— Ничего и не оборвет, — отмахнулась она, — он тебя любит.
Наконец оба привели себя в должный вид, и он спросил:
— А ты кто вообще такая?
— Я — дриада твоего дерева. — гордо ответила она.
— «Дриада», это имя?
— Ну, ты даешь! Тебе почти десять лет, а не знаешь что такое «дриада»!
— Откуда же мне знать? В школе такого не было. — робко попытался оправдаться Велеслав, но она уже благосклонно разрешила вопрос.
— Дриада это фея твоего дерева.
— Врешь! Может, еще какую сказку расскажешь? — рассмеялся он.
— Хочешь — верь, хочешь — не верь, — повела она плечом.
Она скользнула к кусту ракитника и отломила ветку. Потом, помахав ею перед его лицом, приставила обратно, провела пальцем в месте слома, замерла ненадолго, закрыв глаза, и разжала руки. Живая, будто никогда не ломаная ветвь упруго выпрямилась и закачалась.
— Ух, ты!.. — только и смог сказать Велеслав, — а как ты это делаешь?
— Потом покажу, — замялась она и, внезапно вспомнив, встрепенулась, — только ты никому не рассказывай, что видел меня. Мы, дриады, редко показываемся людям, особенно хозяевам своих деревьев.
— Чего же ты мне показалась?
— А ты мне понравился, — смутила она его, и заразительно засмеялась.
Они еще долго играли в роще и, когда Велеслав собрался уходить, она потребовала, чтобы он вернулся завтра.
И он вернулся. И все это лето провел с дриадой. Никогда еще у него не было такого друга, да и не будет, понимал он с жестокой рассудительностью.
Однажды, играя, они забежали в самую глубь рощи. Здесь не пели птицы. Само солнце стало, будто тусклее, а сквозь густой полог палой листвы не пробивался ни один росток. Деревья застыли здесь молчаливыми великанами. Тишина стояла пронизывающая, и сразу Велеслав ощутил какую-то пустоту, незаполненность и только потом понял, отчего — не было шелеста листвы. Сами листья, конечно, были — зеленые, и, казалось бы, радостные, но мертвенно застывшие.
— Что с ними? — спросил он у дриады.
— Их хозяева умерли, и давно, — с грустью ответила она, и пояснила, — когда человек умирает, дерево — его близнец — как бы застывает навсегда, не высыхая. И, вроде бы, соки по-прежнему бегут по стволу дерева, но это уже не то.
Дриада этого дерева уже, это… ну, не может с ним жить, но не может его оставить. Она чахнет и высыхает совсем.
Затем они продолжили игру. Но все же Велеслав уже по-другому смотрел на деревья и иногда замечал таких застывших среди живых. Чуть позже, они как-то натолкнулись на надпиленное, наполовину высохшее оголенное дерево.
— Что с ним? — спросил Велеслав. — Ты знаешь?
— Я все про рощу знаю! — заносчиво ответила дриада. — Его хозяин к старости свихнулся, и решил поглядеть, что будет, если спилить свое дерево.
— Ну, и?
— Дурак, — пожала плечами дриада, — то ли печень ему прихватило, то ли паралич разбил, он и сбрыкнулся.
Оба рассмеялись над нелепым случаем.
Потом дриада часто рассказывала о других членах семьи Велеслава. Он полюбил эти рассказы.
* * *
Его ясень все еще стоял на опушке, потому как у Велеслава еще не было детей, чьи деревья заслонили бы его от любопытных трав окрестных лугов. Теперь, в двадцать лет это было уже стройное дерево, цепко вросшее в землю и небо и гордо смотрящее вокруг.
Он постоял немного, любуясь собой, потом пошел вглубь рощи. Поклонился дереву отца, нынешнего смотрителя рощи.
Почтительно задумался перед замершим деревом деда.
— Ты забыл меня, — прервал его мысли тихий легкий голос.
Он обернулся. Из-за ствола дерева отца на него грустно смотрела девушка. Он с трудом узнал ее, дриаду своего детства. Теперь это была стройная грация. Ее длинные волосы тяжелым каскадом струились по плечам, опадая до пояса. Одежда не скрывала, но подчеркивала красоту ее тела. Да и было-то, той одежды. Полоска неземной ткани на груди и длинная юбка, сшитая словно из зеленой тени листвы.
— Нет, — ответил он своим глубоким, сильным голосом, шагнув к ней.
— Тогда догоняй! — сорвалась она с места.
В этот раз он догнал ее куда быстрее.
Она, тяжело дыша, прислонилась спиной к дереву, а он встал рядом, опираясь рукой о ствол. И только сейчас, вглядевшись в по-прежнему пронзительно-зеленые глаза, он заметил, какая она красивая. Им нужно было сказать так много слов друг другу, но Велеслав понял, что сейчас все это лишнее. Обмирая, он наклонился к ее лицу…
Этим летом он редко приходил домой, все чаще оставаясь в лесу ночевать на одеяле палых листьев. Вспоминая это время потом, он много думал, что же это было — любовь? Эта вселенская умиротворенность, тепло, нега. Эта… да что там! И что-то, все-таки, подсказывало ему, что это не совсем то, что люди называют любовью.
За всю оставшуюся жизнь он никогда не испытал ни подобных чувств, ни такой их полноты. Он все же женился, и у него были дети, но часто он вспоминал то лето и те ночи, те глаза и бархат ее кожи, волосы, голос, и сердце его щемило далекой болью.
* * *
Его ясень, ясень хранителя рощи, уже закрывали от синей дымки горизонта высокие деревья его детей — дуб и вяз. А у их подножья робко тянулись, вверх трепеща нежными листочками, деревья его внуков.
Новая перемена в дриаде поразила его.
Нет, это не была согбенная старуха, но зрелая женщина в глухом платье цвета коры. Хотя она и потеряла ту свою ослепительную красоту молодости. Начав разговор, он быстро понял, сколь тяжело им обоим он дается, оба как будто чувствовали вину за прожитую им жизнь.
— Ты не придешь сюда больше, — сказала она, освобождая свою ладонь от его руки.
— Почему, — мягко удивился он.
— А ты не понял? У тебя была вся жизнь, и ты не понял?! Не понял, почему наши души так похожи, не понял, отчего у тебя никогда не было друзей, и ты никогда никого не любил?..
Она выкрикнула это и отвернулась, сразу став бесконечно далекой. Повисло молчание. Он мучительно пытался поймать ее мысль, плутавшую на границе сознания, появившуюся во время ее отчаянного крика. И внезапно его осенило:
— Ты — это я?.. И все это время я любил только себя и жил только собой?..
Но ее уже не было. И роща будто переменилась. Велеслав понял, что уже никогда туда не вернется.
Вокруг был другой, тот же, но совсем другой мир. И он не забыл дриаду. Он всегда помнил ее. Он много думал, и научился понимать этот мир. Его сердце рвалось на части, и он научился чувствовать этот мир.
