– Скучно.
– Перережь себе вены. Станет веселее.
Они надоели друг другу до чертиков и, судя по всему, способны были препираться бесконечно. Гаруса демонстративно зевнула и поинтересовалась:
– Так я пойду? – И спокойно выдержала взгляды четырех пар глаз.
– Ну что, братья, отпустим гостью? – ухмыльнулся Орвар.
– Давай отпустим, – согласился Расмус, тяжело глядя на нигири. – Пусть идет.
Злоба, полыхнувшая из-под черных бровей, не сулила Гарусе ничего хорошего.
Теперь женщина четко понимала расклад сил: сейчас она на кладбище, во владениях Орвара, который почему-то не склонен причинять ей вред. Или хочет поиздеваться, поглумиться над попавшей в ловушку Отига Гарусой, но, судя по всему, готов предоставить ей шанс. А вот стоит шагнуть за ограду, как рядом появится Расмус, сумасшедший угольщик, большой любитель перетереть добычу в черную пыль. И все знали, что нигири чернобородый ненавидит больше человеков. Потому что...
– Хочешь со мной встретиться, Углежог?
– Позабавиться, – уточнил Расмус.
Его рыжая подружка скорчила гримасу, показывая, что ей забава тоже доставит удовольствие.
– И не боишься? – холодно осведомилась женщина.
– Боюсь? – Чернобородый расхохотался. – Я прихлопну тебя, как муху, татуированная дрянь.
– Можешь прихлопнуть. – Гаруса усмехнулась. – Но станешь ли?
– Ты не первая нигири, из которой я сделаю полмешка угля.
– Но я первая нигири, которая способна пережечь на уголь тебя. – Женщина с вызовом посмотрела на Расмуса. – Ты ведь знаешь, кто я.
Бразар угрожающе фыркнул, напоминая, что драться грязной твари придется не только с хозяйкой.
– Колдунья. – Углежог сплюнул. – Тем лучше. – Сжал кулаки. – К тому же ты слаба и трясешься в лихорадке.
– Это тебя особенно радует, не так ли, Расмус Грязный Трус? Ты ведь не нападаешь на сильных колдунов нигири, которые плевать хотели на Отиг. Обходишь их стороной.
Чернобородый зарычал.
– Смелая, – коротко высказался Охотник.
– Глупая, – презрительно бросила Дагни Два Сапога.
– Отчаянная, – угрюмо произнес Орвар, обгладывая очередную кость. – Она будет драться до последнего. И козел ее – тоже. А когда закончится магия, она станет рвать когтями и зубами. – Рыгнул и закончил: – Я бы на твоем месте поостерегся трогать мою гостью, Расмус.
– Ты издеваешься? – Чернобородый задохнулся от ярости. – Да я ее...
– А ты загляни в будущее, грязнуля, – издевательским тоном предложила Гаруса. – Посмотри, чем закончится наша схватка.
Предсказания не давались ночным тварям. Они знали все, что было раньше, знали все, что было сейчас, но грядущее... Смотреть вперед им не разрешалось.
– Она ворожила! – тревожно воскликнул Углежог.
И кто знает, что увидела? Уж не потому ли колдунья ведет себя столь нагло, что уверена в победе? Что предсказание показало гибель знаменитого Расмуса? Нигири кажется слабой, но кто знает, на что способна татуированная дрянь? Опять же – козел. Таращится из-за спины хозяйки да рогами поводит. А в два витых кинжала наверняка вплетены магические нити...
Размышления Углежога столь явно отразились на его физиономии, что Охотник не выдержал – беззвучно заржал, повалившись на оленью шкуру. Заулыбались псы, вывалив из пастей языки. Хихикнул Орвар, но тут же закашлялся, подавившись очередным куском. Даже мечник, что до сих пор играл в статую, и тот шевельнулся.
Покрасневшая Два Сапога вскочила на ноги:
– Расмус, выдери эту дрянь! Брюхо не посмеет вступиться! В конце концов, сейчас Отиг, мы в своем праве!
– Да, Расмус, будь мужчиной, победи едва живую женщину, – немедленно встрял толстяк. – Убей ее. Тебе ведь нетрудно.
– Я сам решу... – начал было чернобородый.
– Ты будешь решать в угольной яме! – рявкнул Орвар так, что с окружающих кладбище осин посыпался снег. – А сейчас ты у меня в гостях!
Расмус втянул голову в плечи. Два Сапога, ожидавшая от приятеля большего героизма, с независимым видом уставилась на холеные ногти.
– Я же просил – потише! – Охотник обеспокоено посмотрел на заворочавшуюся Сив. – Невеста проснется – приставать начнет. Оно вам надо?
Оно оказалось никому не надо.
Дагни на цыпочках подкралась к спящей и умело просвистела ей в ухо мелодичную колыбельную. Девушка неразборчиво пробормотала несколько слов, перевернулась на другой бок и затихла.
Дальнейший разговор продолжали громким шепотом.
– Ты специально ее привел! – Углежог ткнул грязным указательным пальцем в Брюхо.
– Ага, – подтвердил тот, объедаясь свиными ушами.
– Я бы с удовольствием прошла мимо, – вставила Гаруса. – Охота была в Отиг по гостям шляться. Да еще с ребенком.
– И попала бы к братцу Расмусу. – Орвар ответил чернобородому его же жестом: направил на Углежога толстый указательный палец, с которого капал жир. – Который и ребенком бы не поперхнулся.
– Решил надо мной поиздеваться? – угрожающе проскрипел Углежог.
– Поиграть, – уточнил Большое Брюхо. – Хотел повеселиться.
– Я тебе покажу «поиграть»!
– И что же ты мне покажешь?
– Толстый братец забывает, что нас двое, – вкрадчиво произнесла Два Сапога.
Расмус приободрился. Но ненадолго.
– Орвар не один, – подал голос мечник.
Углежог поскучнел. Дагни выругалась. Гаруса поняла, что чего-то не поняла. Бразар шумно выдохнул, без колебаний принимая в ряды еще одного бойца. Большое Брюхо улыбнулся, вгрызаясь в аппетитнейший окорок. Охотник удивленно поднял брови, но промолчал, зато принялся рассеянно ерошить шерсть лежащей рядом суки.
– Зачем тебе, Ингольф? – осведомилась Два Сапога.
– Мое дело, – коротко отозвался мечник, по-прежнему глядя на огонь. И повторил: – Орвар не один.
Гаруса тихонько перевела дух.
«Что все это значит?»
– Колдунья моя, – злобно сказал Расмус. – Она шла ко мне.
– Ошибаешься, братец, она шла ко мне, – вздохнул Большое Брюхо, которого еще называли Повелителем Кладбищ, и пристально посмотрел на женщину: – Не так ли?
– Смотря что ты имеешь в виду, – тихо отозвалась нигири.
– Ты знаешь, что я имею в виду.
– Все идут к тебе, братец, – грубовато бросил Расмус. – Все попадают на кладбища.
– Но никто не торопится, не лезет без очереди, а когда приходит время, всеми силами старается избежать участи. И вот... – Орвар замолчал, не спуская глаз с женщины, которая машинально положила руку на меховой сверток. То ли пыталась защитить, то ли набраться сил. Продолжать невысказанную мысль Большое Брюхо не стал. Жестко заявил: – Я сожру твою плоть и обглодаю кости, колдунья.
