На другом конце линии что-то бессвязно пролепетали. Тагоми подмигнул Бэйнсу....
— ...нам ничего не известно, — услышал он наконец.
— Лжец! — закричал мистер Тагоми. — Ну что ж, нам ничего другого не остается. — Он бросил трубку. — Конечно, это всего лишь блеф, но он не повредит. Приятно заставить СД понервничать.
Едва генерал Тедеки открыл рот, чтобы заговорить, как снаружи оглушительно забарабанили в дверь. Через секунду она распахнулась.
В кабинет ввалились двое коренастых белых с пистолетами. Они сразу направились к Бэйнсу.
— Это он! — сказал один из них.
Сидевший за столом Тагоми поднял коллекционный кольт сорок четвертого калибра и нажал на спуск. Один фашист рухнул на пол, другой мгновенно выхватил пистолет с глушителем. Тагоми не услышал хлопка, только свист пули. Сам он с бешеной скоростью взводил курок кольта и стрелял снова и снова.
У немца разлетелась челюсть. Как в замедленном кино, в воздухе плыли осколки костей и зубов, куски плоти и брызги крови. «В рот попал! — понял Тагоми. — Ужасный результат, особенно если стреляешь в упор.» В глазах изувеченного фашиста еще теплилась жизнь. «Он все еще меня видит,» — подумал Тагоми. В следующее мгновение глаза потухли, немец выронил пистолет и, страшно булькая горлом, рухнул.
— Какое отвратительное зрелище, — пробормотал Тагоми.
В дверном проеме больше никто не появлялся.
— Наверное, все кончено, — сказал генерал после паузы.
Отведя три минуты утомительной процедуре перезарядки, Тагоми нажал кнопку селектора.
— У меня здесь тяжелораненый бандит, — сказал он. — Пожалуйста, вызовите скорую помощь.
Никакого ответа. Только тихое гудение.
Бэйнс подобрал оба пистолета. Один он отдал генералу, другой взял наизготовку.
— Теперь они нам и вовсе не страшны, — Тагоми уселся как прежде, с кольтом в руке.
— Сдавайтесь, немецкие бандиты! — закричали в коридоре.
— Мы с ними уже справились! — крикнул в ответ Тагоми. — Входите, не бойтесь.
В дверях появилась группа служащих «Ниппон Таймс». Некоторые успели вооружиться топорами, ружьями и гранатами со слезоточивым газом.
— Громкое дело, — сказал Тагоми. — Правительство ТША в Сакраменто может тотчас объявлять войну Рейху. — Он переломил револьвер.
— Немцы будут все отрицать, — покачал головой Бэйнс. — Стандартный прием. Сколько раз так было. — Он положил на стол Тагоми пистолет с глушителем. — Сделано в Японии.
Тагоми внимательно осмотрел оружие. Бэйнс не ошибся — пистолет был изготовлен в Японии. Спортивный, последняя модель.
— Кроме того, они — не подданные Рейха, — продолжал Бэйнс. Он успел заглянуть в бумажник убитого. — Гражданин ТША. Проживает в Сан-Хосе. Ничего общего с СД. Имя — Джек Сандерс.
— Я понял, — кивнул Тагоми. — Заурядный налет. Цель — очистить мой сейф. Политические причины отсутствуют. — Он с трудом поднялся.
«Как бы там ни было, попытка вашего убийства или похищения не удалась. Во всяком случае, первая. Но в СД, несомненно, знают, кто такой мистер Бэйнс и для чего он прилетел».
— Перспективы малоутешительные, — произнес он вслух.
«Может, нам поможет Оракул? — подумал он. — Предостережет, защитит, даст добрый совет?»
Едва держась на ногах, он стал раскладывать черенки тысячелистника.
«В целом ситуация весьма запутана и необычна, — решил он. — Человеческий разум не в состоянии в ней разобраться; это под силу только мудрости тысячелетий. Немецкое тоталитарное общество напоминает некую жизненную форму, которая по ошибке появилась на свет. Оно отвратительно во всех своих проявлениях. Квинтэссенция бессмысленности. Местное отделение СД — инструмент политики, не имеющей ничего общего с политикой берлинского руководства. Где истина? Что такое Германия на самом деле? Чем была прежде? Мерзкая, гниющая пародия на государство, к которой чем пристальнее присматриваешься, тем большее отвращение испытываешь. Но Оракул и здесь сумеет помочь, подсказать. Даже в этом дьявольском клубке взбесившихся котов для него нет тайн».
Наблюдая за Тагоми, рассеянно перебирающим пригоршню черенков, Бэйнс понял, насколько велико смятение этого человека. Для него убить или изувечить кого-нибудь не просто ужасно — немыслимо.
«Какими словами его подбодрить? Он стрелял, защищая меня, а значит, ответственность за погубленные жизни ложится на мои плечи. И я должен ее принять.»
К Бэйнсу подошел генерал Тедеки и шепнул на ухо:
— Вы видите: мистер Тагоми в отчаянии. Очевидно, он вырос в религиозной семье. Все живое для буддиста священно, никого нельзя убивать. Подобная среда глубоко влияет на мировоззрение.
Бэйнс кивнул.
— К нему вернется душевное равновесие, — продолжал генерал. — Но не сразу. Сейчас у него нет твердой опоры, чтобы осознать, обдумать свой поступок. А книга поможет ему, укажет путь.
— Понимаю, — кивнул Бэйнс.
«Другой критерий оценки, который мог бы ему помочь — учение о первородном грехе. Но вряд ли он о нем слышал. Все мы обречены творить жестокости, зло и насилие. В этом — наше предназначение. Наша карма.
Чтобы спасти одну жизнь, Тагоми пришлось погубить две. Труднейшее испытание для уравновешенного, трезвомыслящего разума. Такому человеку, как Тагоми, оно грозит безумием.
И все-таки, решающий момент не настоящем. Не в моей смерти и не в смерти двух негодяев из СД. Он в будущем. Случившееся здесь оправдано, или будет оправдано тем, что произойдет в дальнейшем. Кто знает, может, мы спасем жизнь миллионам — фактически, всем японцам. Но человеку, глядящему сейчас на стебельки, подобные мысли не приходят в голову. Действительность слишком осязаема. На полу его кабинета лежат мертвый и умирающий.
Генерал прав — только время вернет мистеру Тагоми душевное равновесие. Иначе он погрузится во мрак безумия, навсегда утратит связь с реальностью. А ведь мы ничем от него не отличаемся, — подумал Бэйнс. — В наших мозгах — точно такая же путаница. Поэтому, к сожалению, мы не в силах помочь Тагоми. Мы можем только ждать, надеясь, что в конце концов он придет в себя.»
В Денвере они посетили шикарные современные магазины. Одежда стоила безумно дорого, но, казалось, для Джо это не имело значения. Что бы Джулиана ни выбрала, он расплачивался, не моргнув глазом.
Во второй половине дня, перемерив уйму нарядов, Джулиана выбрала голубое итальянское платье с рукавами-буфами и умопомрачительно глубоким декольте. Совсем недавно она видела такое платье — лучший фасон года — в европейском журнале мод. За него пришлось выложить почти две сотни долларов.
