Пробраться колодцем они теперь не могли, но видели, что происходит на его дне. Пленника там не было. И это могло означать лишь одно: он был в активной зоне реактора.
– Он выбросил все сюда руками! – сказал Грегори. – Нам придется расчищать проход. Времени нет!
– Не подходите ко мне! – раздался в наушниках хриплый голос Колфилда.
Тут же послышался и голос Нолана:
– О чем вы говорите? Что там происходит?
Объяснять было некогда. Грегори потянул за отошедший лист обшивки и дернул его, пытаясь оторвать. Он был в отчаянии. Он ощущал себя заточенным на тысячелетия в бутылку джинном...
Уоррен был любимым капитаном на своем корабле. Ему грозили суд, позор, разжалование и, возможно, тюрьма. Руки и лицо его обгорели во время взрыва в трубе настолько, что узнать его было невозможно. Даже по отпечаткам пальцев нельзя было определить его личность. Умирающий механик выбросился в космос. И Уоррен по настоянию команды взял себе личность механика. А в госпитале на Земле миссис Уоррен поняла, что она вовсе не вдова. И она снова вышла замуж за своего для всех умершего мужа.
А Грегори подозревал черт знает что!
– Сэр! – буквально загремел в ушах голос Нолана. – Он туда залез! Он вытаскивает стержни руками! Что мне...
– Не вмешивайтесь, – раздался спокойный голос пленника. – Дайте мне подумать.
– Но мы же можем в любой момент взлететь на воздух!
– Колфилд, прекратите! – сказал Грегори. – Выйдите из зоны. Сейчас же!
Ответа не последовало.
Капитан Уоррен был умным и знающим космонавтом. Все годы, проведенные под чужим именем, он постоянно искал сообщений о жертвах, которые мог вызвать созданный им метеоритный поток. Не позавидуешь такой жизни. К тому же жена взяла с него слово, что он не вернется в космос. От этого было еще тяжелей. А вокруг все росла враждебность к тем, кто засорял космос, особенно к повинным в том капитанам... Страх, растерянность, чувство вины накапливались в нем год от года.
Слишком долгое и жестокое напряжение может разрушить всякий разум. А страх и чувство вины могут превратиться внезапно в слепую бессмысленную ненависть к преследователям. Не исключено, что тело настоящего Колфилда послужило той соломинкой, которая сломала спину верблюду... Ведь преследователи бывшего капитана – его спутники на «Декарте»...
Грегори раскидывал обломки, набившие колодец, не задумываясь о том, что может повредить скафандр. Он уже верил в то, что в реакторе таится сумасшедший. И их жизнь сейчас зависела от того, успеют ли они вытащить его оттуда.
Так прошло несколько минут.
Внезапно на дне колодца Грегори увидел запрокинутое лицо Уоррена.
– Все в порядке, джентльмены. Я выхожу, – сказал он.
– Реактор дезактивирован, – возбужденно воскликнул Нолан. – Мы спасены!
«Да, мы спасены», – устало подумал Грегори. Но не все. От него до Уоррена было двадцать футов, а счетчик Гейгера безумствовал.
Работая как сумасшедшие, они соорудили временный переходник у одной из неповрежденных кают. Загерметизировав каюту и снабдив ее аварийным запасом кислорода, они внесли туда Уоррена и раздели его. Он был достаточно облучен, чтобы добавлять к этому радиацию от скафандра. Тогда же они обнаружили, что он вошел в активную зону с самого начала. «Радиационная карта», которую они сняли с него, оказалась кружком, вырезанным из обложки его блокнота.
– Вот, значит, какой у вас талисман, – проворчал Грегори. Затем он поднялся на мостик, чтобы выяснить, соорудил ли Нолан передатчик. Оказалось, что все в порядке, и Грегори передал срочные инструкции Китли.
«Змей» приблизится к ним немедленно, возьмет на борт заключенного и проследует на максимальной скорости к Титану. Реактор «Декарта» был поврежден, но прямой опасности для корабля нет. «Змей» к тому же оставит им свои манипуляторы, чтобы ускорить ремонт. Тогда они смогут вернуться своим ходом, правда очень медленно. Именно поэтому заключенному нельзя было оставаться на «Декарте».
Отдав приказания Китли, Грегори вернулся к Уоррену.
– Вы знаете, на какое-то время я решил, что вы намерены нас взорвать, – произнес смущенно Грегори, поднимая забрало шлема. – Когда вы начали двигать стержни...
– У меня не было другого выхода, чтобы вытащить эти чертовы кирпичи, – сказал Уоррен. Он лежал лицом к стене.
Грегори нужно было сказать заключенному слова, которые трудно произнести человеку его профессии и характера. А Уоррен не хотел ему в этом помочь. Грегори сказал:
– Там, на Титане, хороший госпиталь. Они специализируются на этих вещах... Вы там пробыли двадцать минут. Если они возьмутся за вас быстро, а мы постараемся, чтобы так и было, у вас есть шансы выкарабкаться. Я прилечу и попытаюсь уговорить вас согласиться на сеанс вспоминаний...
– Типично для вас, – устало произнес Уоррен.
Физически он не изменился – болезнь концентрировалась в костном мозге, в кроветворных органах, внутри... Наверное, сейчас он уже чувствует последствия облучения.
Грегори продолжал:
– Я честно рассчитываю на то, что доклад о характере потока будет исходить от вас и, разумеется, будут учтены ваши заслуги в обнаружении тела капитана «Подсолнечника»...
Уоррен лежал неподвижно.
– Да послушайте, Колфилд! – громко сказал Грегори. И замолчал.
Он подумал, как интересно устроено у человека подсознание. Даже после того как тело настоящего Колфилда было принято на борт, он продолжал называть пленника Колфилдом, и даже потом, когда у него было достаточно времени, чтобы посвятить во все Нолана и Хартмана, он продолжал молчать – а ведь при нормальных обстоятельствах он первым же делом рассказал бы им об этой удивительной истории. А он думал и думал о трагедии «Подсолнечника» и обо всем, что пережил и передумал Уоррен за одиннадцать лет. Наконец, он думал о том, что произошло в реакторе «Декарта», и понимал, что его подсознание оказалось мягче, чем он предполагал. И что дела куда важнее слов.
Он вынул из кармана личный диск механика Колфилда и надел цепочку на шею Уоррена.
– Желаю удачи, мистер Колфилд, – сказал он сухо, поднялся и вышел из каюты.
Диск – безусловное доказательство того, что пленник лишь выдавал себя за Колфилда. И если Грегори возьмет его себе, то когда-нибудь он может поддаться слабости и лишний раз раскрыть рот, а то и подумать о той славе, которая достанется ему за то, что он распутал такое дело. Значит, оставалось, чтобы никогда не поддаться слабости, либо отдать диск человеку, который уже привык называть себя Колфилдом, либо выкинуть его за борт и забыть.
Но дело в том, что Грегори можно обвинить в разных грехах, в том числе и в невнимании к судьбе вещественных доказательств. Однако одного он никогда не сделает: выкинуть что-нибудь в космос капитан Грегори не способен. Это невозможно.
