– Некоторые из ваших тождеств для вас сейчас недостижимы, – согласился Секюйль. – Но мои слова одинаково верны и для меня, и для вас. Вы в настоящий момент являетесь всего одним тонюсеньким голоском в мозгу некоего непонятливого Кромптона, который до сих пор даже и не думал о том, что это одно из его положений.
– Я ничего не понимаю, – признался Кромптон. – Но факт остается фактом: вы приняли закон, из-за которого я не могу узнать адрес Эдгара Лумиса. И, насколько я могу судить, вы дадите мне его координаты только в обмен на согласие быть пешкой в вашей Игре.
Секюйль изумился, потом откинулся на спинку кресла и расхохотался. Как правило, эйяне не позволяют себе смеяться от всей души в присутствии посторонних: будучи народом древним и мудрым, они насыщены взрывоопасной смесью разных психических сил. И неожиданный всплеск эмоций приводит к тому, что эти силы материализуются.
Что и случилось с Секюйлем. Его хохот породил чернокожую девицу с длинными черными волосами и пляшущими темными глазами, двух вавилонских демонов, йети и краснорожего мужчину в костюме в желто-коричневую клеточку.
– Ты видишь, что я вижу? – спросил один демон другого, тыкая пальцем в девицу. – Путана.
– Ее можно съесть? – отозвался его товарищ.
– Йи-и-и, – сказала девица.
– Подумать только, – произнес краснорожий мужчина, – оказаться всего лишь иллюзией в мозгу этого инопланетянина, о существовании которого я даже не подозревал! Но, может, он тоже только плод чьего-то воображения? Тогда получается, что я привидение второго порядка, если вести отсчет слева.
– Давай поженимся, – сказала девица, не обращаясь ни к кому конкретно.
– Ну ладно, хватит, – сказал Секюйль, и видения горестно обратились в дым, вернувшись через среднее ухо в голову эйянина, – все, кроме йети, который убежал через запасной выход и был доставлен на место несколько дней спустя Королевским отрядом северо-западных горных видений.
– Вы не уловили главного, Кромптон, – сказал Секюйль после того, как все успокоилось и было водворено под его контроль, а стул, опрокинутый убегавшим йети, поднялся, несколько сконфуженный тем, что не устоял перед каким-то призраком. – Вы что, и в самом деле полагаете, что я собираюсь принудить вас включиться в мою Игру?
– А как еще я мог истолковать ваши слова?
– Вам показалось, – сказал Секюйль. – А мне кажется, что стрелка синхронизатора все ставит на место. Адрес мистера Лумиса: Пандерер Уэй 4567, южный берег Пальметто, Западные Сады, Южный Ситесф. Днем он работает в отделе эпизодов Театра галактических наслаждений в Садах Рюи.
Кромптон был ошеломлен. И только спустя какое-то время сумел пролепетать:
– Премного вам благодарен.
– Всегда рад служить, – сказал Секюйль.
– А теперь что?
– Вы о чем?
– Вы мне оказали такую любезность. Чем я обязан?..
– Оставайтесь таким же милым, как сейчас, – сказал Секюйль.
– Но я-то думал, что нужен вам в вашей Игре!
– Это не важно, – сказал Секюйль.
– Я никогда не говорил, что не хочу помочь вам, – пробормотал Кромптон. – Все это произошло так…
Секюйль нежно проводил его до дверей.
– До свидания, Кромптон. Очень может быть, что мы встретимся при совсем других обстоятельствах. Но за поддержкой обращайтесь ко мне в любой момент. И, насколько временная комбинация связанных энергий может пожелать удачи другой такой же временной комбинации, – желаю вам всяческой удачи.
Дверь захлопнулась. Кромптон, чувствуя себя совершенно сбитым с толку, устремился в беспросветную ночную мглу.
Кромптон нанял дешевый орнитоптер и отправился в отдел эпизодов Театра галактических наслаждений в Садах Рюи. Эта часть Садов была отведена под нужды гуманоидных существ и их ближайших сородичей. В данную группу входили: люди, алиноподы, гнолы, сабистые тэдики, барбизаны с Гростарка II, неугомонные двухсуставчатые трелизонды, коварные, приторно-улыбчивые лунтеры и их соседи – сверхизменчивые муны.
Миновав главные ворота, Кромптон заметил стройного, энергичной наружности молодого человека в джинсах и очках в черной оправе; он сидел и печатал на портативной машинке, пристроенной на коленях. Кромптон с удивлением посмотрел на него, тот поднял голову и сказал:
– В чем дело?
– Хотелось бы узнать, чем вы тут занимаетесь.
– Пишу роман, – ответил молодой человек, продолжая печатать. – Наш диалог тоже войдет в него, естественно. Завистники обвиняют меня в том, что я высасываю все из пальца, а я пишу только то, что слышу и вижу.
– Мне кажется… – начал было Кромптон.
– Не беспокойтесь, – сказал писатель. – Ни один диалог, начинающийся словами «мне кажется», не сулит ничего забавного. Давайте-ка я произнесу речь по этому поводу. Существует несколько прелестных эпиграмм, с которыми вам, вероятно, не довелось ознакомиться. Например…
– Терпеть не могу, когда предложение начинается со слова «например», – прервал его Кромптон.
– Я собирался переписать это. «Противоречу ли я себе? Тогда прекрасно, ибо в своих противоречиях я велик, я вмещаю в себя чудеса». Как хорошо написал это старина Уитмен! До чего уместна здесь эта концепция…
– Мне нужно идти, – сказал Кромптон.
– До свидания, – сказал писатель. – Это будет короткая, но хлесткая сцена.
– Должно быть, хорошо быть писателем, – сказал Кромптон.
– Все равно что слизняком ползти по нескончаемому листу бумаги.
– Это ужасно, – сказал Кромптон. – Может быть…
Но писатель не слушал предложений, начинавшихся со слов «может быть». Его внимание привлекло неожиданное появление толстяка, прижимавшего к груди тяжелую скульптуру в виде черной птицы; следом за ним шли Хамфри Богарт, Мэри Астор, Питер Лорр, а также – о, нежданное явление! – сам Альберт Деккер.
– Это уже перебор, – пробормотал писатель, продолжая яростно печатать с двумя сигаретами во рту.
Кромптон побрел дальше. Располагался отдел эпизодов на длинной, какой-то невнятной улице. Гуляя в поисках развлечений, здесь можно было услышать обрывки странных разговоров и увидеть фрагменты самых разных постановок. Вы могли продолжить свою прогулку и набрести на какой-то новый эпизод или остановиться где угодно и принять участие в развертывающихся перед вами событиях.
Хотя на самом деле все шло не так уж гладко: во время постановок то и дело возникали различные затруднения из-за непримиримых противоречий в требованиях многочисленных гуманоидных по форме, но несовместимых рас. Продюсеры эпизодов тем не менее поощряли тесное и весьма двусмысленное сближение гуманоидов, хотя публично порицали его; но диковинные акты близости всегда приманивают любопытных, несмотря на их благочестивые уверения в обратном. А это означает приток денег, то есть такого товара, ценность которого эйяне обсуждали и пытались определить вот уже несколько веков, просто чтобы проверить, так ли это на самом деле.
