Ознакомительная версия.
Майлз, кажется, должен стать техником. У него есть для этого мозги. У техника есть еще одно преимущество: если у вас есть мозги, а у остальных — нет, то остальные к вам не пристают, чтобы вы не сделали с ними чего-нибудь ужасного. Место техника подразумевает власть, как знает каждый, кому приходилось ползать на брюхе перед человеком, который может устранить неполадки в вашем компьютере. Их надо задабривать. Место техника очевидно подходило для Майлза — вот только его личность была для этого не приспособлена.
Вот так у вас и получается сюжет. Вы берете персонаж и делаете с ним все самое ужасное, что только для него можно придумать. Это должно проистекать из характера персонажа. Самое плохое для персонажа А не будет самым плохим для персонажа В. У В будут совсем другие личные фобии, которые уведут сюжет в совершенно ином направлении. Так что сюжет становится чем-то вроде скальпеля для персонажа, прижизненным вскрытием, с помощью которого вы забираетесь ему внутрь, рассматриваете его потроха и смотрите, из чего он сделан. Порой это бывает жестоко.
«Осколки чести» и другие романтические истории, написанные именно так, когда в них препарируются два главных персонажа и демонстрируются друг другу, являются самыми удачными романтическими историями. Персонажи узнают друг друга гораздо лучше, чем это обычно бывает.
К концу книги Эйрел и Корделия узнали друг о друге очень многое — и читатели тоже. Это — исследование характеров. Исследование характеров является достойной целью романа. Это цель не единственная, но определенно достойная. «Осколки чести» — это преимущественно исследование характеров. В «Танце отражений» характеры исследуются максимально. Это — книга о том, что происходит у Марка в голове. Так можно коротко охарактеризовать эту книгу.
«Танец отражений» о том, как быть тем, кто ты есть. Я могу описать ее тематически как расширенное размышление о вопросах личности. Главным образом это происходит через Марка, но вторичный сюжет также служит этой цели. Второстепенные персонажи, такие, как группа Дюрона и два брата, Фелл и Риоваль, также имеют отношение к этому вопросу. Айвен — тоже его часть. Эта книга гораздо более структурирована, чем все остальные мои произведения, но по большей части это было сделано подсознательно. Какой-нибудь психолог или литературовед могут получить немало удовольствия, пытаясь проследить положение всех конструкционных элементов, деталей и подпорок.
Читатель должен проникнуть глубже поверхностного слоя, потому что при этом роман представляет собой динамичное приключение. И если вы будете читать его слишком быстро и не доберетесь до других уровней, то пропустите то, что движет героями. Все глубинные слои вполне можно не заметить. Честно говоря, меня это тревожит.
Книга — это не сюжет. Книга — это персонажи и тема. Сюжет нужен только как каркас, на котором все это можно укрепить.
Не существует обязательного порядка, в котором я решаю, как развиваются события или какие изменения претерпят персонажи. Тут работает постоянная обратная связь. У меня бывает некое представление о том, что я буду делать с сюжетом. Иногда я знаю, какого эмоционального результата хочу добиться, и создаю сюжет так, чтобы его достигнуть. Это почти равносильно работе на уровне темы. Это обычно получается и обычно приносит глубокое удовлетворение. Иногда у меня задумана некая последовательность действий, а эмоциональные последствия становятся для меня сюрпризом. Эмоциональный или симфонический рисунок романа — это шаблон, который я стремлюсь создать. Поступки, сюжет создаются так, чтобы они сочетались с этой последовательностью эмоций, развития, тем, полной взлетов и спадов.
«Какую самую ужасную вещь мы можем сделать с Майлзом на этот раз?» — это чудесный источник сюжетов. Повествование может иметь в своем центре либо сюжет, либо персонаж. Оба варианта могут быть удачными. Обычно повествование, сконцентрировавшееся на сюжете, позволяет представить несколько точек зрения. При этом вы перескакиваете от персонажа к персонажу — туда, где происходят наиболее интересные события. Так что вы следуете сюжетной линии, и это служит основой повествования.
Если повествование концентрируется на персонаже, вы сосредоточиваетесь на человеке. Там, где находится этот человек, там и идет повествование. При этом оно ведется с одной точки зрения. Большинство книг о Майлзе имеют одну точку зрения, потому что повествование обычно следует за Майлзом. Приключения придумываются для того, чтобы продемонстрировать персонаж, а не персонаж — чтобы продемонстрировать приключения. Мне самой кажется, что при этом создается гораздо более органичная и эмоционально действенная смесь.
Я писала и другим способом. «Этан с планеты Эйтос» гораздо больше концентрировался на сюжете, «Кольца духов» — тоже. Итак, писать можно как угодно, но я обычно сосредоточиваюсь на персонажах, и именно поэтому повествование обычно ведется с одной точки зрения: оно следует за персонажем и тем, что происходит с ним в ходе развития сюжета.
С самого начала, когда я еще только писала «Осколки чести», когда я еще не задумала историю Майлза, я уже знала, что у Эйрела и Корделии будет сын-инвалид. Это согласовывалось с их положением. Что было бы самым ужасным, что можно устроить для этих людей? Именно это. Дадим им наследника, который не укладывается в барраярские нормы, и посмотрим, что получится. И Ботари тут пригодился. Первая сцена, которую я придумала для «Ученика воина» — та самая песчинка, вокруг которой начинает расти жемчужина, — это была гибель Ботари. Она стала первым эпизодом, который я себе представила: Майлз и Ботари окажутся где-то далеко от дома, и Ботари погибнет, защищая Майлза. Ботари играл в этой книге очень важную роль, хотя и отодвинулся куда-то в сторону, когда накопились другие вещи. Но на самом деле в центре «Ученика воина» была именно эта история: Майлз и Ботари. И название за «Учеником воина» закрепилось очень рано. Идея сюжета пришла из «Ученика волшебника»: молодой человек обнаруживает, что может заварить кашу круче, чем удается расхлебать. Иногда вещи имеют очень странный источник. Порой вы знаете этот источник, а иногда нет. А иногда знаете, но не хотите никому в этом признаваться.
Майлз очень живой. Я им весьма довольна. А ещё он — персонаж переходный. Он находится в патриархальной культуре со старомодными рыцарскими ценностями, которым он старается соответствовать. Но одновременно он же — «чуткая личность». Его мать родом с Колонии Бета, а Колония Бета похожа на Южную Калифорнию, доведенную до крайности. Ну, может, теперь уже и не Южная Калифорния: к старости она становится странной и эксцентричной. Но Бета очень «политически корректна», очень либеральна, однако в ней присутствуют некие скрытые ограничения. Майлз — это пробный камень для всех, кто мучается с нашей собственной меняющейся культурой.
Ознакомительная версия.