Лённарт неохотно кивнул.
…Морок потускнел и исчез.
Орвар рыгнул:
– Чем лично тебе досадил этот нигири? Мне просто интересно.
– Не люблю тех, кто крадет детей, – хмуро отозвался Лённарт.
Дагни сузила глаза. Охотник фыркнул и, не веря ушам, покачал головой. Орвар заржал во весь голос:
– Однако! Этот малый начинает мне нравиться! Вы слышали, а?!
– Мы слышали. Не буди Син, – попросил Расмус. – Ты испытываешь ненависть к народу Мышиных гор, Лённарт?
– Нет. – Он удивился вопросу. – Если бы похитителем был человек, я бы преследовал его точно так же, как нигири.
– И что будет, если поймаешь? – жадно прогудел Орвар. – Убьешь?
– Если не получится привести назад, к правосудию, то да – убью.
Обжора довольно хрюкнул:
– Я и мои друзья готовы предоставить тебе возможность догнать его.
– Как?
– Мы продадим тебе коня. Без него ты никогда не догонишь нигири.
– Я не вижу поблизости никаких лошадей.
– Ты слишком торопишься, мальчик, – пожурила его Дагни, огорченно цокнув языком. – Нет сделки, нет и лошади. Готов купить?
– Мне кажется, что вас не слишком заинтересуют деньги.
– Нет. Нас интересует твой меч.
– Что?! – вскричал Лённарт.
– Заметь, – спокойно продолжила женщина. – Только меч. Нож можешь оставить при себе. Согласись, клинок за коня – не слишком высокая цена. Мы не требуем от тебя невозможного. Это не рука, не жизнь и даже не… душа.
– Не в моем случае, – глухо сказал Изгой. – Оружие мне понадобится.
– Это не так, – возразил Охотник. – Если беглец пересечет границу и уйдет в горы, твой тесак будет совершенно бесполезен.
Лённарт напряженно сжал губы. Без клинка в этих местах выжить тяжело. Но если он откажется, вернуть ребенка будет невозможно, тот навсегда останется с народом Мышиных гор. Среди застывших водопадов, ледяного безмолвия и свинцового неба.
– А что купил у вас нигири?
– Соображает, – одобрительно осклабился Орвар.
– Я не скажу, что он приобрел, прежде чем ушел. – Расмус взял из рук Изгоя остывшую кружку, залпом выпил, смял ее, словно металл был бумагой, и швырнул в костер. – Но покажу то, чем он заплатил нам.
Углежог сунул руку за пазуху и на раскрытой ладони протянул Лённарту шарик – совсем небольшой, бирюзовый, с серебристыми искорками.
– Интересная безделушка, – безразлично заметил Изгой. – Не думал, что вас интересуют стекляшки.
– Открой глаза, человече! – возмутился Орвар.
– Он не может видеть, брат, – урезонила его Дагни. – Нигири заплатил нам остатками своей волшебной силы.
Почему-то Лённарт сразу ей поверил. Расмус между тем убрал шарик и хитро подмигнул:
– Как видишь, он дал нам гораздо более серьезную плату, чем мы просим от тебя. Отсутствие волшебства у нигири, на мой взгляд, вполне оправдывает потерю меча.
– Если знать, что вы ему продали.
– Тебе придется рискнуть.
Изгой помолчал, чувствуя на себе взгляды всех окружающих.
– Хорошо, – наконец кивнул он.
– Превосходно! – обрадовался Расмус, протягивая руку.
Изгой неохотно отстегнул меч, отдал его бородачу и тот небрежно бросил оружие себе под ноги.
– Выбирай. – Он, не глядя, махнул в сторону, и Лённарт, повернувшись, обомлел.
Из мрака неспешно выступили четыре тени. В одной из них Изгой узнал Свего – своего коня.
– Они… – Охотник сглотнул. – Не кажутся живыми.
– Не волнуйся, – улыбнулась Дагни. – Ты не заметишь ровным счетом никакой разницы между живым и мертвым.
– Тогда Свего.
– Ну вот и решили, – одобрительно кивнул Расмус. – С рассветом можешь отправляться. А теперь тебе надо поспать.
И Лённарт из Гренграса, не успев ничего возразить, провалился в забытье.
* * *
Изгой не понимал, спит он или бодрствует. Все казалось очень явственным, реальным и в то же время слишком кошмарным для того, чтобы быть настоящим. Звезды одна за другой скатывались с небесного свода и, оставляя за собой широкие золотистые полосы, с шипением падали куда-то за горизонт. Из-за деревьев поднималось зарево. Пламя костра ревело, словно вырвавшийся из бездны огненный дух.
В лесу заиграл рожок. К нему спустя несколько мгновений робко присоединилась волынка. Затем вплела свое «я» арфа Клеверного острова. Застучала колотушка по бубну… Музыка, веселая и стремительная, пронеслась над заснеженным погостом, бросилась прочь, но, запутавшись в голых ветвях старых осин, осталась.
Земля легко вздрогнула. Где-то лопнула могильная плита. За ней другая. Кто-то со злым шипением царапал мешавшую ему выбраться на волю преграду. Лённарт сидел ни жив ни мертв. Он слышал, как во мраке ходят, как стучат костями и радуются свободе, наблюдая за бесконечным падением звезд.
Теперь огонь лизал не дрова, а груду человеческих останков. Пламя горело мертвенным бледно-голубым светом, и все, что окружало Изгоя, внезапно изменилось.
Вокруг больше не было лесной чащи. Охотник находился на вершине огромного заснеженного пика с острым гребнем. Одинокая гора довлела над обезумевшим, бесчинствующим, стальным морем, глухо и грозно рокочущим где-то внизу. Деревья превратились в пораженные болезнью, исполинские, тянущиеся к небу высохшие руки, а звезды – в человеческие души. Они – жертвы Отига и прошлого, и нынешнего, и будущего – с криками падали в бездну, чтобы больше никогда не подняться и остаться забытыми до скончания веков.
Среди сидевших у костра теперь не было Ингольфа, а остальные стали меняться. Лённарт смотрел на них во все глаза и желал проснуться.
Лицо Орвара, и без того неприятное, огрубело, обросло жесткими складками, глаза ввалились, рот растянулся от уха до уха зубастой щелью. Из плеч и локтей, разрывая засаленную собачью шубу, вытянулись черные шипы. Кость, которую он с аппетитом грыз, оказалась не оленьей, а человеческой.
Невзрачный парень, Проклятый Охотник, стал крепче, мускулистее и выше. Кутаясь в черный балахон, он прятал лицо за берестяной маской. Его собак не было рядом, вместо них на земле свернулся тяжелыми толстыми кольцами серебряный змей с треугольной головой. Три глаза – синий, зеленый и желтый – немигающе уставились на Лённарта.
Син все так же спала и казалась бледной, прозрачной, призрачной, словно утренний туман, вот-вот готовый отступить перед поднимающимся солнцем. Подле нее расположилась Дагни. Лицо, фигура и одежда прекрасной женщины остались прежними, лишь волосы, брови и ресницы превратились в живое, буйное, непокорное пламя.
