Скрепя сердце, Инталия покорно кивнула и склонилась над мертвецом. Но Рамбай остановил ее:
— Я сам.
Он выдернул из груди самоубийцы кинжал, отер о ее же одежду и подвесил обратно себе к поясу. Затем легко вскинул тело на плечо и вышел из палатки. Инталия последовала за ним.
Только сейчас Ливьен как следует разглядела обвисшие крылья лазутчицы. Как и у всех махаонов, они были наполовину белыми, и Ливьен с трудом поборола в себе приступ брезгливой тошноты.
Похороны прошли так, как распорядилась Ливьен. Само по себе это было необычно: в нынешней войне тела поверженных противников сваливают в безымянные братские могилы… Но Ливьен твердо решила отдать дань уважения мужеству убитой. И даже произнесла короткую поминальную речь о долге и доблести, закончив строфой из «Книги стабильности»:
«Встать пытался, но ветер подул, подул,
Ветер даже сидеть не дал;
Лег, и тут же услышал подземный гул,
Он об этом другим сказал.
И когда огонь этот мир встряхнул,
Всякий был готов. Всякий знал».
Одна из трактовок этого стихотворения: тот оказался спасителем соплеменников, кто не пытался бороться со стихиями. Если рассуждать логически, из этого можно вывести, что смерть — вершина доблести… С другой стороны, косвенно Ливьен напомнила товарищам, что врага уничтожил именно Рамбай, нарушивший дисциплину.
Когда они разошлись по палаткам, Рамбай заметил:
— Этот враг — не последний. Завтра Рамбай снова пойдет.
У Ливьен сжалось сердце. Снова маяться, не зная, жив ли он еще?.. Но если он прав, другого выхода нет. Не дожидаться же, пока махаоны нагрянут сами. Тогда может быть поздно.
…Остаток ночи они не сомкнули глаз. Они занимались любовью — без устали, в каком-то сумасшедшем упоении, словно соревнуясь друг с другом в выносливости и умении. Его полузвериные дикарские ласки и ее знания, полученные на специальных уроках верхнего яруса, дополняли друг друга.
Дойдя до исступления, в какой-то момент окончательно потеряв голову, они выползли из палатки и, не размыкая объятий, взмыли в небеса — так, как это иногда делают бабочки-насекомые.
Огромная луна освещала их своим колдовским светом, ветер ласкал разгоряченные обнаженные тела. Ароматы леса перемешивались с пыльными запахами лагеря и с запахами их собственного пота… То он, то она сбивались с ритма трепетания крыльев, и тогда Ливьен казалось, что они рухнут вниз и разобьются насмерть, и они действительно падали, падали, падали, но всегда успевали взять ритм и повиснуть над самой землей… И тогда они вновь устремлялись в высь.
Несомненно, часовые видели их, но любовникам было не до смущения. Хотя у Ливьен и мелькнула мысль, что, в принципе, по уставу в них должны были стрелять… Но никто, кроме них самих, не нарушил тишину. Они то шептали друг другу ласковые имена, то стонали, то даже кричали в экстазе… «Так любить можно только на краю гибели», — однажды пронеслось в голове Ливьен. И она, внезапно разрыдавшись, тут же объяснила себе происходящее: «Я боюсь, я безумно боюсь…»
…— Рамбай не знал, кто он, пока не встретил Ливьен…
Эта фраза, сказанная им под утро, удивительно совпала с ее собственным ощущением. Кем она была до этой ночи?
На рассвете кто-то подергал наглухо застегнутый клапан палатки. Рамбай моментально вскочил. Костяной кинжал белел в его сжатой руке.
— Кто? — крикнула Ливьен.
— Сейна, — отозвались снаружи.
— Это — друг, — объяснила Ливьен Рамбаю. — Спрячь нож. — И расстегнув полы, впустила гостью.
— Я говорила с Лабастьером, — без предисловий объяснила та причину своего визита.
— И что же он сказал тебе? — Ливьен обратилась в слух.
— Он сказал, что знает, где искать Пещеру. Он сказал, что это нетрудно было определить по некоторым известным ему закономерностям расселения маака и махаон.
— Откуда он может знать эти закономерности?
— Тем его разум и отличается от обычного, что способен получить абсолютно достоверный результат, анализируя сотни и тысячи косвенных данных. Если он сказал, значит, это действительно так.
— И где же находится Пещера?
— Мы с самого начала двигались в верном направлении, и учитывая наши темпы, мы выйдем к цели примерно через семь с половиной месяцев.
— Семь с половиной?! — Ливьен в ужасе схватилась за голову. С момента их выхода из Города прошло лишь полтора!..
— Да, он назвал именно этот срок. И еще он велел передать, что ты и Рамбай ему нравитесь. — Сейна смущенно улыбнулась. — Такое я слышу от него впервые.
