— Войны не войны, а вот комета, астероиды или Другая планета — вполне возможно. Гипотез много, на любой вкус. Была бы машина времени, можно было бы проверить.
— Ну да, ну да, — покивал Свен Торнссон. — Угодить аккурат в тот момент, когда небесная глыба валится прямо тебе на голову.
— Гипотез много, — повторил ареолог, словно не слыша пилота. — В этом плане, например, очень интересен древнемексиканский миф о Ксипе Ксолотле, с которого живьем содрали кожу...
— Что за миф? — поинтересовался Торнссон, принимаясь укладывать образцы в пенал. — За что его так, беднягу? И при чем тут древняя Мексика? Где Мексика — и где Марс!
Алекс Батлер словно очнулся:
— Потом, Свен. Некогда истории рассказывать. Поехали.
Теперь уже пилот занял место водителя, а сидящий рядом Батлер по пути к очередной точке бурения продолжал думать о давнем мифе.
Одно из толкований этого мифа принадлежало их соотечественнику, инженеру-строителю Хью Харлестону. Ксипе Ксолотль был братом-близнецом хорошо известного могущественного бога Кетцалькоатля, принесшего, согласно мифу, в Мексику цивилизацию в начале нынешней эпохи жизни на Земле. Кетцалькоатля часто изображали в виде огненной пернатой змеи, и само его имя означало «покрытая перьями змея». В мифе говорилось о том, что с Кетцалькоатля и с его брата Ксипе Ксолотля содрали кожу — буквально «освежевали» их заживо. В те времена в Мексике и в самом деле сдирали кожу с людей, предназначенных в жертву богам; особенно отличались этим ацтеки — последний народ, который сохранил древние мифы до прихода конкистадоров — участников испанских грабительских завоевательных походов в Центральную и Южную Америку в конце пятнадцатого и в шестнадцатом веке, жестоко истреблявших и порабощавших местные племена.
Харлестон пояснял этот миф следующим образом: связанный с Кетцалькоатлем символизм указывает на освежеванную планету — близнеца Марса, то есть Землю, пострадавшую некогда от столкновения с кометой. Ксипе же Ксолотль, пострадавший близнец, — это сам Марс, тоже освежеванный красный бог Востока, «отступивший на новую позицию».
Алекс Батлер, углубившись в размышления, рассеянно глядел на стелющуюся под колеса ровера бурую каменистую равнину.
Несомненно, Марс когда-то был «освежеван», и с тех пор его северное полушарие в среднем на три километра ниже южного. Оно, судя по всему, в свое время получило серию сокрушительных ударов и в результате местами лишилось внешнего пласта своей коры. Южное полушарие тоже несло на себе многочисленные шрамы от разрушительной бомбардировки. Восточный край обширной, протянувшейся на тысячи километров возвышенности, названной поднятием Фарсида, явно был расколот какими-то катастрофическими силами. Среди хаотичного переплетения связанных между собой каньонов и впадин, получившего мрачное имя Лабиринт Ночи, поверхность Красной планеты распарывала чудовищная извилистая борозда, словно оставленная плугом какого-то зазвездного исполина, который прошагал здесь четыре с половиной тысячи километров и, подустав от такой работы, забрал плуг и удалился в свои за-звездные владения.
Этот оставленный неведомым плугом след назвали Долиной Маринера, в честь «Маринера-9» — первого космического аппарата землян, сфотографировавшего марсианскую борозду. Алекс Батлер знал наизусть, что глубина ее доходит до восьми километров, а максимальная ширина составляет шестьсот с лишним — не метров, а все тех же километров, больше, чем от Лос-Анджелеса до Сан-Франциско! Этот шрам на теле бога войны был гораздо глубже, шире и длиннее, чем такая же, как Ниагарский водопад, американская достопримечательность — Большой Каньон в штате Аризона.
Восточная оконечность грандиозной Долины Маринера поворачивала на север, к экватору, и переходила в совершенно сумбурную местность — истерзанный и развороченный ландшафт из массивных каменных глыб, долин и изломов, подобный одному из нижних кругов Ада, каким описал его в «Божественной комедии» Данте. Тут словно бы порезвился уже не один, а добрый десяток космических великанов...
Миф о Ксипе Ксолотле был искаженным, своеобразно преломленным чередой поколений воспоминанием о катастрофе — в этом Алекс Батлер не сомневался. О страшной катастрофе, случившейся с Марсом, с которого содрала кожу «огненная змея». Но какой реальный объект мог бы подойти под описание огненной крылатой змеи, мчащейся по небу?
Ответ тут был только один: на протяжении всей истории человечества и во всех цивилизациях именно такой образ порождался кометами — вечными небесными странницами, постоянно извергаемыми облаком Оорта, сферой, окружающей внешние пределы Солнечной системы. Эта сфера заключала в себе не сотни, не тысячи, не миллионы — миллиарды комет! Алекс Батлер еще с университетской юности помнил описание кометы Донати 1858 года, сделанное одним из очевидцев, — «самой великолепной кометы девятнадцатого века». «У нее была голова, как у змеи, ее тело возле центра изгибалось и извивалось, как гигантская красная змея, а ее хвост, сверкавший, как золотая чешуя, протянулся на сорок миллионов миль...»
Огненная змея впилась в краснокожего бога войны — и жизнь покинула его...
«Машина времени, — подумал Алекс Батлер. — Сколько нового мы узнали бы, если сумели бы реализовать фантазии Уэллса. Возможно, всю историю пришлось переписывать заново».
Ему вспомнилось чье-то замечательное выражение: «Если из истории убрать всю ложь, то это совсем не значит, что останется одна только правда. В результате может вообще ничего не остаться...»
Свен Торнссон вернул ареолога к действительности.
— Если и тут то же самое, — сказал пилот, остановив марсоход у нового места бурения, — то я, ей-богу, готов поверить в золотые дожди.
— А у меня есть еще одно предположение, — тут же включился Алекс Батлер. — Какие золотые дожди? Это Зевс прикинулся золотым дождиком, когда ему Данаю очень уж сильно захотелось. А я вот думаю, что местным алхимикам просто удалось добиться того, что не удалось нашим Парацельсам.
— Философский камень! — мгновенно сообразил Торнссон, выбираясь из марсохода. — Думаешь, они таки отыскали философский камень?
— Вот именно, — подтвердил ареолог. — И пустились во все тяжкие. Жаль, что подтвердить или опровергнуть это предположение нам вряд ли удастся. Как кто-то когда-то сказал: залез ночью в дом вор, ищет драгоценности. Нашарил на ощупь, но не знает в темноте — бриллианты это или простые стекляшки. Так и мы: может, предположение наше и верное, только мы не знаем, что оно верное.
— А если свет включить? — предложил пилот.
— В том-то и дело, что нет света. Авария в электросетях.
