– К счастью, твоему отцу это нравится. – Люк нахмурился. – Наверное, им странно сознавать, что этот дом принадлежал твоим настоящим родителям.
– Странно? – Джосс тряхнула головой так энергично, будто хотела прочистить мозги. – Подумай лучше, как я должна реагировать? Мне даже не хочется называть папу папой, как будто мой настоящий отец может услышать.
Люк кивнул.
– Я позвонил своим родителям, пока ты была наверху. Просто сказать, что мы уже здесь.
Джосс улыбнулась.
– Как там они? Как им живется в Чикаго? – Она знала, что Люк скучал по родителям, особенно по отцу.
– Замечательно. В начале лета следующего года они возвращаются домой. – Он помолчал. Они с Джосс планировали навестить их. Теперь ничего не получится. – Им не терпится посмотреть дом, Джосс. Знаешь, по телефону не очень наговоришься. – Он засмеялся.
Джосс улыбнулась.
– Что верно, то верно. – Она замолчала и задумалась.
– Ты не пробовала еще поискать ключ к тому письменному столу, что в кабинете? – Люк подтолкнул полено носком ботинка и с удовольствием следил, как снопы искр осветили закопченную заднюю стенку камина.
– Я туда вообще сегодня не заходила. – Она выпрямилась. – Я, пожалуй, приложусь немного к подарку Джанет Гудиар и поищу ключ, пока ты принимаешь ванну.
В комнате было холодно, за темными окнами густая темнота ночи. Поежившись, Джосс поставила стакан на один из столиков и пошла к окнам, чтобы закрыть ставни и задернуть шторы. Настольная лампа бросала неясный свет на ковер и оставленную хозяйкой корзинку с шитьем. Джосс долго не могла отвести от нее взгляда. От мысли, что ее мать пользовалась этими изящными ножницами и серебряным наперстком, у нее в горле стоял комок. Джосс нерешительно протянула руку и взяла наперсток. Он подошел ей, как будто был для нее заказан.
На дне корзинки лежал ключ, прикрытый нитками и лоскутками – небольшой резной ключ, который, как Джосс сразу инстинктивно поняла, и подойдет к столу.
Протянув руку, Джосс зажгла лампу на столе. Подняв крышку, она обнаружила под ней множество небольших отделений. Все было в идеальном порядке. Джосс сразу поняла, что стол принадлежал ее матери. Отпив глоток из стакана, Джосс потянулась к пачке писем. Развязывая стягивающую их ленту, она испытывала смешанное чувство вины и возбуждения.
Все письма были адресованы ее матери и отправлены кем-то, кого звали Нэнси. Она просмотрела письма. Интересно, кто такая Нэнси? На первый взгляд, подруга и любительница посплетничать, жившая в Истбурне. Послания не рассказали ей ничего о матери, но очень много о неизвестной Нэнси. Джосс аккуратно сложила письма, снова перевязала их лентой и положила на место.
Там были еще ручки и бутылочка чернил, скрепки, конверты и другие предметы, необходимые занятому человеку; в одном ящике обнаружилась писчая бумага, а в другом – записная книжка в кожаном переплете. Джосс с любопытством достала ее и открыла. На титульном листе рукой ее матери было написано: «Моей дочери Лидии». Джосс вздрогнула. Почему ее мать была так уверена, что она появится в Белхеддоне? Что когда-нибудь она сядет в это кресло, откроет один за другим ящики, найдет и увидит – нет, не дневник, как она ожидала – а просто чистые страницы без всяких дат.
И ближе к концу книжки лишь несколько торопливо написанных строк:
«Он снова приходил сегодня, без предупреждения и милосердия.
Мой страх придает ему силы…»
– Джосс?
Она даже подпрыгнула от испуга, услышав голос стоящего в дверях Люка. На нем был купальный халат, и даже через всю комнату она могла чувствовать густой запах его лосьона после бритья. Она захлопнула книжку и перевела дыхание.
– Что такое? Что-нибудь не так?
– Нет, ничего. – Джосс сунула книжку в ящик, закрыла крышку стола и повернула ключ. – Это стол моей матери. Так странно читать ее письма и остальное…
Мой страх придает ему силы…
Кому, ради всего святого? Кого так боялась ее мать, почему написала о нем в пустой книжке, которую оставила специально для Джосс?
Она лежала в постели, уставившись в темноте на полог над головой, и чувствовала, что не может сомкнуть глаз. Лежащий рядом Люк заснул сразу же, как только голова его коснулась подушки. Они оба очень устали. Ведь день для них начался в пять утра в Лондоне, а сейчас, в полночь, они были в Белхеддоне, который, к счастью или несчастью, стал теперь их домом.
Слегка двигая головой слева направо, Джосс могла видеть звезды сквозь окна на противоположных сторонах комнаты. Одно находилось на фасаде здания и выходило на дорогу, ведущую вниз, к деревне, другое – на задний двор и сад и далекое озеро, за которым виднелся залив Северного моря. Поначалу Люк, поднявшись в спальню, задернул шторы. Они были роскошными, тяжелыми, шерстяными, с вышивкой, на подкладке для защиты от холода. Разглядывая их, Джосс радовалась, что они спасут их от сквозняков, тем не менее прежде чем забраться в постель, она их раздвинула.
– Навевают клаустрофобию, – объяснила она Люку, уже пригревшемуся в постели. Его единственным ответом через минуту был легкий храп. За окнами светила луна, такая яркая, что в саду было светло как днем, а примерзшая трава сверкала словно льдинки. Джосс, дрожа, свернулась калачиком под пуховым одеялом. Им пришлось пойти на эти расходы, а старое вышитое покрывало аккуратно сложить и убрать. Ее поддерживала надежная теплота спящего мужа. Она осторожно протянула руку и положила ее ему на плечо. Прижалась к нему в темноте и не успела заметить легкого движения в углу комнаты.
Было еще совсем темно, когда Джосс выбралась из постели и, ступая босыми ногами по ледяному полу, направилась к двери. Позади нее тихо посапывал Люк. Джосс зажгла свет в ванной комнате и потянулась к лежащей на стуле одежде. Плотные брюки, рубашка, два свитера, теплые носки. В заледеневшей комнате дыхание вырывалось у нее изо рта клубочками пара. Она пришла в восторг и ужас от великолепного кружевного узора, оставленного на стекле Дедом Морозом. Печально улыбнувшись, прошла к двери и заглянула в комнату Тома. Он лежал на спине, закинув руки за голову и, измотанный впечатлениями вчерашнего дня, крепко спал. Щеки его порозовели во сне. Джосс на цыпочках прошла к комоду, где, по совету Лин, поставила термометр. Температура держалась постоянной. Она ласково улыбнулась сыну и также на цыпочках вышла, оставив дверь приоткрытой. Если Том проснется, Люк его услышит. Джосс поставила чайник на плиту и распахнула дверь во двор. Утренняя тишина была абсолютно безмолвной. Ни птичьего щебета, ни шума транспорта в отдалении, как бывало в Лондоне, ни веселого перезвона молочных бутылок. Натянув тяжелое пальто, она вышла во двор. Громадный старый «бентли» был загнан в каретный сарай, и двери заперты. Кроме их собственного «ситроена», покрытого инеем, во дворе ничего не было. Калитка в сад оказалась такой холодной, что Джосс ощутила это даже сквозь перчатку, когда толкнула ее и вышла на лужайку. Над головой светились звезды, как будто ночь еще не кончилась. Подняв голову, она могла разглядеть бледный свет, пробивающийся через шторы в комнате Лин. Ей что, тоже не спится на новом месте?
