Идет по городу машина. За рулем Мария Васильевна Рогачева. Она подъезжает к дому, выходит, нарядная, моложавая, с большой сумкой, из машины. Неторопливо направляется к подъезду.
Глеб Алексеевич Рогачев дремлет в кресле перед телевизором.
— Где ты была? — поднимает он сонный взгляд на Марию Васильевну.
— В магазинах, в Гостином дворе. Посмотри, Глеб, какой я тебе купила микрокалькулятор.
Он, сдвинув очки на лоб, берет калькулятор, осматривает, капризно выпятив нижнюю губу.
— Правда славная вещица?
— Ничего… Только что я буду считать?
— Ну Глеб! Ты же сам говорил, что хочешь калькулятор. Вспомни, ты собирался писать статью…
— И напишу! Я им всем покажу! Пусть не думают, что меня уже сдали в архив.
— Конечно, ты напишешь. Конечно, покажешь.
Теперь Рогачев смотрит из-под очков на жену.
— Накрашена, намазана, — ворчит он. — Где ты была? Кроме магазинов?
— Ох! — вздыхает Мария Васильевна. — Как только тебе не надоест собственное занудство?
Она уходит в свою комнату, вынимает из сумки и рассматривает покупки.
Частые телефонные звонки.
— Алло, — берет трубку Мария Васильевна. — Да, да. Я Рогачева. Давайте. — И после паузы: — Костенька, здравствуй, мой дорогой!
— Здравствуй, мама! Как ты там? Как Глеб Алексеич?
— Все в порядке у нас. А что у тебя, Костенька? Очень жарко в Алжире, да?
— Жарковато в Алжире. Но тут всюду кондишн. Ничего, терпимо. Мама, у нас с Ритой просьба к тебе. Позвони Мурзаковым, спроси, как поживает Енисей.
— Как поживает кто?
— Енисей! Ну собака наша, ты же знаешь. Запиши телефон Мурзаковых.
— Да, пишу. — Она записывает названный Костей номер. — Позвоню, сыночек, не беспокойся. Послушай, Костя… Тут мне звонили, спрашивали, где Круглов. Куда-то он исчез. Ты, случайно, не знаешь, где отец? Не говорил с ним перед отъездом?
— Случайно знаю. Отец в Карабуруне.
— Где, где?
— В Ка-ра-бу-ру-не. В день нашего отъезда он вдруг позвонил, спросил адрес Черемисина.
— Ага. Поняла. А какой адрес у Черемисина?
— Карабурун… улица Сокровищ моря. А номер дома не помню. Ладно, мама. Привет Глебу Алексеичу.
— До свидания, сыночек. Риту поцелуй. Звони!
Положив трубку, Мария Васильевна некоторое время не убирает с нее руку. Сидит в задумчивости. Потом решительно набирает номер.
— Волкова-Змиевского позовите, пожалуйста. Это Виктор Андреевич? Говорит Мария Рогачева.
— Здравствуйте, Мария Васильевна, — отвечает Змиевский.
— Виктор Андреевич, я вот о чем. Недели две назад мне вдруг позвонила дочь Штейнберга. Будто куда-то исчез Круглов.
— Да, исчез. Понимаете, все это очень странно. Георгий Петрович сказал, что пришлет по почте заявление об увольнении и…
— Простите, меня не интересуют подробности. Нашелся Круглов или нет?
— Нет, Мария Васильевна.
— Я случайно узнала, где он может быть. Мне вообще-то нет до этого никакого дела, но я подумала, что для вас… Ну, словом, он в Карабуруне. Во всяком случае, собирался туда.
— В Карабуруне? Это на Черном море? А где именно? Он в доме отдыха или…
— Я знаю лишь одно: там живет его племянник Михаил Черемисин. На улице Сокровищ моря. Да, представьте себе, Сокровищ моря. Номер дома не знаю. До свидания.
Мария Васильевна кладет трубку. Подходит к зеркалу, отразившему красивое, несколько надменное лицо. Гибкими движениями рук массирует виски.
А в Карабуруне очень жаркий день. Такая жара, что галька на пляже обжигает Игорю пятки. Он, только что вылезший из воды, прыжками передвигается вверх, к гроту в скале, где сапожная мастерская Филиппа.
— Дитя, — говорит Филипп, не выпуская гвоздей изо рта, — ты хочешь зажарить ставриду?
— Не хочу. — Игорь ложится ничком на неровный каменный пол грота. — Ух… Жара сегодня… Меня пропекло всего, как на сковородке.
— Разве это жара? — Филипп одним ударом молотка вбивает очередной гвоздь в подошву туфли. — Жара, к твоему сведению, была в Сингапуре. Вот там, можно сказать, настоящая жара. А тут просто легкий обогрев. Тебе понятно?
— Да.
— Тогда возьми помидоры и нарежь сыр. А где твой дядя-боцман?
— Работает.
— И какую он работает работу?
— Не знаю, Филипп. Раньше я немножко понимал, что дядя Георгий изобрел ботинки с подошвой, которая не изнашивается. А теперь сидит у себя в комнате, что-то пишет…
— Не может быть такой подошвы. — Новый удар молотка. — Это я говорю как специалист.
— Но дядя сам рассказывал…
— Мне не надо рассказывать. Я узнаю человека по обуви. Твой дядя неадекватный человек, я сразу понял.
— Не аве… А что это значит?
— У него ботинки износятся, как у всех людей, но не завтра, а через время. Вот что это значит. Тебе понятно?
— Нет.
— И правильно. Ты хороший мальчик, но психологически не подготовлен.
— Зачем обижаешь меня, Филипп?.. Все меня ругают… Родители называют лоботрясом. Ты — психом. Дядя Георгий перестал со мной гулять… и разговаривать… Неужели я такой плохой?
— Я же сказал, ты хороший мальчик. Но, конечно, ты уже не такой, как до приезда дяди-боцмана.
— А какой? Какой я, Филипп?
Филипп, глубокомысленно вздернув брови, высыпает изо рта гвозди на столик, снимает с колодки туфлю и молча осматривает ее.
Вернувшись домой, Игорь разок-другой прошелся под окном Круглова, но окно слепо смотрело задернутой белой, в цветочках, занавеской. Игорь, качнув ручку насоса, напился воды над колодцем. Послонялся по саду. Повалился на свою койку-раскладушку, полистал пестрый томик фантастики.
Нет, не идет в голову фантастика. Игорь вскакивает, отбросив книжку, и, взбежав на веранду, проходит в коридорчик. Заглядывает в кухню, смотрит на настенные часы: четверть шестого. Осторожно стучит в дверь Круглова. Ответа нет. Игорь стучит громче. Тишина. Игорю стало не по себе, он с силой толкает дверь…
Круглов ничком лежит на полу. С криком испуга Игорь кидается тормошить его, переворачивает на спину. Круглов открывает глаза, затуманенные беспамятством. Рядом с ним валяется шприц. А на столе — бутылка из-под «Боржоми», на треть наполненная жидкостью цвета крепкого чая.
С помощью Игоря Круглов медленно поднимается, валится в старое плюшевое кресло.
— Что вы делаете с собой? — беспокойно глядит на него Игорь.
Круглов не отвечает. Глаза его закрыты, костистый подбородок упрямо выдвинут. По запавшим щекам бегут капельки пота.
— Дядя Георгий… Может, вам доктор нужен? Я позвоню папе на работу…
— Нет, — говорит Круглов, вздохнув. — Не нужен мне доктор. Все прошло… Знаешь что? Давай-ка пойдем погуляем.
