– Я ненавижу тебя! – ревел координатор. – Я ненавижу все, что с тобой связано! Меня тошнит от вашей лиги, от вашей гнилой философии, от ваших сладких и тупых улыбочек! Смута, затеянная вами, стоила жизни хорошему человеку!
Наконец он презрительно отбросил меня в сторону, словно измятый клочок использованной туалетной бумаги. Падая, я с глухим стуком врезался головой в покрытый ковром пол.
– Убирайся! – рявкнул он. – Вон из ЦК! Если через сорок восемь часов ты еще будешь здесь, я арестую тебя и продам тому, кто предложит самую высокую дену.
Пока тигр помогал мне подняться на ноги и забраться ему на спину, координатор вскарабкался на громадный свой стул и снова уставился на экран с последними известиями с биржи.
– Измена, – тихо и бессильно пробормотал он, – кругом измена.
Тигр вынес меня из кабинета.
После долгих поисков я нашел Уэллспринга в догтауне. Это был беспорядочно застроенный пригород, медленно вращавшийся вокруг своей оси неподалеку от ЦК. Здесь находились космодром и таможня, спутанный клубок космических верфей и автономные контейнерные склады, карантинные помещения и различные заведения, чьей единственной целью было ублажение самых невероятных пороков.
В догтаун приходили тогда, когда идти было больше некуда. Он кишел бродягами и темными личностями: старателями, пиратами, преступниками всех мастей, бывшими членами распавшихся сект, чьи нововведения оказались никому не нужны, банкротами и поставщиками рискованных удовольствий. Как следствие, этот пригород был нашпигован псами и скрытыми видеокамерами. Догтаун считался местом, насквозь пропитанным беспорядочной, жульнической и злой энергией. Местом, опасным по определению. Здесь все и вся находилось под непрерывным придирчивым надзором, отчего чувство стыда у местных обитателей атрофировалось полностью.
Я обнаружил Уэллспринга в пузыре, прикрывавшем придорожный бар. Он обсуждал какую-то запутанную сделку с человеком, которого представил мне очень коротко: «Модем».
Этот Модем оказался членом маленькой, но весьма могущественной механистской секты, известной в ЦК под названием «Омары». Омары существовали исключительно внутри приживляемых к коже оболочек, представлявших из себя автономные системы жизнеобеспечения, утыканные снаружи входными и выходными разъемами, манипуляторами и разнообразными двигателями. Эти своеобразные скафандры были тускло-черного цвета, лицевые стекла отсутствовали. Поэтому омары выглядели словно ожившие сгустки черной потусторонней тени.
Я пожал протянутую мне шершавую тяжелую перчатку Модема и уселся, пристегнувшись к столу, после чего торопливо отодрал от клейкой поверхности стола грушу с выпивкой, надавил на нее и сделал приличный глоток.
– У меня крупные неприятности, – сказал я. – Мы можем при этом человеке говорить откровенно?
Уэллспринг рассмеялся:
– Ты что, шутишь? Это же догтаун! Здесь повсюду понатыкано больше записывающих устройств, чем зубов у тебя во рту, мой юный Ландау! Кроме того, Модем – мой старинный друг. А некоторые необычные возможности его зрения могут оказать нам неоценимую услугу.
– Отлично. – Я принялся объяснять суть дела. Уэллспринг остановил меня и потребовал подробностей. Я начал снова, стараясь не упустить ни одной, самой мельчайшей детали.
– Да-а, дела, – сказал Уэллспринг, когда я кончил. – Держись за свои мониторы, Модем. Сейчас ты увидишь, как слухи перекроют скорость света. Странно, что именно это маленькое бистро станет источником таких новостей, которые всего через пару суток не оставят от ЦК камня на камне. – Он произнес эти слова довольно громко и оглянулся, окинув помещение бара быстрым взглядом. Все клиенты заведения смотрели на нас с отвисшими челюстями; в их открытых ртах дрожали маленькие шарики слюны.
– Значит, Матка отчалила, – все так же громко продолжал Уэллспринг. – И, наверное, уже довольно давно. Что ж, слезами горю не поможешь. Даже жадность Инвесторов, оказывается, имеет свои пределы. Не могли же советники водить Матку за нос до бесконечности. Должно быть, вскоре она объявится где-нибудь еще, найдя себе другое обиталище, больше соответствующее ее эмоциональным запросам. Самое лучшее, что я могу сейчас сделать, – так это вернуться к своим монитором и попытаться свести к минимуму свои убытки, пока биржа не потеряла всякий смысл, – добавил он, но не сдвинулся с места.
Закончив свой спич, Уэллспринг раздвинул ленточки на разрезном рукаве и бросил небрежный взгляд на наручный компьютер. Бар пустел с невероятной быстротой; удирали даже завсегдатаи, влекомые персональными псами. У дверей вспыхнула дикая рукопашная схватка между двумя шейперами-ренегатами, демонстрировавшими самые страшные приемы космического джиу-джитсу. Их псы в драку не вмешивались, равнодушно наблюдая за происходящим.
Очень скоро в баре уже не было никого, кроме нас троих, робофициантов да полудюжины любопытствующих псов.
– Сразу же после моей последней аудиенции у Матки я мог бы побиться об заклад, что она вскоре нас покинет, – спокойно сказал Уэллспринг. – Так или иначе, но Царицын Кластер пережил сам себя и стал бесполезным. Срок, отпущенный ему, истек. Он сыграл свою роль эмоционального катализатора, который вплотную подвел Марс к третьему пригожинскому уровню сложности, после чего, под грузом проводимых советниками бессмысленных программ, ЦК разбил неизбежный паралич. Типичная близорукость, свойственная мехам. Псевдопрагматический материализм. Ну что ж, за что боролись, на то и напоролись.
Подавая робофицианту знак к следующей перемене блюд, Уэллспринг продемонстрировал нам краешек расшитой золотыми нитями нижней манжеты.
– Ты говорил, что советнику пришлось отправиться прямиком в приват? Жаль. Но он – не первый и не последний из тех, кого затопчут в этой свалке.
– Мне-то что делать? – напомнил я о себе. – Ведь я потерял все. И что теперь станет с лигой?
Уэллспринг нахмурился.
– Действуй, Ландау! – сказал он. – Покажи себя. Пришло время не на словах, а на деле проявить постгуманистическую изменчивость форм. Сейчас тебе необходимо унести ноги прежде, чем тебя арестуют и выставят на продажу. Думаю, как раз здесь окажется очень кстати помощь нашего друга Модема.
– Она к вашим услугам! – торжественно объявил Модем. Датчики вокодера были подсоединены прямо к его голосовым связкам, и это устройство синтезировало удивительно красивый, но совершенно нечеловеческий голос. – Наш корабль «Проходная Пешка» послезавтра уходит к Совету Колец с грузом маршевых двигателей для транспортировки лестероида. Проект по созданию среды обитания. Другу Уэллспринга мы будем рады.
