая госпожа, ростом не больше ребенка, вы повалите меня одним ударом. Мой спутник – обычного роста, но я клянусь, что ничего плохого он не сделает. Мы только воспользуемся вашим гостеприимством и просушим одежду. Вылезайте, прошу вас.
Она вылезла, вся в пыли и паутине, но даже с перепачканным лицом она оказалась красавицей, с длинными, густыми, золотисто-рыжими волосами. На миг она напомнила мне мою дочь, однако та смотрела людям в глаза, а эта испуганно уставилась в землю, словно ожидая побоев.
Я поделился с ней овсом, Калум достал из кармана полоски сушеного мяса. Женщина вышла и вернулась с парой вялых репок, а потом приготовила еду на троих.
Я наелся, женщина ужина почти не коснулась. Калум, который все подъел, наверняка остался голоден. Он налил всем виски. Женщина выпила совсем немного, разбавив виски водой. По крыше барабанил дождь, в углу капало с потолка. Хоть нам здесь были не рады, я был доволен, что на эту ночь у меня есть кров.
И тут в дверь вошел мужчина. Он ничего не сказал, лишь вперился в нас недоверчиво и зло. Потом снял плащ из промасленной дерюги и шапку, бросил на земляной пол. Повисла гнетущая тишина.
Калум Макиннес сказал:
– Ваша жена позволила нам здесь остановиться, когда мы ее нашли. Правда, это случилось далеко не сразу.
– Мы попросили ее о ночлеге, – добавил я. – И о том же просим вас.
Мужчина фыркнул.
На высокогорье люди на слова так же скупы, как на золотые монеты. Однако у них существует обычай: когда путник просится переночевать, ему нельзя отказать, даже если ты в кровной вражде с ним самим или его кланом.
Женщина – почти девчонка, а борода мужчины седая, и я было подумал, не дочь ли она ему, но нет, у них была всего одна кровать, где едва могли улечься двое, – она пошла в овечий загон, примыкавший к дому, и вернулась с овсяными лепешками и вяленой ветчиной, которые там спрятала. Порезала тонкими ломтями ветчину и поставила прямо на деревянной доске перед мужчиной.
Калум налил мужчине виски.
– Мы ищем Туманный остров. Вы не знаете, он на месте?
Мужчина взглянул на нас. На высокогорье горькие ветра, они выхлестыпают слова из человека. Поджав губы, он ответил:
– Ну. Сегодня утром я видел его с вершины. Сегодня на месте. А насчет завтра не знаю.
Мы легли спать на твердом земляном полу. Огонь потух, и от очага не было тепла. Мужчина и его женщина спали на кровати, за занавеской. Он воспользовался женой прямо под овечьей шкурой, прикрывавшей кровать, а прежде прибил за то, что накормила нас и впустила в дом. Я все слышал, не мог не слышать, сон ко мне не шел.
Мне доводилось ночевать в бедняцких лачугах, я спал во дворцах и под звездами, и до той ночи я бы вам сказал, что мне все равно, где спать. Но тут я проснулся до рассвета, уверенный, что пора уходить, хоть и не знал почему, и разбудил Калума, приложив палец к его губам. Мы неслышно покинули дом на горном склоне, не попрощавшись, и я никогда еще так не радовался тому, что ухожу.
Мы отошли на милю, когда я сказал:
– Остров. Ты спрашивал, будет ли он на месте. А ведь остров или есть, или его нет.
Калум долго взвешивал слова и только потом ответил:
– Туманный остров не такой, как остальные. А туман, который его окружает, не такой, как другие туманы.
Мы спускались по тропе, за сотни лет протоптанной овцами, оленями и немногими людьми.
– Его еще называют Крылатым островом – некоторые говорят, что сверху он похож на крылья бабочки. Не знаю, правда ли это. А Пилат еще шутил, мол, что есть истина?
Спускаться было сложнее, чем подниматься.
Я обдумал его слова.
– Иногда мне кажется, истина – это просто место. Мне кажется, она как город: к нему тянутся сотни дорог, тысячи троп, которые в конце концов приведут туда же. Не имеет значения, откуда ты. Если идешь к истине, ты достигнешь ее, по какому бы пути ни шел.
Калум Макиннес молча посмотрел на меня сверху вниз. А потом сказал:
– Ты ошибаешься. Истина – это пещера в Черных горах. Туда один путь, только один, он опасен и тяжел, а если выберешь неверную тропу, – умрешь в одиночестве на склоне.
