Передовые части тхаухудов приняли на себя удар огромного войска танну-ула на берегу Даргина, на просторах Джералана, где степь порой кажется небом, а небо - степью, по которой ветер гонит стада белых пушистых облаков. Командовал тхаухудами князь Дзайсан Толгой - весельчак, силач и один из самых близких друзей императора Зу-Л-Карнайна. Правда, вначале аита сам хотел вести войска в это сражение, но воспротивились все - начиная с Агатияра и заканчивая самим Дзайсан Толгоем.
- Ты знаешь, кто идет на нас? - спросил князь своего императора, когда они остались наедине. - Дело не в том, кто из нас лучший воин и более талантливый полководец. Спроси меня, и я без колебаний назову лучшим тебя. Но ты подумай о том, что случится со всей империей, с Вардом, с Сонанданом, наконец! Ни для кого не секрет, что ты понадобишься в решающем сражении. А здесь, когда нас станут давить числом, когда на стороне Самаэля идет такая нечисть, что мороз по коже, - чем поможет нам еще один, пусть и прекрасный, воин? Нет уж, Зу, предоставь своим солдатам держать оборону, а сам отправляйся-ка к сангасоям. Думаю, Самаэль очень скоро попадет туда.
Зу-Л-Карнайн, который еще месяц тому назад не замедлил бы воспользоваться любым предлогом, чтобы повидать Каэтану, сейчас сопротивлялся долго и отчаянно.
- Ну, знаешь, - вспылил наконец Дзайсан Толгой. - Если бы ты так с Мелькартом воевал, остальные сидели бы сложа руки.
- А как я оставлю своих воинов? - спрашивал аита. - Что я им скажу? Как посмотрю в глаза?
- Скажешь и посмотришь, - ответил Агатияр. - Им сейчас надлежит сделать то, что сделал когда-то Зу-Самави и его акара под командованием славного Ловалонги, - задержать противника. Правда, это все равно что сдерживать океан, но они смогут. Они все достойны того, чтобы называться твоими воинами, мальчик. А мы возьмем отборные отряды акара и поскачем в Сонандан. Там, на крохотном пятачке, решится судьба мира. Если наша Каэ проиграет, то все равно, где ты будешь находиться потом. Если мы победим - все остальное тоже не имеет значения. - Старый визирь откашлялся и смущенно добавил: - Да что это со мной? Я так волнуюсь, что говорю банальности, да еще и высокопарным слогом. Зу, мальчик мой, пожалей своего наставника - мне еще много раз предстоит произносить зажигательные речи, избавь меня от этой печальной необходимости хотя бы с тобой.
Так и случилось, что через пять дней тхаухуды Дзайсан Толгоя, остатки разбитых в последней битве отрядов саракоев и панцирная конница Сарагана преградили путь армии танну-ула.
Вопреки мнению Деклы и Элоаха битва затянулась надолго.
Начальник Тайной службы Сонандана несколько предвзято относился к боеспособности армий, существующих к тому времени на Варде. Странно, что, уже став противником сангасоев и слугой их злейшего врага, он все еще питал тайную слабость к этим могучим и прекрасным воинам. Декла был уверен в том, что с детьми Интагейя Сангасойи, а также с ней самой и ее бессмертными союзниками придется сражаться долго и отчаянно. Но прочих он полагал бессильными противопоставить что-либо военной мощи танну-ула и подданных Мелькарта.
Потому его сильно удивило, что врезавшиеся в гущу сражения с ходу, не имевшие ни минуты передышки после многочасовой скачки воины Дзайсан Толгоя смяли правое крыло - телихинов, конных лучников Самаэля, которым всегда отводилась важная роль в любом бою. Они часто наносили первый удар, но никогда не принимали его на себя. И потому, оказавшись в самом центре схватки, стрелки растерялись. Их луки с тройными тетивами, рассчитанные на дальность и массовость поражения, были совершенно бесполезны в ближнем бою, а короткие кинжалы и небольшие мечи никак не могли защитить в поединке с закованными в броню и вооруженными до зубов тхаухудами Зу-Л-Карнайна.
Небольшая группа саракоев на выносливых и мощных верблюдах - жалкие остатки могучего некогда племени, - пылая жаждой мести, накинулись на чайджинов. Эти отборные меченосцы были практически непобедимы при столкновении с пехотинцами и даже конницей, однако совершенно не знали, как драться с обезумевшими от ярости кочевниками, которые вытворяли на своих верблюдах буквально акробатические номера. Саракои не брезговали ничем: они набрасывали на чайджинов арканы и волокли беспомощную жертву за собой - тогда задние верблюды топтали ее ногами, и часто насмерть, они забросали воинов Самаэля горшками с горящей смолой, чего никогда не случалось с армией танну-ула в открытом поле. Раненные или потерявшие верблюда кочевники прыгали на своего противника и перерезали ему горло. Они умирали молча, свирепые, беспощадные так и оставшиеся непокоренными.
Саракои не могли простить Самаэлю и его воинам смерть своих кровных родичей, своих жен и детей. Отняв у них любимых и близких, урмай-гохон подарил им единственную цель и единственный смысл жизни: отомстить и умереть. Тем самым Молчаливый подписал смертный приговор своим подданным. Сколько смогли, столько забрали с собой в царство мертвых бешеные кочевники урукурских пустынь.
Битва кипела, как река в наводнение, выйдя из берегов и затопив все окрестности. Войска сшиблись лоб в лоб на таком крохотном пятачке пространства, что мертвые и тяжелораненые не падали с коней - слишком тесно было. Выживали не искуснейшие и храбрейшие, но выносливые и удачливые. Кто-то вспарывал живот своему врагу, кто-то, смертельно раненный, вцеплялся зубами в глотку своего победителя, и они сваливались вниз вдвоем, сплетенные в последнем объятии, и тут же их затаптывали копытами кони.
Наконец Самаэль понял, что ему пора лично вмешаться в сражение. Он пришпорил своего огромного, черного как ночь скакуна и направил его туда, где рубил мечом направо и налево Дзайсан Толгой - всадник в белых доспехах, забрызганных своей и чужой кровью. Именно эти доспехи ввели в заблуждение Молчаливого. Весь Вард восхищался силой и красотой Зу-Л-Карнайна, и на всех углах шептали о его невероятном сходстве с Джоу Лахаталом: даже доспехи у аиты и Змеебога были одинаковые - белоснежные. Эта деталь крепко врезалась в память Самаэля, и теперь, завидев издали сверкающую чистотой первого снега сталь, он стал прорубаться к своему сопернику. Тот так орудовал своим длинным и тяжелым мечом, что впору было им восхищаться. И урмай-гохон восхищался, что не мешало ему желать смерти этого человека.
Они встретились лицом к лицу: смуглокожий великан в золотом венце с драконьими крыльями по бокам и высокий рыцарь в серебряном шлеме, закрывавшем лицо. Встретились и отдали друг другу салют, прежде чем вступить в поединок. Он был совсем коротким, и его результат был известен заранее - пока что не было в мире смертного, способного противостоять звериной мощи Молчаливого. Гигант двумя короткими ударами сверху оглушил князя. Тот, правда, подставил под один удар щит, а под другой - меч. Но, казалось, урмай-гохон этого и не заметил. Щит Дзайсан Толгоя раскололся на три части, а клинок вылетел из онемевшей руки. Он плохо видел, перед глазами у него плыло, и третий удар оказался сокрушительным. Самаэль пронзил его грудь клинком Джаханнама.
