На секунду возникла мысль, что звук ему померещился, и его окатило волной облегчения. Однако слух тут же что–то уловил. Что–то смутное, малореальное, но всё же появившееся не без помощи живого существа. Чьи–то шаги?
Спустя несколько секунд смутный размытый шорох действительно перешёл в лёгкие шаги. Драго уловил их только благодаря эху. В его сторону кто–то шёл. Мелькнула уверенность, что он пойман, как неудачливый вор–новичок. Наверняка это приближался монах–охранник. То ли он что–то услышал, то ли подошло время возвратиться в библиотеку. Драго увидел себя мечущимся кроликом, ударявшимся о прутья клетки, беспомощно отскакивавшим и снова бросавшимся в бессмысленную борьбу.
Отстранись, воскликнуло то, что являлось стержнем монаха–талха. То, что в нем, прежде всего и тренировал Учитель. Отстранись и спаси то, что ещё можно спасти в данной ситуации.
Драго выпрямился, расслабился. Сделал глубокий вдох.
Где–то, в другой Вселенной, раздавались всё те же неумолимые шаги.
Драго сделал долгий, затяжной выдох, испуская вместе с ним тревогу, завёрнутую в полотно из битого, раскрошенного стекла сотен суматошных обрывочных мыслей. В голове образовалась пустота, после чего на смену ей пришло хладнокровие, упорядоченное и осмысленное, как если бы Драго стоял на вершине холма и просто созерцал линию горизонта, без помех, без спешки.
Благодаря этому Драго смог увидеть ситуацию глазами постороннего. Монах–охранник ещё не заметил его, и какие–то секунды в запасе имелись. Драго уже совершил оплошность — он должен был находиться ближе к выходу и молиться, но никак не стоять в глубине библиотеки. Впрочем, это уже не исправить. Главное — не выдать, что он обнаружил тайную комнату. Он не оставил там следов, никто его там не видел, и, значит, решающим теперь было его поведение, мимика. Он не должен выдать себя сам.
Расслабься, никакого напряжения. Особенно в лицевых мускулах.
Охранник подходил медленно. Он не звал молодого монаха, проходившего в библиотеке ордена час Бдения, он шёл молча. Охранник просто искал его. Драго и не надеялся, что пожилой монах опустится так, чтобы уподобиться женщине, испуганной отсутствием ребёнка. Только не это. Талх, особенно опытный, должен оставаться невозмутимым при любых обстоятельствах, даже в момент собственной казни, хотя это, конечно, уже высшее мастерство.
Наконец, Драго уловил тень, превратившуюся в расплывчатую фигуру. Драго мог опуститься на колени, закрыть глаза, изобразив моление, это как раз совпадало с его предстоящим объяснением. Однако старый монах, скорее всего, почувствует фальшь, поэтому Драго подхватил с пола свечу и двинулся навстречу.
Монах–охранник заметил его, остановился, ожидая. Драго приблизился, тоже остановился на расстоянии трёх метров. Старик впился в него царапающим, ощупывающим взглядом. Он ничего не спросил, не вымолвил ни слова, только рассматривал, как будто хотел определить уже по внешнему виду, чем занимался испытываемый. Драго почтительно молчал. Заговорить первому — не только проявить элементарную невежливость, но и заранее поставить себя на место оправдывающегося.
Кроме того, в эту минуту у Драго мелькнула уверенность, что старик стремился идти бесшумно, стремился увидеть молодого монаха первым. Драго буквально осязал это, силясь выдержать этот взгляд, сотканный из множества не доступных ему мыслей.
Казалось, молчание длилось саму Вечность, вызывающее молчание, непозволительное, какое–то откровенное. Оно клубилось плотным, не позволявшим полнокровно вдохнуть, дымом и одновременно давило тяжким грузом.
— Почему ты здесь? — подал голос старый монах.
Драго ждал этого, и всё–таки охранник заговорил настолько неожиданно, что ему стоило серьёзных усилий сохранить невозмутимое выражение лица. Драго выдержал паузу, чтобы затолкнуть дрожь поглубже, очиститься от неё, и ответил:
— Отец, в этом величественном месте я не мог сидеть без движения. Эти книги жгут меня тем, что хранят. И, чтобы молиться, мне пришлось ходить взад–вперёд. Кое–как я сосредоточился только здесь, в глубине этого хранилища мудрости.
Драго умолк, ожидая реакции. В горле образовался ком, но мужчина не решался его сглотнуть — это неминуемо придало бы его лицу оттенок вины либо страха. Слабый оттенок, но вряд ли это укрылось бы от пронзительно–орлиного взгляда монаха–охранника. Между тем ком в горле рос, распухал поражённым сосудом.
Снова потянулись секунды, вялые, медлительные, как очнувшиеся от зимней спячки насекомые. Превратились в минуту, вторую.
Третью.
Это не стало бы настоящей, изощрённой пыткой, если бы всё было действительно так, как говорил Драго. Однако ему пришлось вынести это испытание.
Старый монах так ничего и не сказал. Он медленно кивнул, неопределённый жест, Драго так и не понял, что он означает, затем повернулся и пошёл назад. Драго ничего не оставалось, как пойти следом за охранником.
1
На следующий день Драго получил приглашение к Старху.
Он не спал практически всю ночь. Думал, пытался предугадать, что принёс ему час Бдения. Монах–охранник проводил его к выходу, перепоручил провожатому и напоследок сказал, что Драго обязан находиться в своей келье, не отлучаясь, молиться весь следующий день и никого не принимать.
С одной стороны в этом не было ничего особенного, подобное рекомендовали всем прошедшим час Бдения, но Драго напутствие охранника не понравилось. Казалось, от него потребовали ждать своей участи, не пытаясь скрыться. В некотором роде так и было. После часа Бдения возможны любые перемены. Но может остаться всё по–прежнему. Если бы речь шла о том, продвинется ли он дальше или нет, Драго просто бы лёг на кровать и выспался. Какой смысл гадать о том, что от тебя не зависит? Но его по–настоящему волновало другое — догадался ли старый монах, что Драго проник в тайник? Проверяли комнату под полом библиотеки после ухода испытываемого или всё–таки нет? И, если да, какой участи ему ожидать? Драго ведь никогда не слышал о подобных преступлениях или, если это правильнее, проступках.
Ещё больше ему не понравилось, когда не появился Лон, хотя день перевалил за середину. Приятель знал о часе Бдения Драго и никак не сдержал бы любопытство, имея в крови свойство игнорировать мелкие запреты. Конечно, Лон мог быть занят, жизнь талха, проходившего этап ученичества, очень насыщенна, но приятель должен был найти выход, освободиться на минуту, пусть даже такой примитивный, как естественная нужда.
