CIRCULUS VITIOSUS [1]
1.
Конрад спешился и, закинув поводья на луку седла, нежно похлопал храпящую и нервно переступающую копытами лошадь по шее.
— Спокойно, Ромашка. Мне и самому здесь не нравится, но ты же знаешь: работа есть работа и никто, кроме нас, ее не сделает.
Лошадь мотнула головой, словно соглашаясь, и замерла, хотя ее все еще сотрясала легкая дрожь возбуждения. Конрад и сам ощущал нечто похожее, и его чувства, напряженные до предела, буквально требовали, чтобы он садился обратно в седло и бежал прочь из этого места со всей возможной скоростью. Но он не двигался, по опыту зная, что так бывает всегда, когда он выходил на Охоту, и все пройдет, как только он начнет действовать. Однако Конрад не торопился, внимательно изучая место этого действия, а в таком деле обостренное восприятие только играло ему на руку.
А место, надо сказать, было препаршивое. Давно ему не приходилось охотиться в столь неблагоприятных обстоятельствах, и нехорошее предчувствие давило ему на сердце, мешая сосредоточиться. Однако ни один охотник никогда не разрывал Контракт, доводя работу до того или иного конца, и Конрад не собирался нарушать эту традицию. Особенно после всех тех усилий, которые он приложил для получения этого конкретного Контракта.
Разозлившись на себя за свое малодушие, Конрад что было сил хлестнул себя ладонью по лицу, словно пытался болью заглушить голос разума, и это, как ни странно, ему удалось. Встряхнув головой, прогоняя непрошеные слезы, Конрад еще раз окинул округу внимательным взглядом и еще раз недовольно поморщился.
Да, первое впечатление его не обмануло. Место действительно препаршивое. Просто хуже и быть не может.
Руины.
Древние, как само Время, и столь ветхие, что было решительно непонятно, какая сила все еще удерживает их от полного разрушения. Во всяком случае, честного слова давно канувших в Лету строителей для этого было явно недостаточно. Как и крепости раствора, уже столетия назад обратившегося даже не в песок, а в пыль. Однако, несмотря на это, камни сооружения — замка? монастыря? — упорно продолжали цепляться друг за друга, наплевав не только на стихию, но и на здравый смысл.
Впрочем, устойчивость здания волновала Конрада сейчас меньше всего и, неопределенно хмыкнув, он сосредоточился совсем на другом. А конкретно на кладбище, чьи покосившиеся, успевшие уйти в землю чуть ли не на половину кресты выглядывали из-за левого угла старинной постройки, словно в свою очередь разглядывая — и изучая — непрошеного гостя. Вот без этого соседства Конрад мог бы легко обойтись, и эта-то близость места упокоения от места предстоящей работы и служила источником его раздражения и тревоги, если не сказать страха.
И Конрад, никогда не боявшийся признаваться самому себе в своих слабостях, сказал это, сразу испытав необычное облегчение. Да, он действительно боялся, и на это у него были весьма веские и серьезные основания, не имевшие ничего общего с суеверным страхом перед мертвыми простого обывателя. Ибо Конрад доподлинно знал, на что способны эти мертвые, когда над ними брал контроль кто-нибудь действительно сведущий в этом деле.
А учитывая, КЕМ являлся объект его Охоты, Конрад ни секунды не сомневался в его исключительном мастерстве на данном поприще.
Пытаясь отвлечься от мрачных мыслей, Конрад оглянулся и бросил взгляд на медленно, но верно опускающееся солнце, успевшее уже коснуться неровной полосы дальнего леса. Еще час — и станет совсем темно, только свет бесконечно далеких звезд будет прорезать непроглядный мрак.
Тогда-то, через час, и начнется сама Охота.
Вздохнув, Конрад вновь повернулся к Ромашке и принялся развязывать ремни седельных сумок.
— Бог в помощь, — совсем не вовремя раздался за его спиной голос, который Конрад хотел сейчас слышать меньше всего на свете, и, мысленно чертыхнувшись, охотник опустил сумки на землю и медленно повернулся.
— Что тебе надо, Преподобный? — глядя на остановившегося в нескольких шагах от него человека снизу вверх, процедил Конрад. — Мы, вроде, все уже обсудили в магистрате.
— О, насчет этого не волнуйся, — непринужденно рассмеялся пришелец и легко спрыгнул со спины своего пегого мерина. — Я приехал вовсе не за тем, чтобы отговаривать тебя от этого Контракта или перехватывать его у тебя.
— Тогда зачем ты здесь? — не пытаясь скрыть неприязни, но все же с легким налетом интереса посмотрел на него Конрад. Тот, кого он назвал «Преподобным», неторопливо прошелся взад-вперед, разминая ноги. Несмотря на данное ему охотником прозвище, он не был священником, хотя и носил коричневую, до пят, сутану, подпоясанную веревкой, за которую были засунуты янтарные четки, украшенные янтарным же крестом. Высокий — едва ли не на голову выше Конрада, который и сам не был коротышкой, — широкоплечий, он скорее производил впечатление бывшего солдата, не утратившего своей физической формы, чем духовника. Выглядывавшие из широких рукавов сутаны большие костистые руки также казались больше привычными к мечу, нежели к книге, а глаза — светло-серые, отливавшие бледной осенней голубизной, — были так пронзительно холодны, что при одном лишь взгляде на них становилось окончательно ясно, что перед вами — профессиональный убийца.
И это чувство ничуть не умаляло то обстоятельство, что при нем не было никакого — по крайней мере, видимого — оружия.
— Я уже говорил тебе, — негромко произнес он, останавливаясь напротив Конрада, — что то, с чем тебе предстоит иметь здесь дело, не обычный упырь или волкодлак, а нечто гораздо более серьезное. К нему нельзя подходить с обычными мерками охотника за нечистью, это заблуждение может стоить тебе твоей жизни.
— Да. Но это моя жизнь, и мне решать, когда, как и за что ее отдавать, — угрюмо ответил Конрад. Его собеседник спокойно кивнул.
— Вот в этом ты прав. И я хочу всего лишь посмотреть на то, как ты будешь это делать, чтобы, когда придет моя очередь, не допустить твоих ошибок и — в отличие от тебя — остаться в живых.
Конрад равнодушно пожал плечами.
— Поступай как знаешь, только не путайся у меня под ногами, когда я примусь за дело.
— Как скажешь, — примиряюще поднял ладонь Преподобный. — Вмешиваться в твою работу у меня нет никакого желания. Я просто посижу в сторонке и понаблюдаю за тобой, если, конечно, ты не против этого.
Конрад был не против. Кодекс охотников не запрещал им вершить свое ремесло при свидетелях, как то было принято у колдунов и друидов, ревностно охранявших свои секреты от посторонних. В работе же охотников никаких секретов не было, а значит, и скрывать им было нечего. Ну, или почти нечего, однако непосвященным все равно не дано было этого понять, только лишь наблюдая за действиями охотника.
