Александр Казанцев - Возвращение в грядущее (Фантастические романы с иллюстрациями)

Но не поместиться ему за плечами милой женщины звезд, да и другое теперь назначение в жизни у Сандрия!

Слишком много он узнал, и слишком много предстоит ему сделать, чтобы оправдать надежды своих учителей.

Но мальчишка еще жил в нем. Озорная мысль овладела им. Вот здорово было бы воспользоваться когда-нибудь прозрачным крылом Надежанны и попробовать самому полететь!

Однако юноша Сандрий уже повзрослел. Ему вскоре предстоит посвящение в рыцари, и он станет, подобно О Джугию, «рыцарем мира»! К этому их обоих призвали пришельцы. Им самим не удалось повернуть историю планеты-двойника. Сделать это надлежало ее обитателям, овладев мудростью Разума.

Сандрий так же, как и О Джугий, не слишком доверял вновь избранному папию, принявшему на святом престоле многозначительное имя И Мирия (в прошлом Кашония), хотя тот и даровал бесплатно «святое прощение» и Мартию Лютому, и Гневию Народному, и лютерам, и лесным волкам — все по тому же сомнительному праву «наместника первоапостола на Землии» (на больший титул он не отважился).

Тело И Скалия не удалось извлечь из узкой и глубокой расщелины. (А может быть, и не пожелали предавать его земле!).

Новый папий возвестил, что выносит вердикт о запрете «обнажения мечей», следить за чем, как за жестоко караемой ересью, поручалось все той же Святой Службе увещевания с ее «камерами откровенности», кострами очищения и Гарантами Полного Успокоения.

Сандрий благоговейно поднял футляр с дельтапланом, приладил его себе за плечи и направился извилистой тропкой через лес к скале, подножию замка, с твердым намерением начать совсем иной свой «жизненный полет» во имя «необнажения мечей», когда оружием его станет только сила знаний и убеждения!

Пришельцы из космоса улетели, но оставили надежный, живой след на многострадальной Иноземле, в преданиях которой они оживут в неувядаемой притче о Деве небес наряду со сказаниями о гибели Годдона и Саморры и о мучениях божественного Добрия. И не чьи-то страдания, гибель, невежественные суеверия в любых одеждах поверий или религий, а только общий отказ от любой формы насилия друг над другом сможет повести соплеменников Сандрия по светлым путям в грядущее, которого достигнут в своем звездном полете, как объяснила Надежанна, земляне.

Их судьба волновала маленького оруженосца, мечтавшего о том времени, которое они увидят «спустя тысячелетие»!

«В таинственный мир космоса, в беспредельный простор световых лет, к сверкающим центрам атомного кипения материи, мимо звезд, живущих или рождающихся, через вакуум, неощутимый, как пустота, но материальный, как возникшее из него вещество, направлялся теперь в обратный путь звездолет, состоящий из двух разделенных стокилометровым буксиром модулей.

В жилом модуле со множеством этажей и переходов, где ускорение разгона, действуя около года по корабельному времени, равнялось ускорению земной тяжести, создавая ее, раздался детский крик:

— Мама, мамочка! Я — птичка, о которой ты рассказывала! Я летаю!

Действительно, малыш взмыл в воздух над полом кабины и, преодолев первый страх, отчаянно размахивал ручонками. Он испытывал теперь наслаждение от невесомости, которая всем нам знакома по детским снам.

Мать его, математик корабля, озабоченная только что сделанными расчетами, умело подплыла к нему и удержала, чтобы малыш не стукнулся о стенку кабины.

— Осторожно, родной. У птичек есть крылышки, а у тебя только ручки. Ими надо держаться вот за эти скобы.

— Ой, как хорошо! И ты тоже птичка! А я долго буду летать?

— Сколько нам летать, папа скажет.

Легко было пообещать несмышленышу, что «папа скажет», но каково было папе вместе с другим звездным штурманом точным расчетом, вместе с умными компьютерами проложить дорогу среди бесчисленных звезд, собранных, как атомы решетки кристаллического вещества, чтобы не ошибиться и дать команду начала торможения при подходе к желанному звездному кристаллу, в узле которого расположен домен родного Солнца.

И все это время, пока мальчик был «птичкой», звездолет, разогнанный до предела, обретя для оставшихся на месте старта наблюдателей почти световую скорость, перешел по закону относительности в иной масштаб «сжатого времени». И мелькающие звезды проносились мимо него со скоростью куда больше световой (по его часам). Но время на звездах тоже как бы «мелькало» по сравнению с корабельным.

Мать ребенка совместно с другим математиком корабля, внутренне содрогаясь, вычислила, когда вернутся они на родную Землю, через сколько прежних земных лет.

И сухие математические цифры показались ей жуткими.

Лишь бездушные компьютеры могли с холодным безразличием определять, что, поскольку расстояние между звездными кристаллами составляет пятьсот световых лет, вернуться на родную планету звездонавты, преодолев это расстояние в два конца, туда и обратно, могут через тысячу лет.

Тысяча лет! Легче произнести эти слова, чем осознать их!

За время разгона годовалый мальчик перешагнул для себя двухлетний рубеж (по его собственному, совпадающему с корабельным времени), приближаясь к самому интересному детскому возрасту. Трудно было представить, что теперь, при потере им веса, из-за исчезновения ускорения разгона, каждая прожитая им секунда соответствует месяцам или годам на планете, где он родился… Попытка объяснить это ему, конечно, была бы совершенно безнадежной! (Впрочем, равно как и неподготовленному взрослому!).

Когда обретет он снова вес, на его средневековой родине настанет эпоха, современниками которой у себя на планете-двойнике были звездонавты, взявшие его с собой. Когда же он вместе с папой и мамой ступит на их твердую Землю, то со времени отлета оттуда родителей минет тысяча земных лет!

Командиры корабля, выслушав доклады штурманов и математиков, в точно определенный теми миг дали приказ о начале торможения. Ощущение тяжести вернулось в звездолет.

Одновременно на загадочную ныне для них родину послано было радиосообщение. Теперь, когда скорость корабля начнет убывать, радиопослание обгонит его, предупредив новых обитателей Земли, что летящие звездонавты станут для них свидетелями былых веков.

— Мама, мамочка! — снова послышался ребячий крик. — Почему я уже не могу летать? Попроси папу и командиров, чтобы мы опять летали.

Торможение началось. Звездолет приближался к Солнечной системе».

Мои первые читатели, наши прославленные космонавты Георгий Тимофеевич Береговой и Алексей Архипович Леонов, как я вообразил себе в прологе романа, вернули бы мне прочитанную рукопись.