Ознакомительная версия.
Он затормозил, приблизившись к грузовому отсеку, и с помощью размягчителя проник сквозь корпус. Не глядя, он протянул руку к рычагу — он знал, где рычаг должен находиться, — глаза его искали туземца.
Он не нашел рычага. Он плыл по отсеку, и мышцы его слабели и размякали.
Туземец сумел разорвать сеть и теперь слабо копошился среди корней. Живот его выпирал тяжелым раздувающимся пузырем. А глаза были бессмысленными.
Физпок, полный изумления и ярости, размышлял:
— Что же делать, если так все изменилось? Хватит об этом, я начинаю думать как производитель. Если бы я вовремя успел… — Физпок дотянулся до рычага, оттолкнулся и оказался рядом с Бреннаном. Бреннан лежал, обмякнув, глаза его были закрыты, виднелась лишь белая полоска из-под век. Рука его сжимала недоеденный корень. Физпок, поворачивая, обследовал его.
Все в порядке.
Физпок выбрался сквозь обшивку наружу. Неподалеку от меньшего конца яйцевидной секции он вновь проник внутрь и оказался в закутке, достаточно большом, чтобы вместить его.
Теперь ему следует отыскать укромное местечко.
Не могло быть и речи о том, чтобы теперь покинуть звездную систему. Свой корабль придется бросить. Пусть туземцы преследуют груз монополей, хранящийся в опустевшей двигательной секции.
Дело обстояло так, словно ему необходимо было спрятать своих детей, не имея для этого достаточных средств. И все может повернуться еще более скверно. Оборудование грузового отсека было предназначено лишь для вывода на околопланетную орбиту. Но установленный в отсеке двигатель, гравитационный поляризатор, может доставить Физпока куда угодно в пределах системы цели путешествия N1. При том условии, что он все сделает правильно. И учитывая то, что посадку он сможет осуществить только однажды. Гравитационному поляризатору, используемому в качестве двигателя, присущи все достоинства и недостатки космического планера. Физпок может направляться куда угодно, даже если набранная скорость окажется для него смертельной, но направляться он должен обязательно вниз. Преодолеть силу тяжести и поднять отсек поляризатор не сможет.
В сравнении с приборами управления ядерным двигателем окружающие его сейчас устройства были значительно сложнее. Физпок опробовал их. Из щели на малом конце яйца вырвался язык пламени. Корпус отсека сделался прозрачным. И слегка пористым, лет через сто в нем вполне бы могла образоваться опасная утечка воздуха. Глаза Физпока, так похожие на человеческие, остекленели. Следующее усилие потребовало от него максимальной затраты сил. Он не решился привязать пленника или каким-либо другим образом ограничить его свободу. Поэтому теперь ему приходилось выдерживать точнейшую балансировку между гравитационными полями внутри и снаружи корабля. При таких ускорениях корпус, увлекаемый поляризованным полем, может разрушиться.
На заднем экране дрейфовали остатки его корабля. Физпок слегка шевельнул узловатым пальцем — и они исчезли.
Куда теперь?
Скрываться предстоит неделями, а учитывая уровень технологии туземцев, он не может спрятаться на цели путешествия N1 — 3.
Но и в открытом космосе укрыться ему тоже не удастся.
Приземлиться он сможет только один раз. Там, где он опуститься, ему придется остаться. Если только не удастся соорудить какое-либо устройство для подъема корабля или передачи сигналов.
Физпок принялся обследовать небо в поисках подходящей планеты. Зрение у него было хорошее, планеты казались легко различимыми, большими и тусклыми пятнами. Он мог бы легко спрятаться в кольцах гигантской планеты, окутанной атмосферой, но она осталась уже далеко позади. Другой состоящий из газа гигант, окруженный спутниками, виднелся впереди, но и до него было слишком далеко. Физпоку потребовались бы дни, а гнались за ним, должно быть, уже сейчас. Не имея телескопа, он не сможет их увидеть. А когда увидит, будет слишком поздно.
Вот она. Он успел изучить ее еще тогда, когда мог пользоваться телескопом. Маленькая, со слабой гравитацией и следами атмосферы. Вокруг нее вращались астероиды, а атмосфера все же была слишком плотной, чтобы допустить вакуумную цементацию. Атмосфера. Не безвоздушное пространство. Это хорошо, это означает, что там должны найтись глубокие впадины, заполненные пылью.
Ему следовало бы заранее изучить ее как следует. Может быть, там существует горнодобывающая промышленность. Может, имеются какие-либо колонии. Слишком поздно. У него не осталось выбора. Он лишен возможности выбирать, так как у него нет времени. Эта планета не станет его целью. Он понадеялся, что когда придет время покидать ее, туземец сможет подать сигнал своему племени. Хотя подобная идея не очень-то нравилась Физпоку.
2
Робот представлял собой ровный четырехфутовый цилиндр, спокойно парящий в углу читального зала Клуба Струльдбругов. Выкрашенный в неяркие коричневые тона двух оттенков, он сливался с цветом стен и потому был почти незаметен. Внешне робот казался неподвижным. Но в его поблескивающем основании, повисшем в двух дюймах от пола, в негромко жужжащем, словно вентилятор, в безликом куполе, заменяющем ему голову, бесконечно вращались сканирующие устройства, держащие под наблюдением все углы помещения.
Не сводя глаз с экрана, Лукас Гарнер потянулся за стаканом. Он без труда нашарил его кончиками пальцев, поднял и попытался отпить. Стакан был пуст. Гарнер поднял его еще выше, помахал в воздухе и, по-прежнему не глядя, потребовал:
— Ирландский виски.
Робот уже порхал возле его локтя. Но не сделал и движения, чтобы взять стакан из двухслойного стекла. Вместо этого он издал мягкий звон. Гарнер нахмурился и, наконец, поднял глаза. На груди робота переливались строчки печатного текста:
«Очень сожалею, мистер Гарнер. Вы уже превысили максимальную ежедневную норму потребления алкоголя».
— Отменяется, — бросил Люк. С этим разве поспоришь? — Пошел вон.
Робот удалился в свой угол. Люк вздохнул — в какой-то мере он и сам виноват — и вновь углубился в чтение. На ленте был записан последний выпуск медицинского вестника «Процессы старения человека».
В прошлом году он проголосовал вместе со всеми за то, чтобы автоматический дозиметр клуба был заменен обслуживающими роботами. И не станет теперь жалеть об этом. По законам клуба ни одному Струльдбругу не могло быть меньше ста пятидесяти четырех лет от роду. И каждые два года возрастной ценз увеличивался на год. Так что необходим постоянный и жесточайший медицинский контроль.
Люк сам по себе являлся первоклассным примером всему этому. Он готовился встретить — без особого энтузиазма — свой сто восемьдесят четвертый день рождения. Вот уже двадцать лет ему приходилось перемещаться с помощью инвалидного кресла. Ходить сам Люк уже не мог. И вовсе не потому, что что-либо случилось с его позвоночником. Просто нервы спинного мозга погибли от старости. Ткани центральной нервной системы отмирают и не восстанавливаются. Дисгармония между тонкими, отвыкшими от работы ногами с одной стороны и массивными руками с широкими запястьями — с другой, делали его немного похожим на обезьяну. Люк об этом знал, и, пожалуй, ему это нравилось.
Ознакомительная версия.