— Спасибо, Сейна. Передай ему, что и он нам очень симпатичен… Он не говорил тебе, что мы можем найти в Пещере?..
Сейна замешкалась, затем ответила:
— Он сказал, что там ты найдешь то, что даст тебе власть над жизнями всех бабочек мира.
Ливьен спокойно кивнула, думая: «Это почти слово в слово совпадает с тем, что поведала нам Дипт-Дейен. И это, в конце концов, логично. Если учесть, что мы направляемся в Пещеру ХЕЛОУ — создателя всего сущего. Нужно только перешагнуть через атеизм, навязанный обществом маака…»
— Ли, ты даже не удивилась, — заметила, изучая ее лицо, Сейна. — Ты знала? Выходит, Хелоу существовал? Почему же мы воюем с махаонами?
— Потому что на этой земле есть место или только нам, или только им. Это борьба за выживание вида, Сейна, а религия — только повод. — Ливьен объясняла подруге то, что и сама узнала от Лелии совсем недавно.
— Но почему так? — не согласилась Сейна. — Есть же на свете РАЗНЫЕ птицы и РАЗНЫЕ жуки, и они не ведут друг с другом войну на уничтожение, им хватает места. Так почему не может быть РАЗНЫХ БАБОЧЕК?
— Птицы и жуки — дети природы, а мы — рабы разума. И междоусобица неизбежна. Потому что если ты имеешь разум, ты можешь доверять; а значит — можешь и НЕ ДОВЕРЯТЬ. С какой это стати я буду доверять чужаку? Я — хорошая, я уступлю ему, а он возьмет и обманет — наберется сил и уничтожит меня… Нет уж, я хорошая, но я постараюсь опередить его. И вот, от большого ума, мы все убиваем и убиваем друг друга. И так будет продолжаться, пока не останется кто-то один. Не подумай, что мне самой это по душе. Но что-то изменить в этом раскладе — не в наших силах. Или мы, или они.
А верить или не верить в Хелоу — это тут совсем ни при чем. — Сейчас Ливьен говорила уже больше с собой, чем с Сейной, пытаясь убедить саму себя в новых, чуждых ее натуре, идеях. — Хотя, если честно, меня больше всего мучает как раз это. Раньше я верила в себя, в свои ум и силу, в друзей и врагов, в науку и поэзию… Но если есть Хелоу, значит, нужно поверить и в главные понятия религии махаон — судьба, предначертание, провидение… Неужели мы не принадлежим себе? Неужели все действительно в руках кого-то свыше?! В руках этого распроклятого бога Хелоу?!!
— Хелоу — не бог, — вмешался вдруг молчавший доселе Рамбай. — Хелоу — очень большая, очень умная бабочка.
Ливьен и Сейна недоуменно уставились на него, потом переглянулись и вдруг захохотали, безудержно, как полоумные.
— Так говорят жрецы ураний, — пожал плечами Рамбай.
Он выглядел обиженным.
Как-то мудрая рыба в воде, в воде,
Увидала железный крюк.
А на нем, глядит: как в прекрасном сне,
Жирный, вкусный, большой паук.
Усмехнулась рыба и прочь уплыла.
Не бывает такого ВДРУГ.
«Книга стабильности» махаон, т. II, песнь VII ; мнемотека верхнего яруса.
Мало-помалу Ливьен завоевывала авторитет и доверие соплеменниц. Она поставила это перед собой ближайшей целью и, хорошенько поразмыслив, поняла, как ее достичь. Прежде всего — не так часто пользоваться Правом, пореже напоминать остальным о своей исключительности. Она вспомнила, как скромно вела себя Лелия.
За неделю, прошедшую с той ночи, когда Рамбай поймал вражеского лазутчика, она, хоть руки постоянно и чесались, заставила себя ни разу не оживить Камень. И трудилась наравне с остальными, беспрекословно выполняя команды Инталии. Только не ходила в караул; когда же она спросила Инталию, почему та не ставит ее в этот наряд, та напомнила, что в караул не ходила и Лелия. Нельзя подвергать повышенной опасности того, кто единственный знает, куда и зачем они идут… Возразить Ливьен было нечего, не могла же она открыть, что знает не так уж и много.
Они не только вернулись в оставленный лагерь, но и успели после этого еще дважды сменить место дислокации, заметно продвинувшись по намеченному маршруту.
Ее скрытая война с координатором потеряла недавний накал. Похоже, Инталия признала-таки права Ливьен, и, удостоверившись в надежности Рамбая, отбросила подозрения.
Рамбай пропадал в джунглях, пытаясь найти следы махаонов, но не преуспел в этом. Ливьен начала склоняться к мысли, что его уверенность в том, что Дипт-Дейен была не диверсантом-одиночкой, а членом некоего преследующего караван отряда — ошибочна.
