– Ведь у тебя был шанс. Почему ты не убежала тогда? Твоя магия уничтожила мятежников, я сомневаюсь, что мы смогли бы остановить тебя. Почему ты все еще здесь?
Она долго-долго молчала. Затем улыбнулась:
– Я не считала себя в праве так поступить. Спаситель прислал мне испытание, и я должна пройти по этой дороге до конца.
– Спаситель?
Женщина устало прикрыла глаза:
– Хуэскар очень набожный город, сеньор. В моей семье все были истинными верующими. И меня воспитали такой же. Сколько я себя помню – стараюсь жить по Его заветам. Верю в Него и не сомневаюсь, что Он не оставит меня и поможет мне. Это очень просто, сеньор, – верить.
– Не сомневаюсь, – сухо отозвался он. – Но как вера в Спасителя может уживаться с даром от Искусителя?
– Церковь говорит, что дар Искусителя – это грех. Я живу с ним всю свою жизнь. И применяю его только для того, чтобы творить добро, как учит нас Спаситель. Магия для этого вполне годится, хоть это и не нравится отцам-дознавателям. Мое испытание продолжалось долгих сорок лет, и теперь оно, наконец-то, подходит к концу. Того, что уготовано Спасителем, нельзя избежать, сеньор.
– Ты и твои убеждения сгорите на костре.
– Думаете, я этого не знаю, сеньор? – она пошевелилась, и цепь тихо лязгнула.
– Зачем ты вообще решилась помочь городу? Неужели не понимала, к чему это приведет?
– В Хуэскаре родились многие святые, сеньор. Это благочестивый город. И он – моя родина. Я верю. В старую истину, а не в ту, что несет мятеж на копьях и мушкетах. Когда воззвали о помощи, я не посмела отказать. Спаситель бы не одобрил этого. Помогать ближнему своему – мой долг.
– А разве не долг ближнего помогать тебе? Они сдали тебя в руки отцов-дознавателей. Неужели это благодарность?!
– Это на их совести, сеньор. То, что делают в ответ на мою заботу, должно беспокоить их души, но не мою.
– Именно поэтому ты не раскаялась?
– В чем я должна была раскаяться, сеньор? Я не сделала ровным счетом ничего плохого. И чиста перед Спасителем. А что касается людей – они не всегда понимают сами себя и свои поступки. Бог их простит за это.
– И за то, что тебя сожгут на костре? Он тоже их простит?
– Я верю в это, – негромко ответила она. – Я с самого начала знала, на что шла, сеньор. Но иногда просто нет иного выбора. Следует действовать так, как велит тебе сердце, несмотря на грядущие последствия. Вы понимаете, сеньор?
Он очень долго молчал, смотря на нее новым взглядом, и затем так же, в тон ей, негромко ответил:
– Да. Понимаю.
* * *
Клирик со своей узницей расстались с отрядом через четыре дня. В маленькой деревушке тракт разделялся на две дороги. Одна вела в Истремару, куда надлежало прибыть рейтарам, другая – в столицу королевства, где колдунью уже ждал костер. Прощанье с отцом Даниэлем оказалось неожиданно душевным. Он поблагодарил всех солдат за помощь и благословил их, обещав молиться Спасителю за их здравие. Затем отозвал Рауля в сторонку и, смиренно сложив руки, сказал:
– Я не могу умолчать о том, что произошло, сын мой. Но сделаю все, что в моих силах, чтобы за вами не было вины и грехов. Церковь всепрощающа, а вы – ее верный сын, не раз доказавший свою набожность. Вряд ли за столь мелкий проступок, как временная свобода отступницы, вас будут беспокоить. Я возьму этот грех на себя.
– Я даже не знаю, что ответить, святой отец.
– Ничего говорить и не требуется. Ступайте. Я помолюсь за вас.
Капитан кивнул и неожиданно спросил:
– Ее все-таки ждет казнь?
– Да. Конечно, – удивленно приподнял брови клирик.
– Даже после того, как она нас спасла?
– Это зачтется ей на Божьем суде. Но не на земле. Святой суд не меняет своих решений. Прощайте.
– Что он тебе сказал, мой друг? – спросил Алехандро, когда они отмахали несколько лиг по тракту и остановились на ночь в местном гарнизоне.
– То, что я думал, – пожал плечами Рауль.
В подробности вдаваться не хотелось. Он отчего-то чувствовал себя полной свиньей. Когда стемнело, Рауль взял у командира рейтаров гитару, но играть не мог. Думал о другом, все время возвращаясь к разговору с еретичкой. Алехандро, ловко управляясь с засаленными картами, нет-нет да поглядывал на приятеля из-под полуопущенных век. Он хмурился. То ли с картами не везло, то ли начал что-то подозревать.
– Вряд ли он уехал из деревни, – неожиданно сказал Рауль.
Алехандро вздохнул, смел расклад, посмотрел на товарища:
– Разумеется, святоша там, где мы его оставили. Что дальше?
Капитан отряда задумчиво постучал пальцами по столу, взял в руки шпагу и начал внимательно изучать сложную гарду. Собеседник терпеливо ждал ответа.
– Я хочу прогуляться. Через час.
Теперь настала очередь Алехандро задуматься. Он откинулся на стуле и ухмыльнулся:
– Составлю тебе компанию... Когда ты это решил?
– Сразу. Как только мы расстались с клириком.
– Собираешься освободить ее? Еретичку будут искать. И нам на хвост может сесть вся инквизиция. Дело запахнет жареным.
– Надеюсь, что нет.
– Ты командир, – пожал плечами рейтар. – На меня можешь рассчитывать. Просто помни, что у поступков есть последствия.
Рауль вздрогнул, услышав почти те же слова, что сказала ему ведьма этим утром.
– Я это знаю.
– Советую скрыть то, что мы хотим сделать, от солдат. Они могут скрутить тебя и увезти в Истремару в мешке. Не потому, что боятся гнева Спасителя. Просто чтобы ты не делал глупостей и не влип в неприятную ситуацию.
– Порой они излишне заботливы, – усмехнулся тот, вставая из-за стола.
Рейтар взял палаш и, кивнув, направился к выходу. Но задержался в дверях:
– Что тобой движет, мой друг?
Они встретились взглядами, и Рауль сказал:
– Назови это чувством справедливости. Она спасла жизни моим людям. Я – ее должник. Впрочем, не скрою, жалость здесь тоже присутствует.
– Значит, нам действительно пора завершить эту историю.
* * *
* * *
Погода менялась. Звезды скрылись под пришедшими с севера облаками, которые принес на своем хвосте ветер. Долгожданная прохлада легкой дланью опустилась на ночную дорогу и погост, заросший высохшими кустами самшита. Рауль оставил лошадь в небольшой роще и двинулся по пустой дороге к деревне. У реки с ним столкнулся Алехандро, отправившийся из лагеря на час раньше.
– Она в самом центре этой дыры. В сарае. За церковью. Патрулей на улицах нет. Людей тоже. Псы лают, но никого это не тревожит. До мятежников столько лиг.