– К отправке готовимся, – заметила Аня. – Все выполнено в габарите железнодорожного вагона. Теперь взгляните на сам лунолет. Он пока без разгонного локомотива. – И, нажав кнопку, она открыла ворота ангара.
Там блестело нечто серебристое, похожее на огромную цистерну.
Заложив руки за спину, Николай Николаевич словно в первый раз рассматривал хорошо уже знакомый ему космический корабль, совсем непохожий на многоступенчатую ракету. Здесь была как бы только последняя ее ступень, с кабиной космонавтов, с могущими выдвигаться треугольными крыльями, прижатыми сейчас к оболочке.
– А я и не знал, что вы с ним уже встретились в Восточном порту, – тихо сказал Волков.
– Не с ним, а с ней. Когда-то мы вместе работали в корабельном госпитале…
Волков улыбнулся и ничего не сказал.
Они обошли вокруг «цистерны» и вошли внутрь ее через открытый с другой ее стороны люк, оказавшись в цилиндрическом коридоре. Николай Николаевич сказал:
– Совсем как в подводном доке Арктического моста. Вам это не напоминает?
Аня вздрогнула:
– Это родилось из ракетного вагона и предназначено для разбега в трубе Арктического моста.
– Конечно, – улыбнулся Волков.
– Вот рубка управления, – сказала Аня, открывая дверь в торцевом отсеке.
Через толстое лобовое стекло, занимавшее всю переднюю часть кабины, виднелся двор института с толпой будущих студентов, стоящих у дверей ангара.
– После запуска в трубе разгонным локомотивом мы выйдем на трассу и полетим к Солнцу, чтобы использовать его притяжение. Для окна предусмотрен специальный светофильтр. – Аня нажала кнопку. Послышалось легкое шуршание, и все стекло затянулось розовой пленкой. – Теперь без боли можно смотреть на Солнце.
– И видеть все в розовом свете.
– Что же мне остается делать, если вы отменяете… – улыбнулась Аня.
Волков уселся в кресло пилота и потрогал рычаги:
– Рождено ракетным вагоном? И верно, словно в вагоне и сидишь.
– Не совсем так. Там не было боковых и тормозных дюз.
– Недаром же у вас Ракетный институт, хотя было бы вернее переименовать вас в электроракетный институт. Я имею в виду ваш знаменитый электроразгонный локомотив.
– Это будет очень правильно, Николай Николаевич. Ведь мы открываем у себя электротехнический факультет.
– Слышите, братья Сереги? – обернулся к застывшим от впечатлений мальчикам Волков. – Электроракетчиками можете стать! Вы не ждите меня, ребята, шагайте по аудиториям, лабораториям, идите с остальными…
Мальчики послушно вышли.
– Славные ребята, – сказал Волков. – Значит, ракетный вагон? – переспросил он. – А вы вспоминаете о нем?
– Ну конечно! Он же был прототипом корабля.
– Нет. Я спрашиваю об Андрее Корневе. – И Волков искоса взглянул на Аню. Возможно, из-за светофильтра лицо ее показалось ему залитым краской.
– Об Андрее? – тихо повторила Аня и почему-то прикрыла дверь в цилиндрический коридор, куда вышли мальчики. – Вы знаете, Николай Николаевич, не могу объяснить, но в последнее время я себе места не найду. Особенно после встречи в Восточном порту. Я вам как-то рассказывала о Барулиной. Она была врачом на корабле, где Андрей… Я встретила ее. Столько воспоминаний!.. Ах, если бы вы согласились на наш полет.
– Нет, этот вопрос пересматриваться не будет. Старт вашего корабля с автоматом на борту (имейте это в виду!) откладывается. И на это есть еще кое-какие причины. Я хотел сообщить вам, Аня, – он впервые сегодня назвал ее так, – что Андрей Корнев жив и вернулся к нам… через Восточный порт.
Аня ничего не ответила. Николай Николаевич сидел лицом к пульту и не поворачивался. За собой он не слышал никакого движения. Снаружи доносился гул голосов и какие-то глухие удары. Может быть, кто-то хлопал ладонью по обшивке корабля.
– Значит, перед этим стеклом сперва будет ледяной панцирь? Корабль взлетит внутри «летающего айсберга»?
– Да, да… – пролепетала Аня. – Лед растает в полете от нагрева о воздух, и тогда пленка пригодится, защитит от солнца.
Перед Волковым прыжками двигалась секундная стрелка хронометра. Он следил за тем, как переползала она из левой половины циферблата в правую.
– Он здоров теперь. Много перенес. Пролежал несколько лет в параличе. Терял память…
Стрелка хронометра поднялась вверх, прошла через нуль и стала спускаться.
Волков обратил внимание, что средняя часть пульта словно опрокидывается. Взявшись за специальные выступы, он потянул их на себя. С легким звоном доска пульта подалась и стала поворачиваться, превращаясь в маленький столик. На нем был письменный прибор с набором ручек и портрет в рамке.
Николай Николаевич хотел пододвинуть его к себе, но он оказался привинченным в расчете на перипетии полета.
Морщины на лице Волкова разгладились. Он обернулся.
Аня быстро спрятала платок в карман.
– Я люблю здесь работать, – сказала она, словно оправдываясь. – Одна…
Потом она опустилась на колени и, прижавшись щекой к плечу Николая Николаевича, долго смотрела вместе с ним на портрет Андрея.
– Хотите, я скажу вам, что напишет он на обратной стороне этой фотографии?
– Скажите, – тихо попросила она.
– Но ты всегда со мной… Всегда со мной!..
– Спасибо.
Николай Николаевич вздохнул, полез в карман, достал аккуратно сложенный листок японской бумаги и передал его Ане.
Аня скользнула по нему взглядом, потом внимательно вчиталась:
– Стихи? Какие печальные!.. Этюд Скрябина… наш любимый.
И она прочитала:
Грустный мир воспоминаний!
Все они, как в речке камни…
Хоть в сердце ночь, в душе темно!..
Но ты со мной…
Всегда со мной!..
Аня прижала листок к своей пылающей щеке.
Глава третья. Подводные гонки
Степан Григорьевич Корнев стоял, скрестив руки на груди и наклонив голову. Он словно внимательно рассматривал мозаичный пол, повторявший рисунок потолка, а потому казавшийся его отражением.
На перроне вокзала Мурманск-Подземный было тихо. Около колонны выстроилось тридцать молчаливых фигур, одетых в одинаковые черные пары. Это были инженеры – руководители строительства.
Две девушки вынесли из диспетчерской легкий столик, накрыли его красным сукном, потом принесли блестящие металлические стулья.
Отдаленный шум, доносившийся из темных круглых отверстий, куда уходили рельсы, внезапно смолк.
