«Личность какая?»
«Промысловое свидетельство? Веры какой?»
«Раз на небо летит — так веры какой?»
«Я Сергей Сергеевич Думчев! Русский», — отвечал молодой человек.
«Ну, лети!» — сказали в толпе.
Человек, назвавшийся Думчевым, снял крылатку и продолжал возиться у снаряда.
«Уважаемая публика! — обратился хозяин к Толпе. — Терпение! Лишь пять — десять минуточек — и полетит!..»
— Я стояла недалеко от вышки, — продолжала свой рассказ Полипа Александровна, — и видела, как дрожали руки Думчева. Беспокойство, волнение, испуг охватили меня. Ведь вышка высокая! Неужели они все здесь не понимают, что он, этот смельчак, сейчас разобьется?
«Отговори, отговори его от полета!» — упрашивала я брата-студента.
Учился он в политехническом. Знаете, такие красивые эполеты на синей тужурке. Он очень хорошо разбирался в технических делах. Всюду брат сопровождал меня. Как давно это было! Я тогда носила широкую соломенную шляпу. У меня была длинная русая коса.
«Коллега! — крикнул брат изобретателю. — Не помочь ли вам?»
И он стал взбираться на вышку.
Но изобретатель отрицательно покачал головой. Он продолжал возиться у снаряда.
Кругом говорили:
«Никогда не полетит!»
«А почему птица летит? Вся сила у птицы в перьях, — объяснял степенный купец. — А в его снаряде крылья-то без перьев».
«А летучая мышь летает или не летает? — обернулся брат и добавил: — Выходит, что дело не в перьях!»
«Ну, так что ж он не летит? Дотянет до ночи, да так и не полетит!»
«Время! Времечко!»
«Скорей! Начинай! Пора!» — кричала нетерпеливая толпа.
Думчев расправил широкие крылья снаряда и подтянул весь снаряд к краю вышки.
Толпа затихла.
Он продел ноги в ремни и приладил снаряд к поясу. Затем стал просовывать руки под крылья. Крылья были легки, из ивовых прутьев, обтянуты материей и очень подвижны, по-видимому на шарнирах.
«Вот-вот полетит!» — раздались голоса.
«Стой! Стой! — вдруг закричал хозяин. — Стой!»
Все время хозяин не стоял на одном месте: то взбирался на вышку, то убегал к калитке проверять выручку.
«Стой!» — крикнул он, расталкивая толпу, и подвел к самой вышке какого-то чиновника с женой.
Чиновник крикнул Думчеву:
«Слушайте! Супруга моя желает задать вопрос, а вы, сударь, потрудитесь ответить!»
Жена чиновника вскинула лорнет:
«Молодой человек, я любопытствую, какая материя на крыльях этих? Снизу мне кажется, что это муслин. Скажите, где вы брали такой прелестный цвет? Много ли за аршин платили?»
Думчев обстоятельно ответил на этот вопрос.
«Теперь лети!» — крикнул хозяин.
Брат тихо сказал:
«Поля! Помнишь эти стихи:
Любители пошлого сыты,
Их доля светла и легка,
А руки Икара разбиты
За дерзость обнять облака».
В толпе говорили:
«Примеривается к ветру!»
Внезапно Думчев кинулся с площадки. Полетел!
Все замерли, затаили дыхание. И вдруг побежали вслед. Бежали, перепрыгивая, перелезая через изгороди. Бежали молча, запрокинув голову.
Снаряд неожиданно накренился. Люди шарахнулись в стороны.
Быстрым рывком ног, продетых в стремена, что были прикреплены к веерообразному хвосту, Думчев восстановил равновесие.
Стрекоза выпрямилась.
«Ура-а-а!!!» — загудело кругом.
Но это продолжалось едва ли больше одной-двух минут.
От порыва налетевшего ветра всколыхнулись платки у баб. Схватились за шапки и картузы бежавшие за снарядом люди. Ветер подул сильнее.
Брат, бежавший рядом со мной, крикнул:
«Беда! Ветер мешает ему! На схватку с ветром пошел наш русский Икар!»
Я видела: крылья снаряда-стрекозы перекосились. Снаряд сильно наклонялся то в одну сторону, то в другую. Вот-вот упадет!
Брат кричал:
«Смотрите! Ветер валит аппарат влево — Думчев выносит ноги вправо! Ветер вправо — Думчев влево! И снаряд выравнивается!»
Но ветер точно понял уловки человека и налетел сверху. Аппарат «клюнул» носом.
И тогда Думчев стал руками опускать и поднимать крылья. Аппарат опять на время выпрямился. Рядом со мной раздавалось:
«У него силы кончаются! За воздух не уцепишься!»
Аппарат падал. Напрасны были взмахи крыльев. Снаряд гнало ветром к морю.
Толпа ахнула:
«Утопнет! Утопнет!»
Заголосили женщины, кто-то начал креститься. У самой воды снаряд ткнулся в песок.
«Убился! Убился!» — кричала толпа и бежала к морю.
Я опередила всех. Соломенная шляпа сбилась набок и едва держалась на ленте. Я первая подбежала к Думчеву. За мной — брат.
«Вы живы?» — крикнула я.
Думчев пошевелился. Расстегнув ремни, мы помогли ему выбраться из-под снаряда, застрявшего в сыпучем песке.
Подбежали люди. Подходили осторожно и молча, точно боялись потревожить Думчева. Даже мальчишки, босоногие, вихрастые, перебегая от толпы к снаряду и от снаряда к толпе, говорили между собой шепотом.
Брат попросил всех разойтись.
Принесли кувшин воды, и я смочила Думчеву лоб. Брат побежал за извозчиком.
Думчев пришел в себя. Но он не замечал никого. Время шло. Люди стали расходиться. Вдруг он сделал усилие, чтобы подняться.
Я помогла ему. Он встал, обернулся и увидел свой разбитый аппарат.
«Я еще полечу! Полечу!» — сказал он тихо и упрямо.
Низко над нами легко пронеслась чайка.
«Как эта птица?» — Я указала ему на чайку.
«Птица?» — переспросил он.
«Как эта чайка?» — повторила я.
Он долго молчал, точно справляясь с какими-то своими мыслями.
«Нет! Нет! — вдруг резко крикнул он. — Лучше птицы! Как муха! Не только летать, но и стоять в небе! Стоять в воздухе так же твердо, как человек на земле!»
Я испугалась: не помешался ли он? И спросила:
«Какая муха? Что вы! Разве муха стоит в воздухе?»
Он ничего не ответил. Потом тихо прибавил:
«Я научусь всему этому не здесь! А там… только там!»
«Где?»
Но он ничего не ответил.
Мне стало страшно. Брата с извозчиком все еще не было.
Медленно, опираясь на мою руку, Думчев пошел в город.
У моря остался разбитый аппарат. Уже темнело. Я помогала идти этому странному человеку…
Рядом с ним я по-иному, по-новому теперь услышала шум моря, по-новому увидела, какие косые лучи бывают у заходящего солнца.
А он шел рядом со мной, опустив голову. На меня он ни разу не посмотрел. И все шептал:
«Выхода нет! Выхода нет! Только у них! У них учиться».
Я слышала эти слова, но ничего не понимала и ни о чем не спрашивала. А солнце уходило в море.
Где-то далеко в коридоре то стучал, то шуршал веничек соседки.
С самого начала рассказа Полины Александровны я думал: «Скорей бы проверить, доктор ли Думчев писал микрозаписки. Его ли рука? Сверить почерк! Это главное».
