Ознакомительная версия.
– Д-а, – сказала, через силу заставляя работать свои губы и язык. – Дэ-обрый в-эчер.
В соседнем с тина-Деллиным кресле мой глаз уловил движение. Я глянул – и невольно содрогнулся.
– Это наша няня, – сказал хозяин, стоя в дверях. – Делла, ты же знаешь, что тан-Лоуренс говорит только по-человечески. Языком.
Я сделал над собой усилие – и отвел взгляд от сидящей в кресле няни. И это существо станет ужинать с нами за одним столом?!
– Она из постояльцев, – кивнул хозяин, кажется, удовлетворенный моим замешательством. – Наверное, мне следовало вас предупредить.
– Вы доверяете девушку…
– Дорогой тан-Лоуренс, нет лучшей няни, чем постоялка. По способности к абстрактному мышлению Делла превосходит и вас, и меня вместе взятых… Правда, она неохотно артикулирует, но это дело наживное.
* * *
Хозяин занял свое место во главе стола, по правую руку от него уселись тина-Делла и няня, по левую – я. Постоялка оказалась почти прямо передо мной; у нее не было глаз, но я не сомневался, что она изучает меня.
Мы молча прочли молитву. Повинуясь знаку хозяина, принялись за еду. Я боялся, что меня стошнит при виде жующей постоялки – но она поглощала свой корм весьма деликатно, и только время от времени напевала Делле несколько нот. Эти звуки не были неприятны: я поймал себя на том, что вслушиваюсь.
– Взрослый человек не в состоянии научиться частотной речи, – сообщил хозяин, наблюдая за мной. – Даже если у него абсолютный слух.
– А вы, тан-Глостер? Вы понимаете частотную речь?
– У меня в свое время тоже была няня…
Постоялка напоминала большой морщинистый мешок, утыканный разной длины волосками; гибкие сенсоры были похожи на растущие вразнобой кошачьи усы. Я отвел глаза.
– Они поразительно чувствуют, – сказал хозяин. – Не распознавая артикулированную речь, способны усваивать восемьдесят процентов информации – из одного только интонационного рисунка. Вы никогда не пытались говорить с постояльцами, тан-Лоуренс? Вам еще представится такой шанс…
Дальний конец стола терялся в темноте.
В этой столовой могло поместиться – и, возможно, трапезничало в свое время – много десятков гостей и приживалов, родственников и домочадцев, детей и нянь, гувернанток и учителей. Длился ужин; у меня не было аппетита. Стол, уходящий в никуда, напоминал взлетную полосу заброшенного аэродрома. Мерцал обогреватель, выводя на экран едва различимые огненные образы; матово горели светильники над склоненными головами, поднимался пар над тарелками, и холод, и полумрак, и постоялка в кресле напротив – мне казалось, что я вот-вот проснусь на узенькой койке в каюте рейсового корабля…
Тина-Делла смотрела на меня. Я вздрогнул, поймав ее взгляд; она улыбалась.
И я, ни о чем не успев подумать, тоже улыбнулся в ответ.
– …Тан-Лоуренс, вам нравится белковый комплекс? – хозяин вытер губы салфеткой. – Оригинально, не правда ли?
– Замечательный белковый комплекс, – похвалил я.
За столом сделалось тихо; я искал – и не мог найти – новую тему для разговора. Безопасную светскую тему – о погоде, например…
– Здесь… постоянно дует ветер, правда? – спросил я, обращаясь главным образом к тине-Делле.
Постоялка издала несколько нот – сперва последовательно, потом одновременно, и они слились в аккорд; тина-Делла повернула голову, поглядела на няньку округлившимися глазами – и вдруг рассмеялась. В мой адрес, хоть и не очень обидно.
– Учительский хлеб не легок, – с усмешкой сказал тан-Глостер.
* * *
Я предвидел, что с новой ученицей будет трудно. Так и случилось – правда, трудности оказались совсем другого рода, чем я ожидал.
«По-человечески», или «языком», тина-Делла говорила мало и неохотно – зато в моих словах понимала даже больше, чем я хотел ей сообщить. Не только смысл – но интонация, мельчайшие оттенки настроений тут же становились ее добычей.
Она вовсе не была деликатна. Ей и в голову не приходило притвориться чуть менее проницательной; наоборот, ей, кажется, доставляло удовольствие ставить меня в неловкое положение.
Она заметила, что я брезгую обществом ее няни, и использовала это новое знание с тем же энтузиазмом, с каким мальчишка пользуется девичьей боязнью мышей. К счастью, у постоялки хватало такта избегать встреч со мной, и Делле не удалось подсунуть живой морщинистый мешок ко мне в постель, как она одно время собиралась.
Она была ребячлива. Она была излишне эмоциональна, и, что самое страшное – она была чудовищно упряма. Всякая попытка «переупрямить» ее провоцировала ни много ни мало, но настоящую вспышку ярости. В один из первых же уроков я попытался настоять на своем, обучая держать кисть правильно, а не так, как она привыкла; результатом моей настойчивости – почти шутливой мягкой настойчивости – оказались истерика и сорванный урок. Тина-Делла сверкала мокрыми глазами и пела – стонала – непонятные мне угрозы и жалобы; я готов был идти к хозяину и отказываться от договора. К счастью, тот бродил по дальним границам своих владений и, как нередко бывало, отключил связь.
Вечером я сказал Нелли, что болен и не в состоянии спуститься в столовую, и попросил принести мне ужин наверх. Нелли подчинилось без единого вопроса.
Спустя полчаса в дверь постучали; я думал, что это Нелли пришло утилизировать посуду, и разрешил войти.
Это была не Нелли. В приоткрывшихся дверях стояла, втянув голову в плечи, несчастная тина-Делла.
* * *
Каждое утро я делал над собой усилие, вылезая из теплой постели навстречу космическому холоду этого дома.
На пластиковом коврике у кровати лежал иней.
В моей комнате был один неисправный фильтр; обнаружив его, бегущий по потолку робот-техник всякий раз издавал резкий тревожный звук, иногда будивший меня по ночам. Утром в дальнем углу с потолка свисали белесые сталактиты известковых отложений; каждый день Нелли «сбривало» их при помощи вакуумной установки, но они появлялись опять.
– Нелли, почему нельзя заменить фильтр?
– Он работает, тан-Лоуренс.
– Ваш паук меня будит.
– Я отключу ему аудиосигнал.
В девять полагалось спускаться к завтраку. По утрам тан-Глостер редко трапезничал с нами – обычно он отправлялся на прогулку еще затемно; тем не менее завтрак начинался всегда в одно и то же время.
Я научился распознавать приветствие, произносимое тина-Деллой на языке постояльцев, вернее, я научился отличать это приветствие от всех других звучащих фраз; однажды я попытался воспроизвести – пропеть – его, но тина-Делла так смеялась, что я не решился повторить свой опыт.
После завтрака тина-Делла поступала в мое распоряжение – я учил ее пользоваться профессиональным этюдником и многофункциональной кистью. Мы рисовали натюрморты до полудня (местные сутки содержали двадцать три стандартных часа), после этого пили чай, и тина-Делла отправлялась на уроки к постоялке.
Ознакомительная версия.
