«Могло бы быть и хуже» - резонно замечает Рита. Поздний вечер; она сидит в углу на палубе седьмого уровня, в плетеном кресле по моде 1950-х, и разглядывает тени, сжимая в руке стакан синтетического односолодового виски. «Например, старомодные выборы с оспариванием результатов - тогда бы сейчас вокруг дерьмо всех сортов летало. Пятьдесят оттенков бурого… Хоть это хорошо, не придется защищать свои приличия».
От границы поле зрения отделяется одно из слепых пятен. Оно приближается, втекает в центр поля зрения, и внезапно становится Сирханом. Он мрачен как туча.
«Ну, а у тебя-то что не так?» - допытывается она. «Твоя изначальная фракция выигрывает по результатам подсчета».
«Может, и выигрывает». Он садится рядом с ней, тщательно избегая ее взгляда. «Может быть, это хорошо. А может, и нет».
«Когда собираешься присоединиться к синцитию?» - спрашивает она.
«Я? К этому?» Он подбирается. «Ты вправду думаешь, что я хочу стать частью парламентского борга - за кого ты меня принимаешь?»
«Ох». Она качает головой. «Думала, ты избегаешь меня из-за...»
«…Нет». Он протягивает руку, и проходящий официант опускает в нее стакан. Сирхан делает глубокий вдох. «Я должен извиниться перед тобой».
«Как вовремя» – саркастически думает она. Но хоть он – упертый и гордый, и медленно признает ошибки, он не станет извиняться, пока действительно не поймет, что надо. «За что?»
«За то, что сомнения не стали благом» - медленно говорит он, перекатывая стакан между ладонями. «Я должен был раньше послушать себя, а не запираться от него».
Она тут же понимает, о каком себе он говорит. «Ты не из тех, с которыми просто сойтись» - тихо говорит она. «Может от этого и твои трудности».
«От этого?» - горький смешок. - «Моя мать...» Он проглатывает то, что хотел сказать на самом деле. «Ты знаешь, что на самом деле я ее старше? В смысле, старше этой ее версии? У меня в печенках сидят ее материнские замашки».
«Они и ей самой не нравятся». Рита тянется и берет его за руку, и он сжимает ее в ответ – отвергания позади. «Послушай, мне кажется, в парламент лжи она не попадет. Консерваторы побеждают по всем статьям, а нашим везде от ворот поворот. Ресимулированных со Старой Земли – уже процентов восемьдесят населения, и лучше до того, как Зловредные Отпрыски на нас обрушатся, уже не станет. Как нам теперь быть?»
Он пожимает плечами. «Я думаю, все, кто полагают, что мы действительно под угрозой, продолжат что-то делать. Ты же понимаешь, что Акселерациониста теперь разочаруются в демократии? И у них все еще есть осуществимый план - для погрузки на корабль омаров энергобюджет всего государства не потребуется. Но это отвержение еще принесет свой вред. Я никак не могу отделаться от мыслей, что на самом деле Зловредные Отпрыски просто хотели все подтасовать таким образом, чтобы мы не уводили в сторону их ресурсы. Грубо, топорно, и мы считали, что все не так, но возможно, пришло время им быть грубыми».
Она пожимает плечами. «Да уж, демократия – плохая верфь для спасательных кораблей». Видно, что последствия ее все еще тревожат. «Подумай обо всех, кто останется…»
«Ну». Он поджато улыбается. «Если ты сумеешь придумать способ вдохновить массы присоединиться к нам...»
«Начни с того, чтобы перестать думать о них как о массах, которыми надо манипулировать». Рита вглядывается в него. «Похоже, в твоей семье развивалась наследственная склонность к элитаризму, а это никого не привлечет».
Сирхану делается неуютно. «Если ты думаешь, что я плох, поговори с Айнеко о том, как с этим обращаться» - самоуничижительно говорит он. «Иногда эта кошка меня удивляет».
«Поговорить, что ли...» Она оборачивается к нему. «Но скажи. Что ты сам собираешься делать? Пойдешь исследовать?»
«Я?» Он искоса глядит на нее. «Могу себе представить, как я посылаю эйген-брата» - тихо говорит он. «Но я не хочу закладывать все свое будущее на возможность пойти в маршрутизатор и повидать дальний край наблюдаемой вселенной. Я испытал так много прекрасного в последнее время – на всю жизнь запомню. Думаю, одну копию – в резервный архив в ледяных далях, одна отправится в экспедицию, а одна останется, чтобы осесть и основать семью... А что думаешь ты?»
«Ты пойдешь всеми тремя путями?» - спрашивает она.
«Я думаю, да! Так как насчет тебя?»
«Куда бы ты ни пошел, я буду с тобой». Она прижимается к нему. «Разве не это, в конце концов, важнее всего?» - шепчет она.
В этот раз между нашими последовательными визитами в династию Максов проходят многие десятилетия.
Где-то на дальнем краю Местной Пустоты[204] среди тьмы и межзвездного газа шевелится углеродная жизнь. Сквозь темноту скользит, вращаясь, алмазный цилиндр пятидесяти километров в длину, чья внешняя поверхность гравирована причудливыми квантовыми колодцами, эмулирующими экзотические атомы, места которым не нашлось бы ни в одной периодической таблице, что распознал бы Менделеев. За его стенками, внутри, скрываются килотонны кислорода и азота и мегатонны почвы, полной жизни. Цилиндр блестит во тьме, как драгоценность; отсюда сто триллионов километров до останков Земли.
Добро пожаловать в Новую Японию, в одно из тех мест между звездами, где люди обитают теперь, когда их родная система стала недоступной для биологических тел.
Интересно, кого мы здесь встретим?
***
В одном из терраформных секторов цилиндра-поселения есть открытая площадь. Она замощена плитами выветренного известняка, переработанного из атомов планеты-странницы, никогда не знавшей расплавленного льда, и на ее краю стоит красиво разукрашенная деревянная рама, в которой висит огромный гонг. Вокруг расположились дома и открытые хижины, и разнообразные официанты-гуманоиды предлагают еду и напитки идещим мимо настоящим людям. Стайка еще маленьких детей со своими большеглазыми домашними животными играют в прятки, потрясая самодельными копьями и автоматическими винтовками. Их родителям не о чем тревожиться - ведь тела взаимозаменяемы, и порталы сборки/разборки в каждой комнате могут за минуты построить их заново. У взрослых Красная площадь сейчас не в моде, и дети застолбили ее собственным полигоном для игр. Среди них нет ни одного Пэна, ни Венди[205], они – отпрыски демографического Большого взрыва, все - по-настоящему юные.
Гибкий мальчишка с кожей, коричневой, как орех, копной черных волос и тремя руками терпеливо загоняет озабоченного синего ослика в угол площади. Он как раз проходит мимо стойки со свежими суши-роллами, и тут из-под тачки выскальзывает странный зверь, выгибает спину, и роскошно потягивается.