— Двести баксов — усмехнулся я — Дороже костёр я видел только в «Скалолазе»
Но желание разжечь костёр было настолько сильным, что мысль о затраченных на это деньгах практически не волновала меня. Да и зачем теперь они нужны? Гораздо важнее, чтобы разгорелось это чёртово пламя. Чтобы просто сидеть и смотреть на него, забыв обо всём, что произошло со мной за последние двое суток. Забыть о съеденной девочке, о боли во всём теле, о жажде и голоде.
Просто смотреть, отогнав прочь все мысли. Пусть мозг отдохнёт.
— Сейчас бы еще пивка — подумал я — Пару-тройку баночек.
Но вряд ли здесь можно было достать хоть какую-нибудь выпивку. На восемьсот долларов, оставшихся у меня, там, в городе, я смог бы напиться сам, и напоить всех желающих. Но здесь эти долбаные деньги не имеют никакой силы.
Я услышал за спиною шаги. Кто-то подходил, не пытаясь скрыть своего присутствия. Я обернулся и увидел мужчину, лет тридцати пяти, в одной руке которого было что-то вроде копья, а в другой мёртвая крыса, размером со средней величины собаку. Он аккуратно положил копьё на землю и небрежно бросил крысу поближе к костру.
— Сейчас быстро разделаю её и поджарю — выдохнул он — Хорошо, что ты разжёг костёр.
— У меня есть спички — просто ответил я.
Ни страха, ни напряжения не было. Скорее всего, этот человек и спас меня, зачем же ему теперь причинять мне вред? Да и всё произошедшее притупило мои чувства. Если в этой сраной реальности реагировать на всё слишком эмоционально, то можно просто-напросто сойти с ума.
— Меня зовут Алексей — представился пришедший — Но здесь все называют меня Алексом. Или охотником.
— А меня зовут Инго — я хмыкнул — ЗДЕСЬ меня зовут Инго.
— Странное имя. Что оно значит?
— Я сам не знаю — я подумал о режиссёре. Глупое он придумал имечко. И, наверное, ничего незначащее.
— Интересно — произнес Алекс — Но не так уж и важно. Особенно здесь.
— Так ты охотник? — спросил я, глядя на крысу.
— Да. Снабжаю жителей деревни мясом. А они мне дают взамен воду и хлеб.
— Жителей деревни? — я поднял голову и посмотрел на него — Значит здесь много людей?
— Не много. В деревне живёт двенадцать человек. Вернее жило двенадцать. Теперь одиннадцать.
— Ты отнял девочку? — спросил я, хотя ответ уже знал.
— Да. Это Лиза. Она появилась здесь не так то давно, но все успели её полюбить. Кроме неё в деревне больше нет детей. Представляешь, как она им дорога?
— Им? Ты так говоришь, как будто ты не с ними.
— Долгая история — Алекс присел на корточки рядом с дохлой крысой, достал нож, и начал снимать с неё шкуру.
— Ты живёшь отдельно? — поинтересовался я.
— Так проще — ответил Алекс, быстрым движением отрезав крысе голову — Я вообще, по натуре, одиночка. И еще — я не смирился, а они смирились.
— Я так понимаю, охотником ты стал, потому что у тебя есть нож? Знаешь, я недавно уже пожалел, что не ношу в кармане такой же. Ты встречал на лугу такие щупальца? — я поднял руку — Примерно такой толщины.
— Встречал — Алекс хмыкнул — С ними легко справиться, но мясо у них отвратительное. А насчёт ножа, ты прав. Здесь это единственный нож, и он, к счастью, принадлежит мне. Поэтому я охотник — он улыбнулся — А они собиратели. Как в доисторические времена. Им нужно мясо, а мне их вода и хлеб.
— А почему ты просто не забираешь воду? Нож то один.
— Почему? Ну, я же не бандит какой-то. И у меня всегда есть лишнее мясо. Жизнь здесь, конечно, может превратить в дикаря, но не надо забывать, что до этого ты жил в нормальном, цивилизованном мире.
— Ну, насчёт нормальности, это ещё под вопросом — я пошурудил костёр веткой — А ты давно здесь?
— А какой ТАМ сейчас год?
— Две тысячи третий — ответил я.
— Ни-че-го себе — удивлённо протянул Алекс — Тогда, значит я здесь уже больше двадцати лет. А мне показалось, что прошло что-то около пяти. Значит, существует еще и разница в ходе времени. Две тысячи третий — повторил он — Лучше бы ты мне этого не говорил. Там, обо мне уже все забыли.
Он продолжал разделывать крысу, но лицо его заметно помрачнело. Мне тоже стало не по себе.
— Больше двадцати лет — задумался я — Он здесь больше двадцати лет. Значит и у меня есть вероятность застрять в этой дыре на такой долгий срок. Но я не хочу. Эта хрень не входит в мои планы на будущее.
Алекс с мрачным видом издевался над крысой. Настроение у него заметно испортилось. Мне хотелось задать ему еще как минимум пару миллионов вопросов, но всё-таки у него был нож, а какие они, здешние люди я не знал. Может быть, они все давно и надолго сошли с ума. Но он сам продолжил разговор.
— А ты, сколько здесь находишься? — спросил он, вытирая лезвие о траву.
— Двое суток — я задумался — Примерно двое суток.
— Когда я попал сюда — произнёс он — Я проходил где-то трое суток, прежде чем встретил людей. Я чуть не сдох от жажды.
— Угу — я мотнул головой — Кстати, а что здесь с водой?
— Её нет — Алекс постучал лезвием ножа по земле — В деревне есть единственный колодец. Подземный ключ. Говорят, что первый кто здесь появился, вырыл его. Кроме этого колодца воды больше нет нигде. Ну, если не считать дождя. Я сам пробовал вырыть яму, но лучше бы я этого не делал.
— Почему? — мне показалось, в глазах охотника промелькнуло отчаяние.
— Да так. Короче, кроме колодца в деревне, воды нет. Я вырыл около тридцати ям за всё время. Бесполезно.
— Странно — я еще раз пошурудил костер, который уже почти догорал.
— Почему ты не задаёшь главный вопрос? — спросил Алекс.
— Какой?
— Где ты находишься? Или тебе не интересно?
— Сказать честно? — я взглянул на крысу — Мне страшно узнать ответ.
— Рано или поздно ты всё равно узнаешь — Алекс начал отрезать от тушки куски. Мой желудок свело от предвкушения — Но всё, что ты узнаешь, это всего лишь версии. А их пока существует две. Одна — ИХ версия. Её ты обязательно услышишь, когда попадёшь в деревню. Вторая моя. Я не уверяю, что она правильная, но, по крайней мере, она более объективна, и не столь приятна. Правда вообще редко бывает приятной.
— Это точно — согласился я — Вот даже сейчас, правда заключается в том, что я попал в полное дерьмо. А это нельзя назвать приятным.
— Это даже нельзя назвать просто неприятным — Алекс на секунду задумался — Это хуже чем смерть. Ты живёшь, дышишь, твой мозг работает, и твой мозг понимает, что ты никогда не вернёшься обратно. Никогда не увидишь своих родных. Ты обречён прожить здесь вечно.
— Почему вечно? — спросил я.
— Я пришёл к такому выводу по двум причинам. Во-первых, здесь никто не стареет, ну и, во-вторых, никто ни разу не умер естественной смертью. И если ты попал сюда тридцатилетним, то тебе всегда будет тридцать. А это неестественно. Единственный способ умереть, быть убитым. Боливаром, например.