Тук! Тук!
Матей тихо застонал. Каждый стук болезненно отдавался в его мозгу. Приоткрыв глаза, он увидел совсем близко от своего лица покрытый толстым слоем мелена пол. Он попытался было подняться, но слабость сжала его суставы словно пуховыми браслетами, утыканными внутри миллионами булавок.
Тук! Тук! Тук!
Стук доносился из паровой камеры… Ларсон!
Свежие воспоминания теснились в мозгу Матея. «Билль и профессор ждут меня… или, быть может, не ждут больше? Вентиляторы остановились…»
Стук прекратился: «Что с Ларсоном? Запаса кислорода должно бы хватить ему на час. Но сколько же времени прошло с тех пор, как я лишился сознания?»
Ему удалось подняться на ноги и снять с себя костюм, но тотчас же слабость захлестнула его своей обманчивой волной, из власти которой он смог вырваться лишь с трудом. Он прильнул ухом к стене. Прислушался. Ни звука. Лишь мерный гул текущей по жилам крови. «Уж не лишился ли Ларсон сознания?.. Открою!.. А если он притаился?..»
Обернувшись, он окинул взглядом скругленные углы помещения, как бы ища ответа. Его взор скользнул по доске вспомогательного управления и остановился, привлеченный матовым блеском треугольной кнопки. И тотчас же из глубины его памяти возникли заученные наизусть фразы: «В случае аварии главных средств управления на посту пилотажа, космонавты могут воспользоваться вспомогательными средствами, находящимися в контрольной кабинке. Порядок на доске тот же: 1) рычаг включения атомного двигателя; 2) треугольная кнопка, приводящая в действие вспомогательные двигатели…»
Матей вздрогнул: «Только одно движение и… это будет совсем безболезненно: давление газов в один миг уничтожит его!»
Он оторвал взгляд от треугольной кнопки и как бы очнулся от галлюцинации. Промелькнувшая в его уме мысль казалась ему теперь чудовищной. Перед глазами встал спокойный лоб склонившегося над шахматной доской инженера, он увидел, как барабанят по столику его длинные пальцы, в то время как он, Матей, мучается, ища выхода из отчаянного положения. Он вспомнил ночь, проведенную ими вместе на террасе Астрономической обсерватории, когда они промечтали до утра о странных пейзажах Марса.
Матея начала бесить его собственная нерешительность: «Прежде всего, надо освободить остальных! Затем мы все вместе решим, как поступить с Ларсоном…» — «А если ты не застанешь его больше в живых? — шепнул ему внутренний голос. — Быть может, он вдыхает теперь последние молекулы кислорода…» — «И пусть! — упорствовал Матей. — Все это случилось по его вине!» Однако в конце этого молчаливого диалога с самим собой, его рука невольно потянулась к открывающему люк механизму.
Металлический заслон заскользил, постепенно скрываясь в своем гнезде, в то время как воздух из контрольной камеры со свистом устремился в компрессорную. Через какую-нибудь сотую долю секунды Матей увидел Ларсона. Круглая крышка выхлопной трубы была поднята, и из космического костюма Ларсона были видны только шлем и бесформенные рукава. В правой руке блестел револьвер, темное дуло которого смотрело прямо в глаза Матею. Инстинктивно наклонив голову, Матей одновременно нажал на кнопку закрывающего люк механизма. Темное дуло угрожающе сверкнуло, и Матей ощутил, как что-то обожгло ему темя. Где-то за его спиной пуля шлепнулась о металлическую стену.
Держась за герметически закрывшуюся дверь люка, Матей поднес руку к голове. Рана была поверхностная, скорее царапина, но она кровоточила, и это заставило его вспомнить об аптечном шкафчике. На эту мысль наслоилась другая: «Биллю крайне нужны сероциллин и антисептический мелен!» Матей отнял руки от металлического панно и… снова очнулся на полу. В ушах у него оглушительно гудело; ему казалось, что стены кабинки наклоняются к нему, и воздух превращается в свинцовый саван, парализующий его движения.
Пуля попала в треугольную кнопку.
При свете прикрепленной к шлему электрической лампочки, Матей увидел блестящий осколок, вонзившийся в наружную обшивку «Альбатроса» — воспоминание о встрече космического корабля с роем метеоритов. Вырвав осколок, Матей осторожно опустил его в карман своего скафандра. Профессор Громов будет ему благодарен за этот первый экземпляр его коллекции внеземных минералов.
Возвращенный на свою орбиту «Альбатрос» продолжал свой путь к Марсу. Вокруг него царил глубокий, давящий, ощутимый мрак. Где-то в этом не имеющем ни начала, ни конца мраке витало тело Ларсона. Струя газов, приведенная в действие предназначенной Матею пулей, отбросила его на далекое расстояние от корабля. Космонавты не имели возможности заняться его поисками: управление «Альбатросом» перешло к «автоматическому пилоту», ведущему корабль сквозь рой метеоритов.
Инженер остался один под неподвижными, мерцающими светилами, похожими на созвездие драгоценных камней на бархатной подушке ювелира. Ему, так стремившемуся снова почувствовать под ногами землю, предстояло вечно блуждать по тронам космоса или, быть может, в столкновении с какой-нибудь падающей звездой, быть распыленным в бездне, бесконечность которой внушала ему ужас…
Вздохнув, Матей двинулся к отсеку-шлюзу. Вскоре крышка наружного трапа закрылась, и сквозь щели начал вливаться животворящий воздух. Затем металлическое панно бесшумно скользнуло в сторону, и в прямоугольном светлом проеме появились знакомые силуэты тех, кто ожидал его возвращения…
Перевод Н. Богдан
Перевод Е. Нарти
Перевод Д. Рошка
