— Это довольно удобно, — сказал Широков.
Его и Синяева не удивляла осведомленность Линьга о Земле, на которой он не был. Они знали, что на всей Каллисто буквально зачитывались книгой Бьяининя «Планета Земля», которая вышла недавно в фантастическом количестве экземпляров. Они сами помогали ему писать эту книгу еще в пути, на звездолете.
По совету Дьеньи, они прослушали музыкальный спектакль, что-то вроде оперы. Но артисты не пели, а говорили под аккомпанемент инструментальной музыки. Для Широкова и Синяева музыка звучала странно, а сюжет они плохо поняли.
После ужина, когда зашел Рельос и ночь раскинула над Атилли свой звездный узор, они вынесли кресла на террасу.
Широков сел рядом с Дьеньи.
«Лун» еще не было. Они должны были взойти позже. В темноте лицо Дьеньи было почти невидимо.
Широков вдруг вспомнил, как четыре года тому назад(но одиннадцать с половиной по земному счету) вот так же ночью он сидел с Диегонем, дедом Дьеньи, у входа в палатку, в лагере под Курском, и слушал его рассказ о Каллисто. Мог ли он думать тогда…
Он повернулся, желая рассказать ей об этом далеком эпизоде, но никого не увидел.
Дьеньи исчезла…
Исчезли все, кто был на террасе, и сама терраса…
Волна холода прошла от сердца вверх, к голове…
Равнина, покрытая зеленой травой.
Зеленый лес на горизонте.
Голубое небо, на котором совсем как Солнце сияет далекий Рельос.
Все похоже на Землю, все ласкает глаз привычным, знакомым с детства сочетанием красок.
Кучевые облака над лесом, прохладный ветер, проникающий через открытое окно, нормальная температура воздуха — все «земное»…
Отчего же острое чувство тоски не покидает Широкова?.
Где-то далеко, в безднах неба, осталась Каллисто — чудесная планета, мир будущего!
Совсем не похожая на Землю, она с еще большей силой, чем прежде, влечет к себе.
Два коротких месяца — и дверь прекрасного мира, прежде чем он успел войти, закрылась перед ним. Осталось только воспоминание, вызывающее тоску и горечь неосуществленного желания.
Когда случайно залетевший на Сетито космический корабль покидал ее, Широков жалел, что не увидит больше эту планету, столь похожую на Землю, а теперь, когда он снова находился на ней, проклинал неожиданную и непредвиденную болезнь, заставившую его покинуть Каллисто.
Сетито, несмотря на ее сходство с Землей, казалась ему отвратительной, как насмешка.
С тяжелым вздохом он отвернулся от узкого окна и бросился в кресло.
Он был один в доме на холме, в том самом, который они с Синяевым так недавно рассматривали с огромным интересом как первую каллистянскую постройку, увиденную ими.
Сейчас, после дворцов Атилли, этот дом казался Широкову донельзя жалким.
Синяев отправился с Гесьянем и Бьесьи фотографировать окрестности холма и реку, а если удастся, то и пресмыкающихся.
«Вот, как ни храбрился Георгий, — думал Широков, — но и ему пришлось оказаться здесь. Все случилось не так. Но, может быть, еще не все потеряно, — пытался он утешить себя, — может быть, все обойдется? Мы вернемся на Каллисто и закончим знакомство с нею. Разве не может случиться так?».
Все, что произошло в ту роковую ночь, врезалось ему в память, и он вспоминал о ней с чувством обреченности.
Как врач он знал, что все потеряно, но как человек — возмущался и негодовал на злую шутку, которую сыграла с ним судьба.
Тогда, после вторичного обморока, у его постели состоялся консилиум. Широков сам принимал в нем участие, консультируя каллистянских врачей по вопросам нормальной работы человеческого организма.
Пятеро врачей, во главе с Бьиньгом, подвергли его тщательному и всестороннему осмотру.
Приговор был единогласным.
— Единственное, что может вас спасти, — это немедленное возвращение на Землю, — высказал решение консилиума Бьиньг. — Прививка каллистянской крови не дала ожидаемого эффекта, а может быть, принесла даже вред.
— Значит, людям Земли закрыт доступ на Каллисто?
— Нисколько не значит. Мы сговоримся с медиками Земли. Перед отлетом к нам звездоплаватели будут проходить специальную подготовку, а затем длительный карантин на Сетито и Кетьо. И только тогда прилетать на Каллисто. С вами этого не было сделано. Теперь уже поздно.
— Но ведь я — то совершенно здоров! — в отчаянии воскликнул Синяев.
— Вы так думаете, но ошибаетесь. Просто вы крепче своего друга. Разденьтесь! Вместе с ним мы обследуем вас, и пусть он сам скажет, что мы увидим.
Это был урок каллистянской медицины, и Широков с профессиональным интересом вспоминал многочисленные приборы, с помощью которых под руководством Бьиньга он проверил работу всех внутренних органов в теле Синяева. Отличительной особенностью этих приборов была возможность зрительно видеть процессы, которые врачи обычно только слышат или осязают.
Результат исследования поразил Широкова. Несмотря на внешние признаки здоровья, Синяев несомненно был болен. Особенно пострадавшим оказались сердце, периферические нервы и почки. Широков нашел все признаки нефрита, за исключением отеков на лице. Казалось, что в организм его друга (а значит, и в его собственный) проник какой-то яд. Он хорошо знал, что у Синяева никогда не было нефрита. Состав и давление крови также вызывали тревогу.
— Это не яд, — пояснил Бьиньг, — а результат воздействия лучей Рельоса. Вы видите теперь, к чему привело неподготовленное пребывание на Каллисто. Этого не учли ни ваши, ни наши ученые. Дальше будет еще хуже. Возвращайтесь на Землю.
— Попробуем сделать еще одну, последнюю попытку, — взмолился Широков. — Отправьте нас на Сетито. Может быть, длительное пребывание на ней вылечит нас.
— Отправиться на Сетито вам все равно придется. Звездолет не готов к полету на Землю. Поверьте, мы не меньше вас хотим, чтобы вы вернулись к нам. Посмотрим!
— Нет! — внезапно сказал Синяев. — Я чувствую себя здоровым и никуда не полечу. Я явился на Каллисто для того, чтобы изучать жизнь на ней, и буду продолжать делать это, пока возможно. Мне очень жаль, что Петя заболел и нам придется временно расстаться. Пусть он летит на Сетито, а затем возвращается. Я буду ждать его здесь.
— Это неразумно, Георгий, — сказал Широков. — Мы вылечимся на Сетито и вернемся.
— Я не верю в ее целительную силу.
— А если мне придется лететь на Землю?
— Тогда другое дело. На Землю мы вернемся вместе.
Бьиньг, Гесьянь и Широков пытались переубедить упрямого астронома, но без успеха. Синяев наотрез отказался лететь с Широковым.
