И сейчас его субмарина, надсадно воя обеими турбинами, ввинчивалась в толщу воды, раздвигая ее, а вместе с ней — незримый прах поколений военных моряков делла Пене.
Когда взрыв разворотил турбинный отсек субмарины и вода под давлением в полсотни атмосфер ринулась внутрь лодки, круша все на своем пути, делла Пене не успел подумать о том, что и ему не придется ложиться в склеп на кладбище Кампо Санто. В его распоряжении оставалось около пяти секунд, и за это время он включил гидроакустику и отдал команду Чеславу. Потом переборка за его спиной лопнула, и вода ворвалась в центральный пост.
Если бы Чеслав был военным моряком, привыкшим автоматически выполнять любой приказ, возможно, он остался бы в живых. Но он был лишь выпускником курсов Океанского Патруля. И пока смысл отданной команды доходил до него, он не раздумывая бросил свою лодку вперед, туда, где раздался взрыв. Он не мог понять логики приказа, он не мог уйти, когда там, впереди… И уже бессмысленно жал и жал от себя дошедшую до упора рукоятку, турбины не выли — визжали в немыслимом, невозможном, форсированном режиме, визжали еще целых четыре минуты, пока новый взрыв не заставил их замолчать.
«Только этого мне и не хватало, — подумал Аракелов. — Только этого… Но чего? Что могло случиться и что случилось там, внизу? Связи с патрулями не было. Все, чем мы располагаем пока — два подводных взрыва с интервалом в четыре минуты. Два взрыва в том самом районе, где должны были находитьс субмарины. Так что пока еще ничего не известно. Может быть, пройдет еще полчаса, и субмарины всплывут, и свяжутся по радио с Гайотидой или с нами и доложат об обнаружении «Дип-Вью». Да, — подумал Аракелов, — может быть». Но он знал, что быть этого не может. Просто потому, что там, внизу, вероятность благоприятности всегда меньше половины. Просто потому, что если там что-то происходит, то происходит самое худшее из возможного. И чутьем опытного батиандра Аракелов понимал, что патрули уже никогда не выйдут на связь. Это были не эмоции. Это было знание, пусть даже знание интуитивное.
Но взрывы, взрывы? При чем здесь взрывы? Это нужно было понять прежде всего. Нужно было думать, думать, думать. Так же, как думают сейчас наверху, на мостике и в пультовой, так же, как ломают сейчас головы на Гайотиде-Вест.
Аракелов положил руки на клавиши телетайпа.
«Вас понял. Когда выйдем в точку?»
«Через двадцать минут».
«Следующая связь через двадцать минут. Если не будет новых данных. Конец».
«Вас понял».
Аракелов отошел от телетайпа.
Взрывы, взрывы… Какие еще сюрпризы преподнесла на этот раз пучина? Сюрпризы — это в ее характере. Сволочном ее характере. Это только для тех, кто плавает по поверхности или погружается в батискафе или субмарине, море — однородная среда с повышающимся пропорционально глубине давлением. Дл того чтобы понять характер пучины, надо стать батиандром, надо войти в нее, слиться с ней, но не отождествляя себя с этой массивной, тяжелой, холодной и бесконечно чуждой средой, а противопоставляясь ей. Стать духом пучин, оставаясь человеком, только так можно познать характер моря.
Но… какого же характера этот новый фокус? Что могло погубить две субмарины?
Патрульные субмарины Аракелов прекрасно знал. Мощные, надежно защищенные одноместные корабли, оснащенные турбинами Вальтера, маленькие и верткие, способные проникнуть в любую расселину, в любой подводный каньон в пределах своего горизонта. А горизонт у них не бедный — полторы тысячи метров вниз. До сих пор они считались практически абсолютно надежными. За последние десять лет было всего три случая их гибели, причем две лодки просто-напросто выбросило на берег цунами, а третью по собственной глупости загубил сопляк-стажер. Мелкие аварии — другое дело. Мелкие аварии бывали. И всегда объяснялись либо техническими причинами, либо неумелыми действиями водителей. И то и другое возможно всегда. Но гибель двух лодок сразу? У двух лодок не может быть двух одинаковых дефектов. Два водител не могут ошибиться одинаково, по шаблону. Во всяком случае, вероятность этого исчезающе мала. И считаться с ней, пока существуют более вероятные объяснения, не стоит.
Значит, поищем причину вовне. А может быть, рано все же искать причину? Вдруг взрывы эти не имели никакого отношения к субмаринам, и через какие-нибудь пятнадцать-двадцать минут они восстанут из мертвых и заговорят со своей базой или с нами? Заговорят, всплыв на поверхность или выйдя в эфир через буйковые радиогидроакустические ретрансляторы? «Это было бы прекрасно, — подумал Аракелов. — Это было бы просто замечательно». И даже не потому только, что два водителя, два здоровых и веселых парня с Гайотиды-Вест оказались бы живыми тогда, когда он мысленно уже похоронил их. Но и потому еще, что операция по спасению «Дип-Вью» снова стала бы заурядной. Тогда как сейчас… А что, собственно, сейчас, после гибели субмарин?
Только то, что, если погибли две, погибнет и третья. О себе Аракелов пока не думал, о себе думать было рано — выходить ему предстояло еще не сейчас.
Он встал, подошел к телетайпу.
«Связь с Гайотидой-Вест. Срочно».
«Вас понял».
Аракелов поднял глаза на табло часов. Цифры секунд менялись томительно медленно, как отснятые на рапиде. Наконец пультовая доложила:
«Гайотида-Вест на связи».
«Что предпринято для поиска и спасения погибших субмарин?»
Аракелов знал, что официально субмарины еще не считаются погибшими или даже пропавшими без вести: рано. В конце концов эти взрывы не аргумент. Но он прекрасно знал и другое — Зададаев, который сейчас сидит на связи, найдет нужную формулировку для запроса. Ему же, Аракелову, искать формулировки сейчас было некогда.
«В квадрат поиска направляются два звена патрульных субмарин из смежных квадратов».
«Срочно остановить их. Дать общий вызов через все буйковые радиогидроретрансляторы».
«Зачем?»
«Там, где погибли две…»
«Погибли?»
«Уверен».
«Понял». — Зададаев не первый год работал с духами и верил их чутью не меньше, чем приборам.
«Где погибли две, погибнет третья».
«???»
«Гипотеза. Но риск слишком велик».
«Вас понял».
«Где бы они ни находились, пусть всплывают на поверхность и возвращаются на Гайотиду. Или ложатся в дрейф. Конец».
Аракелов посмотрел на часы. Итак, у Кулиджа кислородного ресурса остается на пять часов. Пять часов с минутами, которые не делают погоды. А у него, Аракелова, остается часа три. Часа три на то, чтобы понять, что же происходит там, внизу. Когда эти три часа кончатся, он в любом случае пойдет вниз. Это первая заповедь всех, кто ходит вниз: для спасени человека должно быть сделано все. Даже бессмысленное уже. Не только живого, но и мертвого нельзя оставлять его там. Потому что тогда не пойдет вниз другой. Только этот неписаный закон дает людям уверенность. И нарушить его Аракелов никогда не решился бы. Через три часа он пойдет вниз, даже если его ждет судьба двух погибших субмарин. Через три часа, потому что не меньше часа ему понадобится на саму операцию, а на всякий случай нужно взять двойной запас времени. Но эти три часа, которыми он еще волен распоряжаться, должны быть использованы до конца. А это значит — думать, думать, думать…
