Кровь - темная, застывшая кровь. Таул замер на месте. Бевлин лежал на скамье в окровавленной одежде. Таул, охваченный страхом, заставил себя подойти к нему. Он коснулся мудреца - тот давно уже окоченел. "Нет, беззвучно выдохнул Таул. - Нет".
В кухне стоял тяжкий запах крови. Таул обнял старика и прижал к груди, отчаянно пытаясь его отогреть. Какой Бевлин легкий, какой хрупкий! Таул баюкал его, как ребенка, и слезы катились по щекам рыцаря, падая на тело старика. "Нет. Нет. Нет", - шептал Таул, сотрясаясь от рыданий. Он знал твердо: это сделал он. Это не подлежало сомнению. Демоны ввергли его в пропасть, и тяжесть вины убыстряла падение.
На болотах стоял дивный летний день. Камыш зеленел, и над ним кружили бабочки. Таул рад был вернуться домой. Три года прошло с его ухода. За эти три года он получил два кольца - рука еще болела от свежего ожога. Разумнее было бы перевязать рану, но гордость не позволяла. Пусть все видят, что он - рыцарь Вальдиса, только что пожалованный вторым кольцом.
Скоро он отправится на дальний юг в поисках сокровищ. Если удача поможет ему, он найдет золото. Если небо поможет ему, он приобретет заслугу перед Богом. Будущее зависело только от него, и Таулу не терпелось начать.
Конь поднялся на пригорок, и Таул увидел внизу свою деревню. Волнение охватило его - радостное, лишенное тревоги: вот он и дома. Все тут по-прежнему: амбар старого Хокера все так же угрожает завалиться, выгон так же запущен. Мальчишки по-прежнему крутятся у околицы - ищут, с кем бы подраться, или девчонок высматривают.
Таул пришпорил коня. Женщины оглядывались на него - на болотах не часто встретишь верхового. В ответ на эти взгляды он учтиво склонял голову, как учили его в Вальдисе. Его красивый плащ тоже обращал на себе внимание, а в сапоги можно было глядеться, как в зеркало. Но никто не проявлял особого дружелюбия - вероятно, люди не узнавали Таула.
По узкой тропке он ехал к своему дому, и на сердце было легко. Он вез сестрам подарки: Саре - шелковое платье, Анне - бисерный браслет. А малыш получит игрушечный кораблик с настоящими парусами. Как они все удивятся - и как обрадуются! Они задушат брата поцелуями. Таул улыбнулся, и что-то стиснуло ему горло - слишком долго он не был дома.
Как ни странно, он не узнавал родных мест. Уже его хижина должна была показаться. Таул галопом пустился вперед, забрызгав грязью сапоги, - и натянул поводья, увидев перед собой пожарище. На обгорелой земле громоздились черные остатки стен и стропил. Только каменный очаг уцелел.
Таулу стало дурно от ужаса. Это его дом - и похоже, что сгорел он уже давно. Таул развернул коня и поскакал обратно в деревню, где остановил первую же встреченую женщину:
- Что случилось с хижиной на болоте?
Женщина хлопнула себя по губам - на болотах этим знаком отводят беду.
- Сгорела дотла - и все трое детишек вместе с ней. Бросили их, бедняжек.
Все поплыло перед Таулом. Он намотал поводья на кулак.
- Кто погиб?
Женщина смотрела на его руку - из-под ремня выступила кровь.
- Да ты здоров ли, молодой человек?
- Кто погиб?
- Две сестрички, красивые обе девчушки, и малыш. Старший-то брат их кинул - живите, мол, как знаете. Это ведь ты и есть, верно? Я тебя по волосам признала. - Она грустно покачала головой. У Таула так сжалось горло, что он не мог говорить.
- Я оставил их на отца, - вымолвил он наконец - не столько женщине, сколько себе.
- Да что с него проку, с негодника? Поболтался тут еще пару недель после твоего ухода да подался в Ланхольт. С тех пор мы его и не видели. Да ты, парень, не убивайся так. И я хороша - выложила тебе все напрямик.
- Как это случилось?
- Толком никто не знает, но голова думает, что одна из девочек, младшая, поди, подлила в огонь гусиного жира. Денег-то на топливо у них не было, а все, что было, они уже сожгли. От жира-то пожар и приключился.
Кровь уже капала из руки Таула на гриву коня.
- Ты отпустил бы поводья, парень.
- Когда случился пожар? - едва слышно прошептал он.
- Да уж года три будет - вот ушел ты, а через пару месяцев дом и сгорел. Я вспомнила теперь - ты тогда в рыцари подался.
Почти три года назад! Все это время он думал, что его сестры благополучно живут на болотах, а их уже не было в живых. Какая боль! Анна и Сара погибли, и ради чего? Ради этих вот двух колец на коже.
Всего несколько часов назад эти метины были для него всем на свете теперь они обратились в позорное клеймо. За них его сестры расплатились жизнью.
Таул выхватил меч - и женщина, снова коснувшись губ, шарахнулась прочь. Таул поднял клинок, ничего не видя из-за слез, и рубанул им по руке, прямо по кольцам. Приняв боль как должное, он отшвырнул от себя меч, тряхнул поводьями и умчался прочь, как демон.
Мейбор, проснувшись, ощутил рядом тепло служаночки Бонни. Она спала, сомкнув губы, и казалась краше теперь, когда кривых зубов не было видно. Мейбору не хотелось больше любви, и он растолкал ее:
- Вставай-ка, девушка, и убирайся.
Она всполошилась и послушно принялась натягивать на себя одежду. Мейбор, обычно любивший смотреть, как женщина одевается, равнодушно отвернулся. Девушка оделась и кашлянула, что бы привлечь его внимание, ждет, поди, когда он ей что-нибудь подарит или назначит новое свидание. Но Мейбор не хотел больше ее видеть - ведь она стала свидетельницей его слабости. Он швырнул ей золотой, проследив с отвращением, как жадно она схватила монету.
Потом встал и подошел к зеркалу, как повелось у него чуть ли не каждое утро с кануна зимы. Язвы на лице почти все зажили, осталась только легкая краснота. Да, снаружи яд почти не оставил следов, но Мейбор знал, что его горло и легкие никогда уже не станут прежними. Он дышал теперь со свистом, точно старик.
Крандл подал завтрак: теплые рогалики с маслом и копченую селедку. Это была любимая утренняя еда Мейбора - слуга, видно, решил его побаловать: Крандл знает, что его хозяин хотел выдать Меллиандру за принца Кайлока. Хорошо, что об этом известно лишь немногим, - какое унижение испытал бы Мейбор, если б весь двор знал о его неудавшейся попытке выдать дочь за наследника!
- Ее величество желает сей же час видеть вас у себя, ваша милость.
- Хорошо.
Ишь как ей не терпится: ведь солнце только что встало. Мейбор знал наперед: королева пококетничает немного, спросит, удобно ли ему в новой кровати, а после попросит не лишать ее преданности и поддержки. Мейбор положил селедку на хлеб, вдыхая аппетитный запах. Ну нет, он ей не лакей, и никаких обещаний она от него не услышит. Пусть помучается - он не собирается оставаться у нее на побегушках.
- Крандл, принеси мне еще селедки да приготовь ванну.
- Но королева ждет, ваша милость.