Мы перевалили через гору и посмотрели вниз, на побережье. У воды виднелись селения. А прямо передо мной, по другую сторону моря, из тумана выступали высокие черные горы.
– Там твоя пещера, – сказал Калум. – В тех горах.
Это кости земли, подумал я. Но от этой мысли мне стало не по себе, и, чтобы отвлечься, я спросил:
– Сколько раз ты там бывал?
– Лишь однажды. – Калум помолчал. – Я искал пещеру весь свой шестнадцатый год, потому что слышал легенды и верил: если буду искать ее, то найду. В семнадцать я до нее добрался и вынес столько золота, сколько смог.
– Ты не испугался проклятия?
– В юности я ничего не боялся.
– И что ты сделал со своим золотом?
– Часть закопал в одному мне известном месте. Остальным заплатил за женщину, которую любил, и построил хороший дом.
Он замолчал, словно и так сказал слишком много.
На берегу не было перевозчика. Только лодчонка, в которой едва могли поместиться трое рослых мужчин, причаленная к кривому мертвому стволу, рядом – колокол.
Я позвонил в колокол, и вскоре к нам подошел какой-то толстяк.
Он сказал Калуму:
– Вам переправа будет стоить шиллинг, а за мальчика платите три пенни.
Я выпрямился. Я не столь высок, как другие мужчины, но гордости у меня не меньше, чем у них.
– Я тоже мужчина. И заплачу шиллинг.
Перевозчик смерил меня взглядом и поскреб в бороде.
– Прошу прощения! Глаза уже не те… Я отвезу вас на остров.
Я протянул ему шиллинг. Он взвесил монету в руке.
– Вы не обманули меня на девять пенсов. Большие деньги в наши трудные времена.
Вода была цвета сланца, хоть небо и синело над головами, а волны гонялись друг за другом в белых шапках. Перевозчик отвязал лодку и с грохотом протащил ее по гальке. Мы вошли в холодную воду и залезли в лодку.
Плеск весел, лодка легко заскользила вперед. Я сел ближе к лодочнику.
– Девять пенни, может, и хорошие деньги. Но я слышал о пещере в горах Туманного острова, где полно золотых монет и древних сокровищ.
Он пренебрежительно качнул головой.
Калум пристально посмотрел на меня, сжав губы так, что они побелели. Я, не обращая внимания, вновь заговорил:
– Пещера, полная золотых монет. Наследие норманнов, южан или тех, кто, говорят, был тут задолго до всех нас. Тех, кто скрылся на Западе, когда пришли люди.
– Слышал, – кивнул лодочник. – И слышал также, что на золоте лежит проклятие. Вот одно о другом и позаботилось. – Он сплюнул в море и добавил: – Ты честный человек, карлик. Вижу по твоему лицу. Не ищи пещеру, добра из этого не выйдет.
– Конечно, вы правы, – сказал я и не покривил душой.
– Ясное дело, – ответил он. – Не каждый день возишь разбойника и карлика на Туманный остров. В наших краях плохая примета вспоминать тех, кто ушел на Запад.
Остаток пути мы молчали. Море тем временем стало неспокойным, а волны били в бок лодки так сильно, что, боясь выпасть за борт, я держался за нее обеими руками.
Когда минуло, как показалось, полжизни, лодка пристала к длинному причалу из черных камней. Вокруг разбивались волны, по лицам стекали соленые брызги. На причале стоял горбун и продавал овсяные лепешки и сушеные сливы, твердые, словно каменные. Я дал ему пенни и наполнил сливами карманы кожаной куртки.
Мы ступили на Туманный остров.
Теперь я стар – во всяком случае немолод, – и все, что вижу, напоминает мне о чем-то ином, виденном прежде. Красотка с огненно-рыжей гривой напоминает мне еще сотню таких девиц и их матерей, какими они были в детстве, какими умерли. Проклятие возраста – все вокруг становится отражением чего-то другого.
Впрочем, время, проведенное на Туманном острове, который мудрые называют Крылатым, ни о чем ином мне не напоминает.
От того причала до Черных гор был день пути.
Калум Макиннес посмотрел на меня, коротышку, вполовину ниже его, и пошел широким шагом, словно проверяя, догоню ли. Он шагал по сырой земле, сплошь покрытой папоротником и вереском.
