Анархия продолжилась и на следующий день, и через день. Страна погрузилась в хаос. Полиция бездействовала. Армия и войска Службы Общественных Дел забаррикадировались в казармах, тут и там за заборами и деревьями настороженно проглядывали стволы пулеметов и тяжелых станковых разрядников. Впрочем, их никто не штурмовал.
Двадцать девятого октября на улицах появились челноки Хранителей. Через час по всей Ростании наступила мертвая тишина. Охваченные паническим ужасом, неизвестно откуда берущимся при приближении серо-стальных летучих машин, люди рассеивались по переулкам, в давке ломая друг другу ребра, разбегались и забивались в любые щели. Некоторые осторожно пробирались по домам, недоуменно оглядываясь по сторонам и пытаясь понять, что же на них нашло. Вечером армия и СОД наконец выбрались из своих укрытий, и на крупных перекрестках и площадях прочно обосновались тяжело присевшие на опоры туши бронетранспортеров, обнесенные мешками с песком. За мешками прятались солдаты с оружием, снятым с предохранителем.
Машины Хранителей курсировали по улицам городов. Вызываемый ими панический страх исчез, но люди все равно старались держаться подальше. Те, кто не мог ускользнуть в какой-нибудь подъезд, вжимались спиной в стену, молча провожая их взглядом.
Тридцатого октября по телевидению объявили о приостановке деятельности Народного Собрания и формировании Чрезвычайного государственного правительственного комитета, берущего власть в стране до выборов в свои руки.
— Господа, господа! — успокаивающе поднял ладонь Перепелкин. — Не надо ссориться по пустякам. Мы вполне способны договориться как цивилизованные люди.
Двое других претендентов, сопя, исподлобья уставились друг на друга. Их взгляды метали молнии, а в глотках еще бурчали последние раскаты грома.
— Андрей Геннадьевич! — обратился Перепелкин к одному из них. — Ну сами подумайте – что вы выиграете от войны? У всех нас есть свои сторонники и противники. Если мы вцепимся в глотку друг другу, сторонники могут предать, а враги не упустят случая ударить в спину. Зачем вам такое? Зачем оно нам всем? Не лучше ли договориться?
— Как у вас все просто получается, многоуважаемый Владислав Киреевич! — язвительно откликнулся секретарь по идеологии, переводя взгляд на директора Индустриального комитета. — Пожмем друг другу руки – и в дальний путь на долгие года? И наверняка с вами в руководящей и направляющей роли?
— Во-во! — поддержал его визави. — Ты, Владик, всегда много на себя брал. И я ни под него, ни под тебя не лягу, и не надейся!
— А ты, Ваня, всегда языком болтал, не подумав! — поморщился Перепелкин, не обращая внимание на возмущенное сопение министра продовольствия. — Несет тебя сегодня, как дизентерийного. Совсем со своими коровниками да комбайнами разучился по-человечески общаться. Да помолчи ты! — раздраженно рявкнул он, увидев, как багровеет и приподнимается над стулом собеседник. — Еще раз повторяю вам обоим: не из-за чего ссориться. За каждым из нас – сила, и сила солидная. Никто не сможет перетянуть одеяло на себя, только общий раздрай ухудшим.
— И что же вы, Владис…
— То и предлагаю! — директор Индустриального комитета метнул на идеолога раздраженный взгляд. — Нам не соперничать надо, а объединяться. Пусть остальные грызутся, как им вздумается, а мы трое сделаем, как решим.
— И как же ты намерен решить? — саркастически хмыкнул Смитсон, все еще багровея лицом. Впрочем, краска уже сходила с его пухлых щек. — Себя на царство, а мы твои шестерки?
— Ну что у тебя за тюремные словечки? — досадливо поморщился Перепелкин. — При чем здесь шестерки? Еще раз повторяю: неважно, кто станет Народным Председателем. Я бы с радостью снял свою кандидатуру, да только мои не поймут. Шушукаться начнут, слухи потянутся… Председателем может стать любой, наша задача – поделить сферы влияния по-хорошему. В другой обстановке посадить бы на трон какого-нибудь надутого идиота вроде Дуболома…
— Только через мой труп! — резко выплюнул идеолог.
— Ну, не Дуболома, — пожал плечами Перепелкин. — Я так, к слову. Ни Дуболома, ни Шварцмана туда, разумеется, пускать нельзя, они всех под себя подомнут. Но любую пустышку, которой нравится на экранах мелькать и перед журналистами важную персону строить. Сами смотрите: индустрия, продовольствие и телевизор – все, что нужно, чтобы крутить страной как вздумается…
— Не все, — тонко улыбнулся идеолог Папазов. — У нас нет главного – силы. Все равно придется звать либо Дуболома, либо Шварцмана. Ну, или Тропинкина…
— Тропинкин – дебил, — хмыкнул Смитсон. — Иметь в руках армию – и не взять власть, когда она валялась на дороге? Да я бы на его месте…
— …сидел бы в казарме и чесал репу, — оборвал его Перепелкин. — Ты, Ваня, всегда слишком прямолинеен, уж извини меня за правду. Ты бы попер танками на толпу, и солдаты бы точно взбунтовались. А сошедшие с ума танковые роты, знаешь ли, не сахар даже в нормальной обстановке. Забыл, с чего революция в двадцать третьем началась? Вот так же парочка умников попыталась солдат на толпу натравить!
— Тропинкин ничего не решает, — задумчиво проговорил идеолог. — Он только и умел, что поддакивать Треморову, тот специально таких в армии подбирал. Не дурак, но инициативы лишен начисто. Генерал – он и есть генерал. Хотя… он может оказаться нам полезным именно потому, что исполнитель, не игрок. А вот со Шварцманом я договариваться не стану, и не просите. Во-первых, при мертвом Нарпреде сила за ним уже не та, что раньше. Во-вторых, старый крокодил сожрет нас, дай ему хоть один шанс. Дуболом… не знаю, не знаю. Вот он дурак, и дурак амбициозный. Тоже попытается нас сожрать, хотя ума не хватит. Но запросто устроит очередные беспорядки на пустом месте. Нет, их обоих нужно… того, чем быстрее, тем лучше. И своих людей на их места…
— Ну вот, уже конструктивнее, — с облегчением вздохнул директор Индустриального комитета. — Ванюша, твоего голоса не слышу. Ты как, согласен играть в команде?
Кривая ухмылка исказила лицо Смитсона.
— Что я, тебя не знаю? Обязательно ведь кинешь, если удастся.
— Да и ты не образец порядочности, — парировал Перепелкин. — Сколько раз ты меня подставлял? Чуть что – и не ты в неурожае виноват, а я дерьмовые трактора делаю!.. Ладно, не о том речь. Нас трое, как паритет держать – как-нибудь договоримся. Каждый из нас при желании сумеет устроить стране небо в овчинку, так что обманывать друг друга не в наших интересах. Да что мы, в самом деле, на троих мир не поделим?!
