Авилов любил наблюдать за работой Бакурадзе, слушать его беседы-размышления; и письма его любил, ибо писал Карло Николаевич как говорил - взволнованно и мудро о том, что на душе, не стесняясь, не процеживая через сито рациональности.
Он с упоением стал перечитывать строки о последних работах Бакурадзе - в них находил созвучие и своим терзаниям.поискам; Бакурадзе писал о реставрации росписей в одном из храмов, в заброшенном высокогорном селении, писал о том, что постиг о древних мастерах. Авилов вспомнил, что у него есть магнитофонная запись беседы радиожурналистов с Карло Николаевичем, ему захотелось услышать его голос и, вскочив с дивана, стал разыскивать на полках кассету. Нашел, поставил на магнитофон, включил и услышал:…”Очень редко попадается, когда они пишут свои имена. А вот здесь уже пишет художник, что он, что под его руководством расписаны эти стены.
– Карло Николаевич, а как звали этого художника? Как вы думаете, что это был за человек?
– Как я могу представить? Это очень трудно. У него были совсем другие условия. Во-первых, когда представляешь, как он мог разрисовать этот памятник в такой темноте. Вот у нас электричество, и то вечером найти эти линии очень трудно, а тогда? Какие нужны были глаза и как они вообще это делали - славные древние мастера! Это, наверное, истинная, большая любовь к искусству… Видимо, глаза этого мастера привыкали к темноте…
– Где вы реставрировали фрески, в каких храмах?
– Я начал с Атенского Сиони. Это в 1955 году, потом в Хахечкури, потом храмы X-XI веков Атени, там тоже сейчас раскрываются, укрепляются работы XVI и XVII веков. Потом в Алаверда Гелати… Удивительные памятники. Я могу назвать почти 40 памятников, где мне приходилось работать… И так каждую весну начинаю и до поздней осени, до снегов, а иногда и в снегах. Ведь когда в горах все вокруг в снегах, через створы узких окон храма, как через бойницы, проникает очень чистый, ясный свет и можно проверить то, что написал при знойном желтом летнем солнце. Теперь здесь много бывает туристов, в этих памятных местах. Едут со всей Грузии, с Кавказа, со всего Советского Союза, из многих стран мира. И я счастлив, что чуть-чуть помог увидеть, каким талантливым был мой народ в давние века, какая поэтичная душа у моего народа…”
Магнитофон умолк.
Авилов выключил магнитофон и сидел в оцепенении. Не раз голос друга заряжал его верой в необходимость своих трудов; он хотел быть, да по существу и был, таким же подвижником, как его друг Карло, как другой его товарищ, который трудится в самом сердце Древней Руси, - Александр Петрович Некрасов. Он вместе со своими коллегами посвятил жизнь открытию новых неведомых страниц в творчестве великого Андрея Рублева. Видимо, все истинные реставраторы - люди одержимые.
Еще немало тайн ждет их разгадок, их великой самоотдачи.
Вот совсем недавно Александр Петрович Некрасов, руководитель группы владимирских реставрационных мастерских, вместе с химиком-реставратором Людмилой Порфирьевной Балыгиной открыл в Успенском кафедральном соборе во Владимире ранее неизвестные росписи Андрея Рублева, чьим творчеством гордится не одно поколение наших соотечественников.
Еще вспомнил Авилов уникальный случай в работе владимиро-суздальских реставраторов-умельцев… Западные “златые врата” Рождественского собора выполнены в сложной технике золотой наводки по бархатисто-черному фону медных листов - врата, как огромная икона. Двадцать восемь фрагментов на двери, и реставраторы сумели постигнуть “руку” древних умельцев. И через семь столетий виден талант, смекалка и долготерпение, видны они особенно при реставрации белокаменных строений и фресок, тонкого орнамента на камне. Суздаль стал живым учебником истории. И в любую пору - летом и вьюжной зимой, здесь людно, едут, чтобы увидеть диво-дивное. Суздаль, что живет обычной, как и всякий другой город, жизнью, не стал городом-затворником, а явился глашатаем древней культуры, бережного сохранения и реставрации шедевров Владимиро-Суздальской Руси.
VII
Научная фантастика в конце концов есть смелое задание науке и технике.
К. Ф e д и н
Что бы я ни сочинял, что бы я ни выдумывал, - все это всегда будет ниже действительных возможностей. Настанет время, когда достижения науки превзойдут силу воображения.
Жюль Верн
Весь следующий день Авилов работал исступленно, словно спор с Мавродиным да и непонятное отношение Беневой к тому, что ей поведал, подхлестывали с утра до поздней ночи.
К телефону Авилов не подходил, ничем не отвлекался и успел довольно много. Поздней ночью придирчиво разглядывал рисунки. Он сам себе казался скаковой лошадью после изнурительного пробега. Сделанные вчерне наброски будто просились в перевод на чистые листы, в проработку деталей, но Вадим Сергеевич решил не поддаваться соблазну, хотя и любил эту работу, ощущение четких, как на экзамене, ответов на все вопросы. Именно в эти минуты Авилов понял, что до тех пор, пока не сделает черновую разработку всех помещений дворца, пока не даст им “отлежаться”, пока приходят сомнения или радость точного угадывания, он чистые листы не начнет.
Когда спустя несколько дней позвонила Элеонора Александровна Митина, Авилов даже испугался. Но она лишь уточнила, когда может зайти за обещанными ей книгами, и ни слова о казуали. Авилов хотел отложить визит, но вспомнил - они договаривались с Митиной на этот день, четверг; Авилов забыл, как настойчиво приглашал Элеонору Александровну заглянуть к нему и посмотреть старинные гравюры, рисунки, чертежи, описи, которые ему доверили в архивах на время работы над проектом восстановления Радужного дворца. Авилов также обещал Элеоноре Александровне дать почитать несколько книг, интересовавших ее. Сейчас Авилов боялся этого визита, но отступать было поздно.
Вскоре Элеонора Александровна пришла. Она не могла не заметить странную перемену в поведении старого знакомого, особенно манеру говорить. Обычно, упоенный работой, он рассказывал интересно, со множеством подробностей, но сегодня Авилов говорил вяло, просто предлагал посмотреть одну, другую гравюру, почти никак их не комментируя. Элеонора Александровна даже сказала, что, видимо, пришла не вовремя.
О казуали Авилов разговаривать не хотел, и, когда Митина упомянула невзначай о биолокации, о том, что с помощью биолокации якобы в Новгороде под значительным слоем земли были обнаружены фундаменты древнего строения, Авилов заинтересовался и стал расспрашивать ее о подробностях.
Митина случайно узнала от коллег о биоэнергетическом эффекте. Четыре геолога, неся в вытянутых руках проволочки, загадочно ходили вокруг по полю и были похожи на волшебников. Но ничего сверхъестественного вроде бы и не происходило, просто проволочки изменяли угол, склонялись к земле, указывая, где нужно вбивать очередной деревянный колышек. Вскоре колышки образовали замкнутое прямоугольное пространство… Объяснялось все очень просто: каменная кладка или подобное “скопление” под слоем земли изменяет энергетическое поле на поверхности грунта. Эти изменения можно обнаружить, уловить и с помощью рамки-индикатора, похожей на миноискатель. Оператор с рамкой-индикатором или проволочкой в руке минует зону энергетической аномалии, то есть объекта над слоем земли, указатель возвращается в исходное положение… Так геологи помогли археологам без пробных шурфов обнаружить фундаменты одного из древнейших сооружений на новгородской земле. А когда провели выемку грунта - убедились, что раскопки сразу же, без “блуждания в потемках”, дали отличные результаты.
