В комнате тоже были люди, но совсем другие. Я сначала не понял — почему другие. Но, оглядевшись, увидел: взрослых совсем немного, зато мальчишек множество. Все они как-то бесцельно слонялись по комнате, почти не переговариваясь и упорно вглядываясь в тускло шлифованные кирпичи пола.
— Успели, — облегченно вздохнул Сережка. — Смотри.
И в ту же секунду у моих ног кирпич брызнул звоном и во все стороны раскатились блестящие монетки. Мальчишки повалились на пол. Я незаметно для себя тоже опустился на кирпичи. Взяв одну монетку — венгерские пять пенго — я подбросил ее на ладони и уронил. И, едва коснувшись пола, монета с легким хлопком взорвалась — точнее слова не подберу, — и с мягким звоном передо мной раскатилось несколько новых монет. Я вгляделся: гривенник, какая-то желтая монета с иероглифом, пфенниг. Последнюю я не успел узнать: она вдруг подпрыгнула, удар о пол, и в легком звенящем взрыве передо мной раскатились совершенно другие монеты. Звон и легкие хлопки наполнили комнату. Я огляделся. Шагах в двух от меня на полу устроился пацан лет двенадцати в сбитой на затылок шапке. Он ловко и привычно щелкал монетой о пол, и как только перед ним рассыпались новые-быстро и наметано выхватывал, пока не исчезли, двадцатикопеечные монеты. Набрал он их уже много — зажатые в левом кулаке, они высовывались между пальцами. Держать было неудобно, а когда одна выкатилась из кулака и взорвалась на какие-то совершенно ненужные красные медяки, мальчишка оглянулся беспомощно.
— В шапку сыпь! — посоветовал я ему осторожно.
Он благодарно взглянул на меня, сдернул шапку и, высыпав монеты, показал:
— Во, уже трояк набрал! Еще раз приду — как раз на «Смену-8» будет…
Прижав локтем шапку, он снова принялся звенеть монетами о пол.
Я хотел поискать глазами Сережку, но тут передо мной снова звякнул хлопушечный взрыв, и я не поверил глазам: среди нескольких мелких монет лежал, серебряно поблескивая, константиновский рубль — одна из редчайших русских монет…
Хорошо, должно быть, выглядели мы со стороны, когда очумело уставились друг на друга. А ящик смирно стоял на столе, стенки были обычного матового цвета, только откинутая панелька, казалось, ухмылялась краснозубой улыбкой клавиш.
— Ну, дела… — промычал Сережка и, не спрашивая, наугад нажал две крайние клавиши…
Просыпаться не хотелось, но какой-то странный звук — не то шорох, не то царапанье — пробивался сквозь сон, мешал и тревожил. И только когда что-то скрипнуло совсем громко и в комнате потянуло холодом, я внезапно легко и сразу проснулась. Кто-то лез в окно. Странно, что меня поразил не сам факт: вор лезет в мое окно, — а то, что он, этот вор (или воры?) ухитрился добраться до моего окошка — на четвертом этаже. Я инстинктивно нащупала кнопку, и яркий свет ударил по глазам.
Окно было распахнуто настежь, и в ту секунду, когда вспыхнул свет, через подоконник легко перепрыгнул молодой красивый парень. Он тут же обернулся к окну, наклонился, помогая влезть следующему.
Я сдавленно крикнула, чувствуя, как слова с трудом продираются из окостеневшей гортани:
— Что вам нужно? Кто вы?!
Вор даже не обернулся. Я вскочила, заворачиваясь в одеяло. А в окно влез уже второй, третий, и через полминуты моя комната заполнилась чужими людьми. Две умело накрашенные красивые девицы принялись за дело. В окно полетел японский транзистор, привезенный тетей в прошлом году из загранплавания, следом отправился содранный со стены ковер, потом сервиз, потом еще что-то. Я соскочила с кровати и, кутаясь в сползавшее одеяло, бросилась к стоявшему ближе всех парню, деловито вытаскивавшему из шкафа теткины платья.
— Что вы делаете?! Кто вы?!
Он не обратил на меня внимания. Я бросалась от одного к другому, пока, наконец, один из грабителей — тот, первый, удивленно уставившись на меня, не рявкнул:
— Иди ты!.. — и отвернулся.
Через несколько минут все кончилось. Оглядев пристально комнату — стены со следами выдранных гвоздей, шкаф, сиротливо распахнувший дверки, пустые полки серванта, вожак удовлетворенно оказал:
— Лады…
В полминуты комната опустела. А я, уронив одеяло на пол, растерянно оглядывалась по сторонам. Что я скажу тете? — колотилась единственная мысль. Что?
Мой взгляд задержался на тумбочке, где еще полчаса назад стоял цветной телевизор. На тумбочке лежала какая-то пачка. Машинально взяв ее, я прочла размашистую надпись: «За соучастие». Так же машинально развернув бумагу, я увидела деньги. Их было пятнадцать красных десяток — полтораста рублей. «За соучастие». И тут только до меня дошло — ведь это мне. За соучастие…
Коленки у меня ослабли и, внезапно обессилев, я опустилась на пол…
— Ну и ахинею несет эта штука! — единственное, что я нашелся сказать, инстинктивно отпихивая подальше вопрос: что же все-таки происходит?
Сережка, нахмурясь, вертел ящик так и сяк, распахивал панельки и, только когда я дважды повторил вопрос, ответил, как отмахнулся:
— Ничего не понимаю. Похоже на галлюцинатор.
— Что-то я о таком не слышал.
— Я тоже. Но если аппарат вызывает галлюцинации, как ты его назовешь?
Сережка умолк, как будто что-то подсчитывая в уме и, пробежав пальцами по клавишам одной панелью и, быстро повернул ящик и нажал несколько клавиш на второй боковинке.
— Ну, посмотрим, что сейч…
Сумерки окрасили все вокруг в ярко-красный цвет. Бордовые тени изогнутых мачт легли причудливыми многоугольниками на полупрозрачные кубы и полушария Станции. Он, откинувшись на пологую спинку, с интересом следил, как красная полусфера стены становилась бледнее и, наконец, стала оранжевой — наступила ночь. Второй раз он был на Станции — в этот раз уже три осевых оборота, — и все равно было интересно.
Завтра заканчивается Время Порога — период проверки пилота и его корабля после перелета с Этерны на Станцию перед новым гигантским прыжком в неизведанное. В неизведанное — потому, что Станция была крайним форпостом человечества, портом на берегу галактического океана. И каждый, кто стартовал отсюда, отправлялся туда, где еще никто никогда не был.
Он прошел весь курс Порога, и сегодняшний вечер был отведен программой активному отдыху — воспоминаниям о пройденном человечеством пути к звездам. Он пододвинул глубокую коробочку и наугад нажал кнопку. Коробка беззвучно выбросила небольшой кружок величиной с ноготь. Он вложил диск в наручный гипнатор. В ушах раздался тихий голос: «Полет Эпохи Начала. Легенда «Глубоко в небе, звездочка…»
Растаяла оранжевая полусфера. Не стало Станции. Со всех сторон — слева, справа, внизу, вверху — вокруг невероятная темь, которую не могут рассеять мириады звезд, висящие сверкающими точками в бездонной черноте. Позади звезды красноватые. Действует закон Доплера — корабль уходит, свет звезд смещается в красную часть спектра. Впереди звезд нет: они ушли в невидимую часть.
